__________
В самые ранние часы, ещё задолго до того, как солнце яркими лучами начало пробиваться через оконце, Северус сидел в собственном кожаном кресле, полностью затерявшись в массивной кипе документации. Бессонная ночь была для него сродни тренировке силы воли. Гермиона вскрикнула во сне, и лишь когда он убедился, что всё в порядке, то поправил её подушки и вернулся на своё место. Это было то, чего она заслуживала на данный момент. Ведьма нуждалась в здоровом сне, хоть Северус и знал точно, что схлопочет за этот жест доброй воли всевозможные проклятия. Когда жена его спала уже крепко, взгляд Северуса натолкнулся на оставленную без присмотра волшебную палочку, и мужчина долго, пристально изучал ту. Он не должен прикасаться к этой вещи, ни в коем случае. Ведь он даже не знал, сработает ли она в его руках. Даже не предполагал, как отреагирует внешняя защита тюрьмы, если он попытается ей воспользоваться, но пальцы чесались до невозможности от мысли, что он сумеет вновь прикоснуться к магии. Прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз чувствовал, как та пронизывает всю его суть, от кончика носа и до подушечек пальцев. И искушение оказалось слишком велико, чтобы ему противиться. Когда Северус поднял оставленную палочку, то легко почувствовал с ней близость. Конечно, проводником магии она была не таким, как его собственная, но, тем не менее, эта тонкая связь, проводящаяся силу, была ощутима. И тогда Северус Снейп впервые за долгое время произнёс своё первое за долгие годы заклинание: — Люмос. При свете волшебной палочки он начал читать. И всё читал, и читал, и читал... Северус старался впитать столько информации за раз, сколько только мог, пролистывая отчёты о продуктах, многочисленные анализы рынков сбыта, а так же пометки к исследованиям и предложения, идущие, как от самой Гермионы, так и от её работников. И вот он снова просто не мог ничего с собой поделать. Соблазн оказался необычайно велик. И вот, взяв в руки самопишущее перо, Северус принялся исписывать листы пергамента так, точно снова готовил эссе по зельеварению на третьем курсе своего обучения. И, боже, это было на самом деле великолепное чувство. Он довольно много подчерпнул для себя о Грейнджер Индастриз, информация эта искренне впечатлила его, но, в поисках ещё чего-то важного, он был ещё более впечатлен, в этот раз в плохом смысле. Давно и всем известно, что мужчина может многое рассказать о женщине, лишь посмотрев на содержимое сумочки той, и Северус почти не удивился, обнаружив, что та наполнена всевозможными женскими штучками, шкафами, полными документов, совершенно расношёрстными журналами, предметами первой необходимости и... Палатка? К тому же, дно её сумочки, если это действительно было дно, а не поверхность, скрывающая что-то под собой, было усеяно сотнями изломанных перьев, сломанных иголок, обёрток от жевательной резинки и монетами разного достоинства. Но, что больше всего ошеломило его, так это небольшой чёрный ящик с медикаментами. Видимо, Гермиона предпочитала всегда держать под рукой аптечку, достойной целой команды колдомедиков. И снова же, это конечно безумно интересно, но не заслуживает особого внимания, учитывая факт того, насколько параноидальной была девушка. Нет, то, что привлекло его непосредственное внимание, было рецептами на зелья. Их было великое множество, такое, чтобы запасти на несколько лет вперёд медицинский кабинет Поппи. Огромное количество всего возможного: Мигрени-больше-нет, Женское обезболивающее, Никакой-Изжоги, средство от желудка, а так же... Антидепрессанты. Огромное количество антидепрессантов. Самое сильное, Non Solum Noctus, или же общеизвестно называемое «Жидкий свет солнца»; было так названо из-за физиологического воздействия, оказываемого на пациента. Северус быстро вытащил из аптечки небольшую бутылку, напоминавшую пивную, цвета тёмного виски, и сразу же изменил размер той, чтобы спокойно уместить на ладони. Затем потянул за пробку, понюхал содержимое, и тут же закашлялся. Затем инстинктивно поглядел в сторону спящей Гермионы, чтобы убедиться, что не потревожил покой той. И, к великой радости, она даже не пошевелилась. — Вот же дерьмо. — пробормотал он себе под нос. Мужчина понятия не имел, кто готовит её антидепрессанты, но точно знал, что девчонка отваливает за то серьёзную сумму в галлеонах, учитывая качество. Этого жидкого света было вполне достаточно для того, чтобы даже дементор смог после приёма вызвать собственный патронус! Неудивительно, что ведьму не беспокоило сексуально влечение; того и в помине быть не могло. Насколько он помнил (конечно же, не учитывая того, что за последние пять лет мог случиться какой-либо невероятный прорыв в исследовании зелий – но это было под огромным сомнением), ни один мастер зелий не смог бы усовершенствовать антидепрессант так, чтобы тот не подавлял сексуальную активность. Удовольствие, вкупе с счастьем, а так же боль, были тесно взаимосвязаны синаптическими мозговыми реакциями. При длительном воздействии на одну из областей, другая компенсировала своё отсутствие самым причудливым образом, вызывая совсем уж непредсказуемые реакции. И как бы удивителен не был наш мозг, со всеми его переплетениями, даже ему порой трудно воспринимать сообщения от нервной системы, загруженной обилием лекарственных средств. Иными словами, небольшое количество боли, разбавленной удовольствием, вызывало бы у любого здорового человека сексуально влечение, и если хоть одна деталь из этой реакции отсутствовала, то, следовательно, о подобном не могло быть и речи. Гермионе же явно было полностью плевать. Она была, как и было выявлено раньше в их попытках переговоров, холодной и черствой сукой. — Ну что же, — смиренно прошептал он. — Я всё одно не смог бы её взять. Вместо того, чтобы рывком подняться от звонка будильника, как то было обычно, Гермиона лишь глубже закрылась в мягкое пуховое одеяло. И держалась за это чудесное чувство, где-то на грани сна и осознанности. В любую минуту это ощущение растает тревожностью и обыженными делами, но девушка обязана была насладиться каждой секундой этого блаженства, пока время его не истекло. Но было что-то ещё, гнетущее и странное чувство, бьющее в затылок, будто бы кричащая, что что-то тут не так, но Гермиона лишь мысленно отмахнулась от того. Эти чудесные мягкие простыни нежно обволакивали всё её тело, а запах трявяного мыла успокаивал, и она попросту не могла отказаться от того, чтобы закрыться в них с головой. И пускай весь этот чёртов мир подождёт. И вот, когда невыносимая тяжесть с её век наконец-то спала, Гермиона судорожно выдохнула, осознав, что яркий свет бьёт по глазам. Ведь она всегда пробуждалась ещё задолго до того, как солнце восходит на небосвод. Вторая же странность заключалась в том, что простыни, на которых она лежала, имели медово-коричневый цвет. И это было удивительно... Постельное бельё на её кроватях всегда было бедно-голубого цвета. Гермиона выпрямилась в постели. — Ты! — и даже взвизгнула от неожиданности. Северус перевёл на неё взгляд, чтобы удостовериться в полной мере, что ведьма наконец-то встала. — Ага, и тебе доброго утра, — совсем уж безмятежно сказал он. — Да как ты мог... Ты позволил мне... О, не могу поверить, что ты... Ты! Злобный старикашка! О чем ты только думал! — она осеклась и в защитном жесте подняла руку. — Погоди! Который час? Северус лишь пожал плечами в ответ на это; время уже после завтрака, но ещё до обеда. И судя по дискомфорту в животе, привыкшем получать пищу по расписанию, тот уже не за горами. — Гермиона, ты единственная, кто здесь имеет часы на руках. Конечно. После быстрого взгляда на часы Гермиона вскочила с кровати. — Да как ты позволил мне проспать до полудня! — её свирепость ощущалась в голосе. — Ты хоть немного представляешь, насколько важен сегодняшний день? О, ты даже не представляешь, насколько ты его испортил. И о чем ты только думал, позволяя мне спать здесь? Северус лишь снова пожал плечами. Просто потому, что это её бесило. — Какие претензии, мэм, это я здесь жертва, вынужденная отказаться от спокойного сна, уступив тебе постель. Могла бы и поблагодарить за это. Не в том состоянии ты была, чтобы аппарировать вчера в ночь, и поэтому я считаю, что сон привнёс в твою жизнь хоть капельку хорошего. — Хорошего? Хорошего? Какого черта ты решаешь, что хорошо для меня? Я пропустила из-за тебя, придурка, половину дня. Мои дела откатятся из-за этого дня на недели! Понимаешь, недели! Гермиона взяла кучи пергамента и блокноты, которые Северус положил на пол, поспешно засовывая их в сумку. Северус спокойно ответил: — Ты пропустила, разве что, ежедневное совещание по планированию, и производственную пресс-конференц-связь, хотя не совсем уверен, что такое конференц-связь... — Это совершенно иное! — прошипела она, и пергамент в её руке сжался в кулак вместе с ладонью от внезапного осознания. — Ты не имел никакого права. Не имел права! Просматривать! Мои! Вещи! Где, чёрт подери, были вообще твои мозги, когда ты намеренно читал мою интеллектуальную собственность? Это коммерческая тайна. Я могу хоть сейчас пойти и подать на тебя в суд! Северус снова пожал плечами, наслаждаясь тем, как её глаза сужаются всякий раз, когда он это делает. — Ну, давай же, подай на меня в суд. У тебя уже в полном распоряжении мой дом. Что ещё ты сумеешь выиграть от дела? Продление моего срока заключения?__________
Non Solum Noctus — Не только этой ночью Название главы: Fides Punica — Пуническая совесть