Игра в стиле нуар

Hello again, friend of a friend I knew you when Our common goal was waiting for the world to end Now that the truth is just a rule that you can bend You crack the whip Shape-shift and trick The past again Metric, Black Sheep В номере полумрак, сквозь жалюзи льется лунный свет. Санса останавливается лицом к окну, спиной к Джону. - Я хочу снять эту одежду, - говорит она. – Это он выбрал ее для меня. - Я отвернусь. - Нет. Сними с меня жакет. Она не поворачивается к нему. Джон снимает меховой жакет с ее плеч и выпускает из рук. Мех соскальзывает по ее рукам и падает. Ее плечи, ее руки покрыты полосками шрамов и кровоподтеками. Белые линии и черные кляксы. Тому, кто это делал, это казалось изобретательным, но ее тело осквернено, и руки Джона начинают ныть, так сильно ему хочется избить Рэмси, уничтожить его, стереть без остатка. - Ты видишь? Я не хочу, чтобы ты отворачивался. Я хочу, чтобы ты смотрел. Я хочу, чтобы ты видел это. На ее спине два вертикальных шрама, будто ей отрезали крылья. - Рэмси ставил пластинку, и джаз гремел на весь дом, будто это был праздник. Он всё выворачивал наизнанку. Всё, что казалось сладким, оборачивалось отравой, а он радовался: смотри, я обманул тебя! попалась! снова! У нее на левой руке, на внутренней стороне ниже локтя – свежий шрам, крест Болтонов. - Он сделал это вчера. Он сказал, это чтобы я не забывала, кому я принадлежу. Джон не решается прикасаться к ней, и она это чувствует. Она сама расстегивает платья и стягивает его с себя, и шелк лежит жалкими кольцами на полу. Санса переступает через платье. - Он наряжает меня как шлюху, а потом мстит за каждый взгляд, которым я обменялась с мужчиной. Санса срывает украшения, высвобождается из шелкового белья и поворачивается к нему лицом, она кипит от ярости. - Я была самой красивой девушкой в городе. Но Рэмси женился на мне не потому, что любовался мной. Он не мог смотреть на красоту и не хотеть уничтожить ее. Полосатая тень от жалюзи змеится по изгибам ее тела. - Ему это не удалось, - наконец говорит Джон хриплым голосом. – Ты самая красивая… - Не говори таких слов. “Самая красивая” в этом мире – не приз, а проклятие, - она качает головой. Ее нервы на пределе. Если она будет продолжать так дальше, то просто сорвется. - Тебе надо отдохнуть, - говорит Джон. - Постарайся заснуть, а я буду сторожить. Джон устало садится в кресло. Санса присаживается на кровать, закидывает ногу на ногу, но она держится, как пассажир в такси, из которого вот-вот надо будет выходить. - Я не смогу заснуть, Джон. - Тогда давай поговорим, пока ты не заснешь. - О чем нам говорить? - Ложись, а я что-нибудь расскажу. Какую-нибудь историю. У меня их много. Санса ждет, и Джон перебирает в голове свои истории. Но у него язык не поворачивается рассказывать их. Санса это понимает и невесело усмехается. - Может, пока мы здесь, наступит конец света, - говорит она. – Это было бы хорошо. - Как ты себе это представляешь? - Просто холод, от которого бы всё замерзло. Слой льда, который покрывает небоскребы и гладко переходит на дороги. Деревья в сверкающих ледяных футлярах. Чтобы больше ничего не двигалось. А потом пойдет снег и занесет всё это, как саван. – Она подставляет лицо лунному свету. Потом роняет взгляд на Джона. – Вот я и рассказала историю. - Да. - Ты можешь быть моим снотворным, Джон. Если хочешь. – Она двигается на кровати, освобождая ему место. Хочет ли он? У него нет воли, чтобы удержаться от этого, да и кому будет лучше от отказа, от звенящей пустоты между ними? Зазор между тем, что он хочет сделать, и тем, что он сделает, сужается и исчезает. Джон опускается на кровать рядом с ней. Он не решается начать первым, но она ждет, неподвижно, отведя плечи назад и приподняв голову, готовая, но в то же время почти безразличная. Джон целует ее, но Санса не отвечает, и он не понимает, то ли он делает. - Тебе неприятно? – спрашивает он. - Нет. Продолжай. Это Рэмси приучил ее быть пассивной, позволяя делать с собой всё, что он захочет. Санса по-прежнему не реагирует, но Джон уже распаляется от ее близости. Он стягивает с себя пиджак, расстегивает рубашку – она не помогает ему. Он целует ее всё настойчивее, пытаясь добиться ответа, и в перерыве – ухватить воздуха – Санса шепчет: - Привяжи меня к кровати. - Что? Джон отклоняется. Она смотрит на него. - Я не могу заниматься этим иначе. Больше не могу. - Нет, - резковато говорит Джон. – Я такого делать не буду. - Ты хочешь другую Сансу? Ты опоздал на много лет. Джон неверяще сдвигает брови. - А что ты попросишь потом? Чтобы я взял нож? - Нет, - говорит Санса гневно, - такого я никогда не захочу. Я ненавижу его за то, что он сделал со мной. Но есть вещи, которые въелись, яд, который выступает на коже вместе с потом… Ты должен это понять, если хочешь понять меня. Если ты принимаешь мои шрамы, ты принимаешь их все. Я теперь такая, у меня сломаны крылья, и мои перья иссиня-черные… у меня разноцветные перья… и некоторые отливают таким цветом, Джон. Джон качает головой – скорее, поводит подбородком под грузом этого. Ее глаза откровенны и пронизывают его насквозь, от них не спрятаться. - Как ты хочешь, чтобы я это сделал? – спрашивает он тяжело. - Галстука хватит. Она ложится на спину и смотрит на него. Джон снимает галстук. Заводит ее руки за голову и свободно оборачивает тканью. - Сделай это по-настоящему, - приказывает Санса. Он затягивает узел. Ее челюсть напрягается. - Поцелуй меня, - говорит Санса. Он целует, и она прикусывает его губу. Ночь темна. Едва он прикасается к ней, Санса выгибается, насколько может, натягивая руки, но ее глаза закрыты, и кого она себе представляет? Ночь темна. В нем эхом гудит бешенство на Рэмси, и он уже не сдерживает себя… его любовь яростна, не потому, что он хочет причинить ей боль, нет, он хочет смыть следы Рэмси, сделать ее только своей, сделать ее снова целой, пусть она почувствует это… Рэмси отпечатан на изнанке ее век, неужели прикосновения Джона напоминают ей о Рэмси Болтоне, и Джон покрывает ее поцелуями, будто может стереть шрамы… Она стонет, и он не знает, почему – из-за него, Джона, или из-за того, что у нее в голове – и всё заканчивается. Он встает и оставляет ее. Она лежит, закрыв глаза, расслабив руки. Потом открывает глаза и смотрит на него, будто говорит – “теперь ты знаешь”. Она использовала его, чтобы получить удовлетворение, но себя саму она спрятала за панцирем. Ей было бы все равно, если бы он ушел сейчас. Он злится на Сансу, но уже не может оторваться от нее, только не так. Джон возвращается и ложится рядом с ней, опираясь на один локоть. Проводит тыльной стороной ладони по ее щеке. - Ты хочешь еще раз? - Да, - отвечает Санса. Джон медленно развязывает узел, не отпуская ее глаза. Она смотрит с сомнением, и Джон осторожен. Он бросает галстук в сторону и бережно держит ее запястья в своих руках, он не отпустит, пока она не разрешит ему. И Санса наконец доверяется ему. Она кивает. Джон ложится, и Санса поднимается над ним, и она прекрасна в этот момент. Он переплетает свои пальцы с ее. На этот раз Джон нежен, ему хочется подарить ей что-то настоящее. Он приподнимается и обнимает ее за талию, и она оттаивает, оживает в его руках, и они чувствуют друг друга, тают друг в друге… - Обними меня, - шепчет он, и она обвивает его шею руками, зарывается пальцами в его волосы, отчаянно, будто делает это впервые в жизни, и она наконец-то освобождается. А потом они лежат, обнявшись, он гладит ее волосы и чувствует покой, и она тоже в покое, будто с них сняли груз. Почему он думал, что боль сделает его живым? У него внутри тихо, оказывается, он ждал эту тишину так долго, а в его объятиях теплая, тихая Санса, как мерцающий огонек; вот всё и началось для него снова, он вернулся к жизни. *** Джон просыпается рано утром – впервые за долгое время не от кошмаров, а от света, как обычный человек. Сквозь окно льются лучи солнца, окутывая Сансу золотистой дымкой. Медные волосы горят, плечо обнажено, и она обнимает подушку. Она спит так мирно, и ее ненакрашенное лицо выглядит моложе. Он оставляет записку и уходит. Когда Джон возвращается, Санса ждет его, завернувшись в простыню, и это идет ей лучше любого платья. Но Джон всё же протягивает ей сверток из коричневой бумаги. Санса вопросительно улыбается, чуть прищурившись, и в этот момент она кажется той девочкой с фотографии – непосредственной, свободной от условностей и угроз. Она разворачивает бумагу с любопытством, поднимает сложенную ткань, и сверток распадается и превращается в платье. Простое бежевое платье с длинными рукавами, присобранными на плечах, отложным кружевным воротником и кружевными манжетами. Кружево черное, грубоватое, из шерстяных ниток. Потом Санса расправляет черный жакет. Она слегка улыбается и смотрит на Джона. - Рэмси наряжал меня как шлюху. А ты – как сельскую учительницу. - У меня не было времени найти что-то получше. - Нет, я шучу. Просто забавно, как меня воспринимают мужчины. - Ты еще купишь себе всё, что захочешь. Она тянется поцеловать его. - Я надеюсь, зеркало меня не узнает, - шепчет она. Она наряжается и неуверенно смотрит на Джона. Он берет ее за руку и поднимает над головой, и Санса вертится, и даже пытается засмеяться, всё смелее, будто вода ломает лед на речке. Такой могла бы стать та девочка с фотографии, если бы она не встретила Рэмси. Хозяйка приносит им чай в щербатых кружках и бутерброды, и Джон с Сансой завтракают, устроившись на постели, будто на пикнике. - Что будет потом? – спрашивает Санса. - Я узнаю, когда наладят движение поездов, и мы поедем на вокзал. - Люди Рэмси будут проверять поезда. - А мы можем спрятаться в товарном поезде. Убежим отсюда, как парочка влюбленных преступников. Санса скептически смотрит на него. - Я даже не знаю, какое из этих двух слов звучит более нелепо. Джон тем временем думает, сможет ли он забрать с собой Брана и Рикона. Оставлять их здесь опасно, но и везти их неизвестно куда… Может быть, попросить Тормунда отправить мальчиков через несколько дней… Следовало бы обсудить это с Сансой, но понравится ли ей это? Он ведь не лжет ей – просто он должен обдумать это сам, так? - Я отнесу поднос вниз, - говорит Джон. - Подожди, хозяйка сама за ним зайдет. - Она старая женщина, ни к чему ей лишний раз подниматься по лестнице. - Не уходи, - почему-то тревожно говорит Санса, но он только целует ее в лоб. Внизу он отдает поднос и спрашивает телефон. Телефон в задней комнате. Джон идет туда и звонит на вокзал. Поезда уже ходят. Джон медлит и набирает свой собственный номер. Трубку не берут целую вечность. У него начинается нехорошее предчувствие, когда Тормунд орет в трубку: - Алло! Иные бы вас побрали, в такую рань звонить! - Тормунд, это Джон. - Ах, Джон. Где гуляешь, а? - У вас всё в порядке? Никто не приходил? - Горизонт чист. Мальчишки еще спят. А, нет, не спят – кажется, мелкий что-то делает. Рикон, ты чего там делаешь? Надо же, он завтрак готовит. Но я еще посмотрю, будет ли это съедобно. - Тормунд, будь настороже. - Джон, чем ты сам занят, можно узнать? Я тут работаю нянькой, Бран на меня зырит, Рикона за шиворот держу, чтобы на улицу не сбежал… Ты вообще собираешься возвращаться? - Для вас будет безопаснее без меня. Мне надо всё продумать, Тормунд. Пожалуйста, побудь с мальчиками еще день. - Ты мой должник, Джон. - Да. Знаю. – Нехорошее предчувствие начинается снова, на этот раз Джон смотрит в потолок, будто может сквозь него увидеть Сансу. – Тормунд, мне пора идти. Наверху что-то падает, и Джон бросается в холл и вверх по лестнице, доставая револьвер. Дверь в номер распахнута. На него наводят оружие двое громил. Сансу удерживает какая-то девица в красном брючном костюме. Девица прижимает нож ей к горлу и жадно улыбается, глядя на Джона из-за плеча Сансы. - Джон, убей ее – или меня – только сделай что-нибудь! – требует Санса. Она на грани. - Тише, милая, зачем так быстро, - сюсюкает девица. Санса вырывается, и у нее на шее выступает кровь. - Джон! Я не вернусь к нему! Он не может этого сделать, он заденет ее, если выстрелит – Тут его бьют по голове, и он проваливается в темноту. *** Джон приходит в себя на полу номера. Почему он всё еще здесь? Неужели кто-то снова пришел на помощь? Но вокруг только тяжелая, давящая тишина. На полу блестит кровь. Он оглядывается. Один рукав рубашки закатан, и на его левой руке вырезан крест Болтонов. Джон рывком поднимается, не чувствуя боли. Сансы здесь нет. На полу валяется клочок бумаги. Очень тонкой красной ручкой – буквы кажутся острыми – выведено: “Приходи и поиграй”.