Under pressure

Витя смотрел и не понимал. Он был в том состоянии, когда грань между реальностью и сном настолько хрупкая, что отличить их сложно. – О чем? – просипел он. Начальство переглянулось. Витю посадили на стул лицом к монитору и включили запись. Черно-белая картинка, коридор, молодой худой парень в форме, которая висит мешком на тощем теле, а форменная фуражка сползает на уши. Ну не нашлось формы, подходящей по размеру, что ж теперь. Или это преступление? Против моды и дресс-кода? Лица под козырьком не видно, но здесь же был Витя, никого, кроме него. Время, в которое сделана запись, показано в верхнем правом углу монитора – сомнений не было, это он. Вот Витя ходит, иногда присаживается на корточки, сидит несколько минут, снова встает. Все верно, так и было. Не было только такого, что Витя воровато оглядывается по сторонам, достает некие металлические предметы, то ли ключи, то ли отмычки и заходит в святая святых. По часам монитора видно, что находится он внутри минут пятнадцать, а потом выходит с некой папочкой и скрывается в глубинах коридора. Потом появляется, но уже с пустыми руками и продолжает свое дежурство. В конце продемонстрированной записи он перебрасывается парой слов с Серегой и удаляется, слегка пошатываясь. Это сон, это просто ночной кошмар, порождение температуры и больного организма... Не было этого, не могло быть! – Еще отпираться будешь и строить из себя невинную овцу? Витя молчал, глядя на свои ботинки-переростки. Этого просто не может быть. Если сейчас злосчастную папку обнаружат в его вещах, то... То придется признать одно – он клептоман-лунатик с провалами памяти. Павел Николаевич сел на край стола, поднял несчастного парня за подбородок и проговорил, глядя в глаза: – Ты сейчас расскажешь все: зачем взял документы, кому отдал, сколько за это заплатили. Иначе сядешь. Всерьез и надолго. Или ты думаешь, тебе и второй раз сойдет с рук? Витя обмер. Он, наивный человек, искренне думал, что его позор останется только при нем? И каковы шансы поверить тому, кто уже замешан в подобном. Ему не удалось доказать свою невиновность тогда, что уж говорить про нынешний эпизод, где его эпические похождения запротоколированы, задокументированы и выставлены на всеобщее обозрение. Да он сам себе теперь не верит, что уж про остальных говорить. – Я не брал, – снова просипел он так, что Звягин вынужден был придвинуться почти вплотную, чтобы расслышать. Пристальный взгляд задержался на лице неудачника. Он хмыкнул, коснулся запястьем лба Вити, еще раз смерил взглядом. А самого Витю скрутил приступ кашля. – Вызовите врача, глаз с него не спускать. Пока – обыскать вещи. – Здесь уже все просмотрели. Ничего. – Дома. – Но он не выходил из центра, – возразил начальник. – Мне нужна папка с документами. Неважно где, неважно как. И чем быстрей, тем лучше. Начальник службы безопасности кивнул и отправился выполнять указания. – Ты знал о том, что здесь камеры? Витя кивнул. Об этом знали все. Первый инструктаж как раз и оповещал, что любая попытка присвоить чужое – чревата, вся территория под наблюдением. Только полный идиот будет так подставляться, проще уже сразу с транспарантом и объявлением по громкой связи. Врач констатировал ОРЗ, но не исключил и осложнения в виде пневмонии. – Постельный режим, можно бы и госпитализировать. Естественно, тщательный уход. Витя закрыл глаза, он уже не знал, что для него хуже – оказаться на улице без работы и, соответственно, без крыши над головой, или с крышей. И стенами. И с решетками на окнах. А мама, которой и так несладко, будет ждать сына-уголовника и прятаться от злоязычных соседок. Он бы застонал, если бы мог. *** Его все-таки отправили в больницу. Сбежать оттуда он не мог, даже если бы и хотел. Осложнения не заставили себя ждать. Температура держалась на критической отметке, но он выкарабкался, смог. Его перевели в обычную палату, где лежало еще трое больных. Все трое были значительно старше парня, их навещали и жены, и дети, а Витя... Витя размышлял о том, что будет дальше – уведут ли его в наручниках из одного казенного учреждения в другое или дадут добраться хотя бы до дома. – Оклемался? – знакомый стальной голос, белый халат, накинутый поверх дорогого костюма, в руках пакет с тем, что принято приносить больным. – Да, – голос вернулся, хотя еще и подхрипывал. – Я надеюсь, ты оценил, что тебе дали отсрочку? – Да, – повторил Витя. Значит, все-таки в наручниках. – Но ты можешь добровольно все рассказать, облегчая свою участь. В противном случае – пойдешь как рецидивист. – Я не брал, – Витя смотрел в стальные глаза, – я ничего не брал. – Собирайся. – Павел бросил пакет с фруктами на кровать, ничуть не заботясь о его дальнейшей судьбе. – Куда? – Узнаешь, – бросил Звягин в дверях, – десяти минут, полагаю, хватит.