Номер один

Наруто избегает его. Его не увидеть теперь ни в резиденции, ни в гостях у однокурсников, ни на полигоне. Плюнуть на все и заявится к нему домой ему мешает ощетинившаяся гордость, рычащая и рвущая когтями грудь, но заставляющая его держать голову так же высоко, как раньше. Она негодует: этот недоумок не достоин даже того, чтобы думать о нем. Ни тем более тосковать, ни страдать по нему, ни… скучать? Нет, нет и нет! Ночами ему улыбается мертвыми губами брат, снова разъедающее сознание пустота в голове, руках, ногах и сердце. Он бросает попытки нормально выспаться, пропадает всяческий аппетит. Хоть раньше его как такового не было, но тогда хотя бы имело смысл есть, спать, сохранять пресловутую веру в завтрашний день. Это не болезнь, как любит повторять Сакура. Это просто осень. А еще это Наруто. Наруто, который ушел и уже точно не вернется. Однажды Годайме, приняв отчет после очередной миссии, говорит, не сводя с него взгляда внимательных янтарных глаз: - Тебе уже двадцать четыре, Саске. Под маской открывшего клюв ястреба в яростном клекоте ему удается скрыть тень удивления на своем лице. Надо же… более семи лет после окончания войны, более трех лет после вступления в АНБУ, и также чуть меньше года, как он стал капитаном. Все эти даты, более или менее значимые, ускользнули мимо него, как и ускользает все остальное. Он уже на три года пережил возраст смерти Итачи. Между тем Годайме продолжает: - Ты смог доказать свою лояльность и верность, - кажется, ей не нравится этот официоз, но Саске понимает, что он явно не из тех, кому она может от души порадоваться, и этот тон его вполне устраивает. Но сказанное далее вводит его в непритворное изумление. - Ты… не думал о продолжении клана? Вспышка – и перед глазами воскресает уже смутный, но все еще цепляющий какие-то забытые нежные уголки подсознания образ родителей. Подчеркнутая сухость отца, за которой он скрывал по-отечески сдержанную заботу; ласковые руки матери, ее улыбку и шелковое касание мягких волос к лицу во время объятия… память безжалостна даже к тем, кого мы любили больше всех на свете. Он предполагал, что с последнего наследника великого клана потребуют подобного рано или поздно, знал и готовился к решению свыше, но потом… Потом был Наруто, и Учиха забыл обо всех приличиях, обетах и обещаниях. - Да, Хокаге-сама, - отвечает его собственный голос откуда-то издалека. - Совет во главе со мной принял решение, что тебе пора искать невесту. Мы выделим вам дом, маленький, правда, но, может, через несколько лет… - Я согласен, Хокаге-сама. Но у меня нет невесты. «И не предвидится», - он почти что произносит это, но вовремя сдерживается. Она не поймет… просто не поймет, как ни крути. - Мы предвидели такой ответ. И уже нашли тебе невесту, - Цунаде выглядит почти довольной. Невеста явно либо из родовитой, либо из богатой семьи. Либо все и сразу. - Смотрины через восемь дней, готовься. Саске сухо кивает и уже почти собирается уйти, как неосторожный вопрос срывается-таки с губ: - Можно ли узнать, кто это? Годайме улыбается краешками аккуратно накрашенных губ, но тут же скрывает улыбку за скрещенными кистями рук. - Хьюга Хината. Дальнейшие события смешиваются в разноцветную круговерть из смотрин, подготовки к свадьбе и обострившейся бессонницы. Из-за свадьбы поток миссий практически перекрыт, и Саске задыхается от скуки. Все эти бесконечные церемониальные кимоно, яства к столу и узоры на пиалах сидят уже поперек горла. Ну вот честно, какая к хуям разница, голубой или нежно-лазурный? Поэтому, когда его спрашивают, берет ли он в жены Хьюгу Хинату, пелена безразличия спадает с его глаз, и он чувствует в своей руке чужую – маленькую, тонкую, но всю в шрамах и ссадинах, замаскированных слоем пудры – руку шиноби, такого же, как и он. Он будто впервые видит нежное, бесцветное от волнения, страшно чужое лицо своей молодой жены. Такое же безразличное, как и у него самого. Если надо будет охарактеризовать совместную жизнь с ней, то Саске может сказать точно лишь одно ее свойство – как девушку, говорящую постоянно «нет». - Нет, благодарю Вас, - отвечает она, когда он предлагает ей саке. - Извините, но нет, я очень устала, - говорит она, уходя с свадебного ужина пораньше. - Нет, нет, прошу тебя, Саске-кун…- полузадушено шепчет она куда-то в ладони, закрывающие ее лицо. Длинные черные волосы распущены, легкое хлопковое юката распахнуто, одеяло сброшено на пол, ладонь Саске неспешно оглаживает белое круглое плечо жены, спускаясь дальше, ниже, собирая ткань складками. Пережитое напряжение, видимо, вырывается наружу: чакра неуравновешенно пульсирует под кожей, покусывает пальцы; движения дерганые, нервные. Проскальзывает раздражение: утешать нервную девку еще недоставало. Но он усмехается про себя – это кто еще нервная девка… У самого руки дрожат, а в горле жжется сухой спазм, перекрывающий дыхание. Пальцами вниз по шее, ключицам, белой груди с крупными нежными сосками, животу, мягкой поросли между ног… Ему не нужна запуганная, дрожащая от страха жена, боящаяся его прикосновений и вынужденных ласк. Поэтому он просто ласкает ее пальцами, после наваливается сверху, подминая под себя. Чувствует щекой ее тихое рваное дыхание, теплую влажность и нежное нутро, обхватывающее его. Он не спешит первой ночью: берет ее неспешно, вдумчиво, почти нежно, ждет, пока она коротко задрожит под ним и отвернется, душа судорожный вздох подушкой, а после сразу же откатывается на свое место. Он знает, что после первого раза требуется передышка и перерыв на несколько дней на восстановление порванных тканей. Но потом он будет брать ее еще. И еще. Пока они не достигнут долгожданной цели всех: клана Хьюга, Совета во главе с Годайме, наследия его клана… Быть женатым – это значит нести определенную ответственность. Саске впитал это правило с молоком матери. Теперь уже не проваляешься в постели до обеда после миссии, не зажуешь наспех какой-то кусок вместо обеда, не пойдешь снимать напряжение в кабаке или того лучше – в борделе. Теперь его ждет чужой, полный незнакомых теней дом и жена, избегающая его взгляда, покорная и тихая. Скрытная и опасная в своем истинном обличье – Саске мгновенно узнает эту чакру, длинные черные волосы, изящное тело в форме АНБУ. На него смотрит ощерившаяся кошачья морда вместо бесцветного жениного лица, и Саске не выдает ничем то, что он ее узнал. Как и она – они стоят рядом в кабинете Хокаге пару минут и исчезают в разных направлениях. Кажется, это и есть их предназначение – расходиться разными путями. Саске кажется, что хандра отступает под напором мелких будничных проблем – то снова целая кипа бумажной работы, то затяжные миссии с литрами пролитой крови – чужой и своей. Целые дни в госпитале, долгие часы ноющей, сжимающей внутренности в кулак боли, ежедневные посещения жены и редкие – сокурсников. А потом Наруто женится. Саске рассматривает смущенно-радостное лицо Сакуры, сухо поздравляет ее и чувствует, как рука Хинаты сжимает его рукав намертво, до хруста в ткани. Все друзья и мало-мальски знакомые люди толпятся в маленькой гостиной молодоженов, создавая шумный веселый бедлам, но чета Учих плывет мимо них всех, с одинаково отрешенными лицами. Он запрещает себе смотреть в сторону Наруто, но в поле зрения сама попадает светлая растрепанная макушка и из всех многочисленных голосов он может слышать лишь один. *** Наруто смотрит на него, не отрываясь; наваливается сверху, прижимаясь кожей, всеми доступными частями тела, и они будто составляют две части причудливой мозаики – грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам. Он напрягается, тяжело дышит в шею, сжимает руками предплечья; так жутко смотреть в бешеный водоворот синего в его глазах. Но Саске смотрит, не отрываясь. Узумаки издает полузадушенный стон и утыкается лбом ему в плечо; он мокрый, он пахнет солью и совсем немного – полынной горечью, и Саске сжимает его в кольцо рук и пробует на вкус кожу смуглого сильного плеча, обводит контур выпуклых мышц на шее. Его много, может, даже слишком: вес его тела сверху, жар кожи, вкус, запах, сладкая мука в его глазах… Саске чувствует себя будто зажатым в коконе, но ему не хочется выбираться отсюда никогда. Наруто выбирается из кольца его рук, кусает губу, а потом улыбается – лениво, хищно, немного шало. Выпрямляется на вытянутых руках, оплетая его ногами, и Саске в живот тычется его возбужденный член – твердый, пульсирующий, блестящий от смазки, и он обхватывает его ладонями, ласкает медленно, чуть сжимает. Узумаки вздрагивает, сипло выдыхает, а затем плавно съезжает вниз, останавливаясь и пережидая первый острый дискомфорт сопротивления мышц. Он терпит, кусает губу, зажмурив глаза, а Саске и сам не торопится: гладит руками крепкие мускулистые бедра, чуть выступающие тазовые кости, жесткую курчавую поросль на лобке, член… Узумаки напрягается от его настойчивой, обманчиво-ненавязчивой ласки, шумно дышит и встряхивается головой, как большой пес. Улыбается. И начинает медленно двигаться. Мышцы живота напрягаются, по телу проходит томительно-сладкая волна – Саске понимает, что долго не продержится. Этот добе всегда успевает раззадорить его еще до самого действа так, что потом остаются лишь жалкая парочка минут на главное. Дольше держаться просто пытке подобно. Однако тут же он злорадно отмечает, что сам Наруто частенько спускает раньше, в какой бы роли ни был. Странный повод для гордости, но все же. Все их общение всегда сводилось к соперничеству. Хоть раньше Учиха и выходил из их противостояния победителем, то с каждым разом это становилось все труднее. И в итоге, даже после их наркотически-сумасшедшего первого раза в его день рождения, после того, как они съехались, сами того не заметив, после того, как они обнажили друг перед другом столько, что осталось только снять кожу, плоть и кости, они остаются соперниками. Во всем – будь то пост Хокаге, или мытье посуды после ужина. И даже в постели: Саске добром не дается, как и сам Наруто. Лишь после бурной, яростно-сладкой прелюдии все становится на свои места. Если сверху оказывается Саске, то секс становится грубоватым, но зато острым, на пике ощущений. Если же Наруто… Учиха, сдерживая нечленораздельное мычание, крепко сжимает смуглые бедра, напрягается, переворачиваясь, подминая его под себя. Чувствует, как елозит по животу влажный, подрагивающий член Узумаки, слышит его прерывистый сиплый вздох, и сам тихо стонет, утыкаясь мокрым от пота лицом в его щеку. Наруто любит долгие ласки. Любит доводить его до изнеможения, до злых стонов и судорожного, мучительного удовольствия. Любит ласкать сам, часто забывая о самом себе, даже если он на пределе. Как и во всем, что бы он ни делал. Вот и сейчас, даже на грани оргазма, он умудряется прикоснуться к нему везде, куда только может дотянуться: съезжает ладонями по мокрой спине, гладит напрягающиеся при толчках ягодицы, впивается пальцами в бедра. А потом кончает – вздрагивает, прижимается грудью и животом, задерживает дыхание, а следом выдыхает – хрипло, на грани шепота. Саске делает последнее усилие, сжимает плечо Наруто, заходится в душном мареве оргазма… Затухающее удовольствие они провожают вместе, ласкаясь, скорее просто касаясь губами, чем целуясь. Тяжело дыша и заглядывая в глаза, до безобразия довольные. - Скорострел, - тихо говорит он. - Сам-то едва-едва перескакал, теме, - хрипит Узумаки, растягивая зацелованные губы в широкой улыбке. - И все равно я победил. - Ну смотри… берегись теперь. Это вызов, - он щурит глаза усмешкой, усталой и одновременно веселой, радостно-светлой. Конечно же вызов. Чтобы он смог потягаться с ним не один раз.