Жестокая кукла

— Что только за бред заселил твою голову? — Это ты не понимаешь... — набираешь воздух в легкие и громко вздыхаешь. Мои пальцы будто приросли к твоей коже и не хотят отстраняться. — Чего же я не понимаю? — насмешливо говорю, заглядывая в твои стеклянные глаза. — Мне пора, я и так задержался, — уходишь от ответа. Пальцы скользнули от скулы к подбородку. Собрав мужество в кулак, я убрал руку с твоего мертвенно-бледного лица. Даже без косметики твоя кожа от рождения была бледной. Но чертовски нежной, в чем я только что убедился. Делаешь шаг вправо, не желая больше слушать меня, неспешно берешься за ручку двери, поворачиваешь ее и оглядываешься. — Да, конечно, тратить на меня свое дорожайшее время — просто абсурд, — говоря улыбаюсь натянутой, искусственной улыбкой. Ничего не отвечаешь, скрываясь за деревянной дверью. И не нужно, так как я говорю правду, которую ты не вправе отрицать. Тебе же никогда не было дела до моей персоны. В гримерке повис запах твоих приторных духов, вдыхая которые, получаю неимоверное наслаждение. И понимаю, как пахнет в раю... Женский парфюм, которым ты всегда пользуешься, навевает некую скрытую радость... Они как дурман-трава туманят рассудок, будоражат все внутри, задевая жизненные органы. Этот аромат пропитал каждую клеточку моего тела. Я так привык к нему и хочу вдыхать его снова и снова, просто беспрерывно дышать им, как вдыхать чистый, но ледяной воздух... Встряхиваю головой отгоняя необычные мысли. Сажусь на пуфик возле трюмо, и завороженно всматриваюсь в отражение зеркала. Легкими движениями косметическим тампоном стираю остатки грима с лица. Переодевшись и завязав волосы в тугой хвост, покинул концертное здание на последок вдохнув запах твоих духов, все еще витавшем в воздухе. Ветер впитал прохладу осеннего воздуха. Недавний дождь оставил за собой неприятную сырость асфальта. Ночная магистраль освещалась спешными машинами, мчащими перед моими глазами. Оживленные пешеходные дороги кишели народом, несмотря на позднюю пору и довольно таки морозную погоду. Я шел мерклыми шагами потупив глаза в асфальт, вкрадчиво, будто пытаясь прочесть на нем. что-то жизненно важное, но кроме редких трещин и изредка, встречавшимся мусором промышленного производства на нем ничего не было. А я продолжал искать ответ на мои вопросы именно на сером асфальте, бегая по нему глазами, как сумасшедший. В голове все смешалось комом тревожных размышлений. Мана живет своей жизнью, не маленький уже, чтобы слушать мои причитания, но ведет себя именно как детсадовец, которому вольно поиграть в кукольный театр. Все у него предрешено уже кто является кем, и будет им пока с землей не сравняется. Для него жизнь всего лишь — кукольный театр, а люди — куклы, которые дергают за ниточки. Но кому же отведена главная роль режиссера, жестокого кукловода? Мои размышления были потревожены каплей, небесных слез. Маленькая, мокрая капля упала на замершие , покрасневшие щеки и скатилась к подбородку, подобно весеннему ручью, протекавшему по плавному массиву. За ней поспешили остальные, нагоняя ее, словно вступая в безгласную гонку. Я поправил скомкавшейся шарф, натянув его выше и спеша накинул капюшон куртки. Сегодняшней ночью звезды не пожаловали рассыпаться по темному небу. Токийские улицы потопали в томных небесных слезах. В душу прокралась дикая печаль, как кошка с длинными, заостренными коготками и непременно начала скрести ими. Она всегда со мной: эта непреодолимая тоска, только умело припрятана в задворках души. Микроскопические, ледяные миллиарды иголок вонзились в тело, заставляя его покрыться гусиной кожей. Я брел в неизвестную сторону подаваясь порыву ветра, прислушиваясь к крику безвольных капель. Кварталом ранее прошел центральную улицу и завернул в неизвестный проулок. Людей всполошил неожиданный дождь и они скрылись кто куда: одни побежали дождем, другие же предпочли воспользоваться скорым транспортом, третьи же находили укрытие в магазинах и других заведениях. непроглядная темень стала моим единственным спутником в этом странном проулке. Ливень лил как из ведра и не думал прекращаться. Я промок до ниточки и дрожал мелкой дрожью, неприятно содрогаясь, не чувствуя онемевшие конечности. Обувь промокла и подошва вовсю хлюпала. Какие-то крики донеслись сзади и я обернулся. Вдали по улице по которой я шел, пока не завернул в этот сомнительный проулок, бежала парочка, мило держась за руки и смеялась так громко, живым смехом, наполненным чистой, детской радостью. Я обернулся и пошел в изначальном направлении, не желая больше наблюдать подобную идиллию. Впереди был тупик из высокого, каменного забора. Идти было дальше не куда, оставалось лишь свернуть и пойти обратно. Чего я так и не сделал. Силы резко покинули мое тело, оставляя слабость и я не мог идти и просто не хотел. Облокотился на здание припав к нему спиной. Отвислая крыша давала возможность спрятаться от ливня. Я почувствовал потребность в тепле и сухости.Эти слова ассоциировались у меня только с одним человеком, согревающее, как грелка посреди холодной комнаты. Я решил позвонить ему. К моему огромному удивлению айфон остался включен, хоть и порядочно намок. После нескольких гудков послышалось мерное дыхание в трубке. — Алло. Чего тебе? — Мне так холодно... — дрожащими губами еле выговорил я. — Что? Я слышу какой-то шум. Ты на улице? — спрашиваешь своим непоколебимым голосом. — Да, одежда вся промокла насквозь. И я забрел в неизвестный проулок и боюсь, что не доберусь домой. Приедешь за мной? Чего вдруг мне взбрело просить Ману о подобном? Видимо, действительно холод остудил мне мозги и заморозил мозговое функционирование. — Неужели я единственный кого ты мог попросить об этом. Позови друга на помощь. А я тебе никто, чтобы спасать твою задницу... — после сказанного в трубке послышались длинные гудки. Каменная стена держала груз моего тела и я сполз по ней, садясь в лужу. Правда с чего именно Мана должен приходить мне на помощь? Я сам не знал, но пытался найти ответ, где по сути он был в моем сердце. Ливень немного стих. Синюшные губы судорожно подрагивали. Слабость полностью подчинила замершее тело. Я был не в состоянии и ногой шевельнуть. Вдали слышалось угнетенное скуление собаки. С крыши домов стекали ручейки, оставленные щедрым дождем. Я ожидал чуда, невидимой весточки, что принесет изучавший меня ответ... Мобильник, который я все еще держал в руке, завибрировал. Большой палец нажал кнопку принятия вызова. — Где ты? — нечутко спросил звонивший, но мне казалось, что это самый нежный и заботливый голос. Ты поступил так непредсказуемо, Мана... Голосовые связки напряглись, как струны. — В каком-то темном проулке, — голос из-за сильного холода стал осипшим. Ничего приглядного где я находился не было. Я не знал ни название улицы, ни района. — Знаешь сколько в Токио проулков? И где по твоему я должен тебя искать? Скажи примерно, как выглядят здания, названия вывесок? Я повернул голову сначала в одну, затем в другую сторону. Осмотрелся вокруг, но ничего приметного не увидел. Темная, узкая улочка с несколькими мусорными баками без единого фонаря. Я вспомнил, как проходил центральную улицу, возле центральной площади, потом свернул вправо, в некий незаметный квартал. — Где-то возле центральной улицы, там еще отель пятизвездочный и сразу за ним первый поворот вправо... — Жди меня, — многообещающе сказал Мана и сердце наполнилось согревающим теплом. Не знаю, сколько еще времени я провалялся в этом захолустье, так как сознание начало ускользать. Холод заставил съежиться, как никому не нужному, бездомному котенку. Я прикрыл глаза и слышал поодаль протяжные звуки скуления собаки и несколько мужских голосов. Вскоре я уловил такой знакомый запах ароматных духов , который, вероятно, забуду не скоро... Омут затянул в свои черные дыры сознание, ноя знал, что дождь прекратился окончательно... Минорное небо закончило плакать, омывать своими слезами грешную Землю...