Измениться любой ценой

Когда я просыпаюсь, вернее, прихожу в себя, на моем лбу уже нет влажного полотенца, зато я заботливо укрыт одеялом и переодет в спортивный костюм. В окно слабо светит солнце, на улице пасмурно и неуютно, а у меня так раскалывается голова, что даже не хочется подниматься. В квартире тихо, но мне не хочется верить, что Марк уехал. Зато я очень надеюсь, что его приятель, пытавшийся вчера выведать, кто я такой, свалил как можно дальше. Забота, пусть и выраженная в запугивании ни в чем не повинных людей, Сергея о Марке одновременно умиляет и бесит. Мне даже кажется, что я ревную, но быстро одергиваю себя. Мы больше не вместе. И вряд ли будем, особенно после того, как он видел, что меня избили его же друзья. Их он всегда ценит больше… Не к месту вспоминается Дима. Он, наверное, волнуется, но проверять наличие новых смс не хочется совершенно, как бы хорошо я к этому человеку ни относился. Я в очередной раз чувствую себя шлюхой, которая никак не может определиться с партнером, и от этой мысли мутит. — Марк… В квартире все еще тихо. Конечно же, он ушел, об этом не может быть и речи, но надежда в моем сердце умирать не хочет. Я не знаю, хочу ли я быть с ним, и не уверен, нужен ли я ему, особенно теперь, но все равно хочу хотя бы увидеть Марка. Я зову его еще раз. Никто не откликается. Голова все еще дико болит, и хочется пить, поэтому я все-таки сползаю с кровати. Холодный пол буквально жжет ступни, перед глазами рябит — я чувствую себя немощным и разбитым, будто мне как минимум семьдесят, а не двадцать один. На кухню я заглядываю осторожно, все еще ожидая увидеть Марка, и интуиция не подводит меня. Правда, обрадоваться я не успеваю, так как сразу же замечаю и другую фигуру, неудобно устроившуюся на табуретке и положившую голову на руки. Сергей и Марк спят по разные стороны стола. Один так, что не видно лица, ссутулившись и почти сползая с табуретки, второй — свернувшись в продавленном кресле. Посреди стола стоят полупустая бутылка водки и полная окурков пепельница. Марк выглядит измученным и усталым, а майка Сергея до сих пор испачкана в крови: вчерашняя ночь была не самой легкой для нас всех. Я боюсь разбудить их, а потому, вдоволь насмотревшись на Марка, отступаю обратно в коридор, стараясь, чтобы босые ноги меньше шлепали по полу. Неожиданно раздается звонок в дверь. Я вздрагиваю и тут же бросаю взгляд на спящих: Сергей только сдавленно вздыхает, но не просыпается. Звонок повторяется. Я спешу в коридор, приникаю к глазку и тут же отшатываюсь: за дверьми стоит Дима. Я прислоняюсь лбом к косяку и судорожно пытаюсь принять решение. Варианта у меня только два: поговорить с ним или сделать вид, что меня нет дома. Обнять Диму и рассказать ему все, что произошло ночью, безумно хочется. С другой стороны, у меня есть Марк, без которого я уже не представляю своей жизни. С Димой нужно все решить сейчас или никогда. Я глубоко вдыхаю и открываю дверь. — Костя, черт возьми, что с тобой случилось? — восклицает он, встревоженно вглядываясь в мое лицо. — Не бери в голову, — я опускаю глаза и делаю шаг вперед, почти выходя на лестничную площадку. — Дим, я хотел сказать… — Тебя снова избил этот подонок? — он касается моих плеч и будто пытается рассмотреть поближе. Я еще не видел себя в зеркало, но догадываюсь, что выгляжу уж очень плохо. — Послушай, — я чуть поворачиваю голову, когда он тянется пальцами к щеке, и продолжаю: — У меня все будет нормально. Но нам лучше больше никогда… Я замираю, заметив, что его взгляд резко устремляется куда-то вдаль, над моей головой. — Руки, блять, от него убрал, — хриплый голос Сергея заставляет меня вздрогнуть. Я тут же оборачиваюсь. Щелкает нож, и Дима, до этого решительно сжимавший кулаки, делает шаг назад. Мне кажется, что меня сейчас начнет трясти от напряжения, но я не знаю, что делать, чтобы не усугубить ситуацию. — Проваливай давай, — устало произносит Сергей, указывая рукой с ножом в направлении лестницы. Дима бросает на меня тяжелый, мрачный взгляд, разворачивается и уходит. Я неотрывно слежу за его спиной, пока Сергей не захлопывает прямо перед моим носом дверь. Я молча пилю взглядом друга Марка, не зная, что вообще должен говорить в такой ситуации. Он, подобно мне, мнется, потом отводит взгляд и убирает нож в карман, видимо, не сумев подобрать слов. На кухне что-то шуршит и звякает. Сергей резко оборачивается на звук, но не торопится уходить, как, впрочем, и я. — Ты не расскажешь ему?.. — тихо интересуюсь я, кивая в сторону двери, где только что был Дима. Марку действительно необязательно знать о нем. — Он уже видел тебя рядом с этим мужиком. Поэтому лучше объясни ему все сам, — отвечает Сергей. Я на секунду замираю, прикидывая, сколько пьяный Марк успел этой ночью выболтать другу о том, какие именно отношения были между нами. Впрочем, судя по тому, что он еще не отпустил ни одного оскорбления в мой адрес, мы с Марком кажемся ему всего лишь друзьями. — Ну что ты уставился? — интересуется Сергей, и оцепенение тут же отпускает меня. — Передай Марку, когда он проснется, что я ушел домой. Я киваю и слежу за тем, как он надевает кроссовки и толстовку. Потом закрываю дверь и, наконец, с облегчением выдыхаю: опасность миновала. Голова, правда, все еще болит после вчерашнего избиения, но на душе становится гораздо легче: теперь мы с Марком остались только вдвоем. Недолго думая, я направляюсь на кухню. Марк все так же спит сидя в кресле, правда, уже в другой позе. Пока он переворачивался, телефон выпал из его кармана, и я спешу поднять его и положить на стол, а потом аккуратно усаживаюсь на ручку кресла рядом с парнем. Он кажется мне все таким же близким и родным, и я больше не чувствую себя слабым и никчемным, как бы ни болело тело. Я снова не смог себя защитить, но в этот раз все было по-другому: рядом не оказалось Марка, да и я не силач, чтобы противостоять сразу троим. Я осторожно тянусь к его руке и сжимаю её в своих пальцах. Рядом с ним все ощущения кажутся острее, и если с Димой мне было просто спокойно, то, когда я нахожусь в непосредственной близости от Марка, меня буквально разрывают эмоции. Не выдержав, я с ручки кресла сползаю к парню на колени и прижимаюсь к нему всем телом, устраивая голову на его плече. Становится как-то по-привычному уютно, но все-таки немного боязно: что, если он оттолкнет меня? Марк тяжело вздыхает и приоткрывает глаза. Сперва несколько секунд с подозрением смотрит на меня, будто пытаясь понять, сон это или явь, а потом в своей обычной грубоватой манере интересуется: — Ты чего с кровати поднялся, идиот? Тебе еще отлежаться надо. — Марк… — только шепчу я, прижимаясь сильнее, и он все-таки обнимает меня в ответ. — А Серый где? — уже мягче интересуется Марк и треплет меня по волосам. — Он до тебя не доебывался? — Нет. Попрощался и домой пошел, — коротко отвечаю я и тянусь к парню, чтобы коснуться губами его щеки. — Я скучал, Марк… Он не отвечает, только крепче обнимает меня. Потом, выдержав паузу, интересуется: — А хахаль твой где? Тот, с четвертого этажа. Меня будто прошибает током, а внутри все холодеет. Марк, чувствуя, как я напрягся, ослабляет объятия и выжидающе смотрит на меня. — Я… Он не нужен мне. Мне нужен ты. Марк только криво ухмыляется и проходится пальцами по моим бокам и бедрам, будто бы вспоминая ощущения, которые начали забываться за то время, пока мы не виделись. — Ты не веришь? — спрашиваю я. Отчего-то становится больно и обидно. — Ну да, конечно, я же шлюха и все такое… — Верно, — вздыхает он. — Не поверю, пока не набью ему морду. — Марк… — Что, Костя? — переспрашивает он. — Ты лег под первого встречного, стоило мне… обидеть тебя. Да, я виноват, но я хотел помириться с тобой… — Я не спал с ним, — твердо отвечаю я. — Клянусь тебе, я не собирался с ним трахаться, я просто действительно запутался во всем этом дерьме и… Он больно сжимает пальцами мой подбородок и целует, так и не дав договорить. Я хочу было вырваться, чтобы высказать все, что накопилось у меня в душе, но потом сдаюсь, успокоенный его объятиями, и отвечаю. Марк целует чуть мягче, чем обычно, но все еще достаточно настойчиво, чтобы я не перехватил инициативу. Однако для меня и это кажется наслаждением: я уже не думаю ни о Диме, ни об избиении, полностью отдавшись чувствам. Он забирается руками под мою футболку и гладит бока и живот. У меня по спине бегут мурашки, но расслабиться я все еще не могу: почему-то появляется чувство, что неизбежно случится что-то плохое. Это чувство сводит с ума, и уже не помогают ни прикосновения Марка, ни тепло его тела. Меня трясет, как тогда, когда я чувствовал себя слабым и никчемным из-за того, что не смог защитить соседа. — Костик, ты чего? — с сомнением спрашивает он и гладит меня по щеке. — Мне плохо, — признаюсь я. — Я так устал… Марк ничего не отвечает, только обнимает меня, прижимая к своей груди, и утыкается носом в мои волосы. Я прикрываю глаза и пытаюсь избавиться от дурных мыслей и сконцентрироваться только на чужих сильных руках, обнимающих меня, запахе и теплоте его тела. Я чувствую себя маленьким, несчастным, но больше не ничтожным. Марк гладит меня по спине, видимо, пытаясь успокоить, и такое проявление заботы с его стороны кажется мне не просто удивительным — в происходящее даже не верится до конца. Хочется плакать то ли от счастья, то ли от страха, что все это может быстро закончиться, но я только шумно всхлипываю и утыкаюсь носом в ворот его кофты.