Жестокая кукла

— Всегда ты так. О чем-то попросишь, а я – безотговорочно помогаю. Моя добросердечность не вечна, — мягко сказал друг. — Тебе уже мало моего спасибо? Рука потянулась к дверной ручке, как друг окликнул меня. Мы были обыкновенными друзьями, что с годами потеряли все дружеские отношения, будто они просочились, как через решето проблем порознь, где взрослая жизнь вместе с работой требовала полной занятости и отрешенности от тех, кому нужна была скорая помощь и поддержка. Но что-то все же осталось между нами, раз я прошу у него помощи. Может, тусклые воспоминания не дают нам окончательно разорвать какие-то ни было связи. Я беглым взглядом посмотрел в окно возле двери, задернутым прозрачной шторой на которой рассыпались золотистые листочки, вышитые под золотистые нити и еще раз пожалел, что не ушел раньше, хотя возможность предоставлялась уйти в любую секунду. Сумрак проглядывал сквозь окно и обдавал своей голубизной. Но мы давно не виделись и разговорились о работе, ведь было некрасиво с моей стороны прийти только потому что мне от него что-то было нужно, требовался предлог. Наши пути разошлись, когда мы добивались признания в карьере: я — в качестве музыканта, а он — в телевидении. Сейчас он добился успеха и ведет новости на одном токийском канале. У обоих жизнь наладилась и мы стали чем-то далеким друг от друга, будто тех, что доводилось, когда-то есть с одной тарелки и не было вовсе никогда. — Из слов шубу не сошьешь, — скрестив руки в локтях, улыбнулся мужчина. — Я заплачу, — не отступался я. — Не нужны мне твои деньги, — вздохнул друг, — все равно я могу достать билеты бесплатно, в знак былой дружбы, — подмигнул он и слегка улыбнулся, — но ты так и не сказал, с кем хочешь пойти. Кто твоя спутница? Неужели ты нашел кого-то стоящего? Он почти расколол меня и его слова «ты нашел кого-то стоящего» заставляли споткнуться об правду. — Ты так говоришь, будто отродясь у меня никого «стоящего» не было. — За все — то время, которое тебя знаю ни одну девушку ты не водил в галерею европейских искусств. А если учесть, что знаю тебя с таких вот лет, — он выпрямил руку и утвердительно словам опустил руку на уровень пояса. — Это значит, что ты намерен серьезно, — попал друг с промахом в самое сердце, задев его... Я следил глазами за тенью на полу и с чего-то никак не мог подвести глаза и посмотреть на друга. Ответ он так и не выудил с меня. Я только обреченно вздохнул полной грудью и убежал от приводившей в смятение темы. — Это неважно, — соврал я, не подымая глаз. – Когда будут билеты? — Я позвоню. — Ну, тогда до встречи. Созвонимся, — бросил я другу и вышел на улицу, предварительно посмотрев ему в глаза. — Да. Удачи там! – двусмысленно крикнул он мне в след и закрыл дверь. Ехать на такси крайне не хотелось тем более домой, в шикарную, но такую одинокую квартиру, где нет радостной улыбки, что встречает с каждым приходом после репетиций, а только темнота первое, что бросается в глаза. Одежда на мне была самая обыкновенная, так, что можно и пешком пройтись и, несмотря на этот холод все равно лучше, некуда спешить, а туда где никто тебя не ждет, можно и не торопится. Сегодняшний день мне показался потраченным впустую. Выходной, который раньше был будто праздником, сегодня казался невеселым, не приносящим ни грамма удовольствия, таким медленно тянущимся и скучным. И эта пустота, словно дно пустого колодца, что проедает все изнутри. Все эти эмоции можно было собрать в пучок и назвать одним единственным словом «скучаю». И ничего поделать с собой не могу, ибо ноги несут уже меня в противоположную сторону – туда, где это чувство угаснет, к тебе домой... На улице нет никого кроме парочки детишек, что весело что-то обсуждают, бегают, тревожа недавно покрывший землю снег, что его слой набирает всего пару сантиметров. Через него даже проглядываются бугорками опавшие листья. По обе стороны улицы красовались огромные двухэтажные дома. Это был богатый квартал, на котором жили богатые люди и мой друг был не исключением. Я ускорил шаг, подумав, что мое появление будет совсем некстати в позднее время. Волнение накрыло с головой, как девочку, что спешит на первое свидание и так нелепо это выглядело. Я, уже было подумав, что Мана спит после второго нажатия на звонок, но вскоре послышались шаги по ту сторону квартиры. По его виду можно было решить, что мои предположения были правильными: растрепанные длинные стороны, заспанные глаза, торс, выглядывавший наружу, пижамные штаны. Картинка представилась во всей красоте, что я как каменный замер, в дверном проеме поглядывая на Ману, который в очередной раз закрывал рукой рот, зевая. — Что ты хотел? – голос его показался, как некогда холодным и чуждым. Все обдумав по дороге я упустил важную вещь, не нашел причины своего появления. Я не находил подходящих слов и сам не знал почему пришел, как же я смогу объяснить ему это? — Для начала может, впустишь меня? – рассеяно сказал я. Мана продвинулся назад и сделал жест, чтобы я проходил. – Ты, наверное, спал и я не вовремя... — Может, ты наконец-то скажешь причину своего появления? – ты выглядел раздражительным, но с тем же неприступно холодным... Я хотел ухватиться за любую глупость и сказать, что-то нелепое, лишь ответить на поставленный вопрос, но ничего не мог придумать, никакого оправдания не находилось, а только стоял и глупо смотрел на тебя, как на высшее божество. И наверняка в твоих глазах я выглядел ничтожеством, но мое виденья тебя это ни капельки не меняло, а только приносило боль, что резала глубоко в груди. — Хотел увидеться, — искренне сказал я. — Только по этому? — Я не буду искать причины и врать. Да это правда, что я всего на всего хотел увидеть тебя. Поэтому я здесь. — Ты становишься предсказуемым. Я приступил ближе к тебе и притянул за талию. Пусть это и было опрометчиво и нагло с моей стороны, но правила игры мы менять не будем... Уже слишком поздно, что либо изменять. Ты не отверг, нет, а просто стоял с выражением лица, с каким стоят в длинной очереди в магазине то ли больнице: изнеможенно — нервным. Привычный запах твоего парфюма изменился на приторно сладкий, противный и такой далекий, что внутренний голос шептал «не твой»... Давил на виски, крушил невиданные иллюзии, разметал боль, как огонь разжигает ветер с новым порывом. В одну секунду я мог понять все то, чего не понял за все эти дни, когда в душе теплилась надежда, но она оказалась ненужной верой в обыкновенную ложь, придуманную мною. Слова застыли в горле, и все что я хотел, так это уйти подальше и больше не возвращаться, но я же вернусь, приручив зверька однажды, он вернется назад вопреки всему к своему хозяину. Но хозяину не нужна эта навязчивая зверюшка, просто с ней иногда бывает интересно, весело, а когда надоест, можно и выбросить или куда-то пристроить. За тоннами лжи я вижу истину, пусть далекую и непонятную, ранимую и жестокую, что разрушает придуманные мною красочные улыбки, но назад не сверну, а буду идти дальше вместе с тобой, даже если, не держась за руки, а просто рядом – не остановлюсь, не сверну... — Завтра увидимся, а сейчас мне лучше уйти, — сказал я, убирая руки с талии. Мана молчал. Я не мог заглянуть в его глаза боясь увидеть там, что-то устрашающее, но на последок все же решился посмотреть и увидел только две темные пропасти, что так и затягивают в свои безвозвратные прорехи. Дверь закрылась за мной, а я не решался уходить, еще немного постояв, я все — таки вышел на улицу в дебри белоснежной красоты. Вечерний сумрак. Тихий холодный вечер, что бродит по безлюдным улицам. Все укрываются где-нибудь в заведениях, прячутся по домам, скрываются от морозной погоды, что наполнена студеным воздухом с маленькими воздушными зернами, что кружатся, падая с неба, медленно и красиво. Помалу все белеет, что создается видимость, будто кто-то невидимый проводит мазок кистью, как художник на полотне небрежно, выбелят в белоснежный цвет. Все усыпано этими белыми зернышками, что в сумраке кажутся с голубым оттенком и небо темно-голубое, не привычно, как летом впечатляющее синевой, а сейчас оно словно сливается с землей, что делает похожим все вокруг на огромный голубой шар. Все так похоже на белую сказку, не запятнанную, совсем не испорченную, заставляющую поверить в нее. Но может быть она только на вид такая прекрасная, тем временем не преступно холодная... Когда же я понял, что эта сказка неминуемая трагедия, что только с виду кажется счастливой с привычным хеппи-эндом? А за окнами прогретых домов морозный вечер рисует ту же белоснежно-лживую сказку...