Венец творения

       Мне снился удивительный сон, я даже не хотела открывать глаза, чтобы остаться в нем подольше. С момента пробуждения мутации их не видела! А тут такой детальный, масштабный и совершенно точно нереальный! Попала в Марвел, ха!        Но когда глаза всё-таки открыла — увидела незнакомый потолок… Потолок квартиры Гамбита!        На мои счастливые писк и смех из кухни вышел Барнс, окутанный аппетитными запахами еды… — Не могу поверить, что это не сон, и я не в лаборатории, — сообщила ему с абсолютно счастливой улыбкой, крепко обнимая подушку. Со стороны, наверное, я выглядела совершенно неадекватной.        Но Барнс лишь хмыкнул. — Иди умойся. Завтрак почти готов, — сказал он и тут же снова скрылся на кухне.        На пару секунд аж в ступор впала, переваривая услышанное. Мамочка Барнс…        Я послушно отправилась в ванную, подумав, что готова взять все свои нелестные слова про Барнса обратно! Если он такой душка, что даже завтрак приготовил, я амнистирую его по всем статьям!        Гамбита снова не было в доме. Не потому что я не ощущала его присутствия — уже вчера ощущение от него значительно ослабло. И это внутренний «радар» ещё долго его засвечивал! Обычно я переставала «чуять» надкусанного в течение получаса, а тут почти целый день! Нет, все дело было в том, что ни в ванной, ни в гостиной, ни на кухне благодетель не отыскался. На закономерный вопрос Барнс поставил передо мной тарелку с яичницей и овощами. — Сказал, что уйдёт по делам до вечера.        Я уже приступила к еде, задумчиво посматривая на такого серьёзного Барнса. Он, кажется, ждал от меня реакции?.. — Ну… Ладно? — пожала плечами, не видя ничего криминального.        Барнс закатил глаза и сел за стол напротив меня. — Ты вообще в нем не сомневаешься? Настолько доверчивая? — угрюмо расспрашивал он. — Ну да, он же мутант, — хихикнула, притворяясь более глупой, чем на самом деле. Смеяться под взглядом Барнса быстро расхотелось. — Баки, что я могу сделать? Я обычный человек. Я могу лишь полагаться на тебя или Гамбита в вопросе собственной безопасности…        Стало даже как-то грустно от простой и давно известной мне истины. Барнс отвёл взгляд, замолчав, а я продолжила работать вилкой, сметая всё с тарелки. Когда доела, он неожиданно забрал у меня посуду и наложил еще добавки. Даже кофе нам налил! — Баки, ты — золотце! — искренне сообщила, накидываясь на еду так, будто это не вторая порция, а первая и я жутко голодна.        Хотя жутко голодна я всегда.        До возвращения Гамбита заняться было нечем: в квартире из развлечений оказались лишь барахлящее радио и стопка журналов, которые я быстро пролистала. Из-за того, что Барнс вчера эволюционировал аж до извинений, я не побоялась до него докопаться — нам обоим нужно налаживать социальные отношения, а кто для этого подойдёт лучше, чем такие травмированные мы?        Начала с нейтральной темы. Точнее, с нытья, что радио не работает. На это Барнс сказал только, что чинить не будет — инструментов нет. О, так в теории он умеет это делать? Я аж зависла на пару секунд, прежде чем вспомнила, зачем вообще начала ныть. На вопрос о любимой песне Баки загрузился на добрые две минуты, и я уже собиралась потрясти его за плечо, испугавшись, что сломала деда… — Не могу вспомнить название, — хмуро признался он, покачав головой так, будто пытался вытряхнуть это знание наружу. — А… А напеть можешь? — осторожно спросила, не желая так быстро сдаваться. — Может быть, я узнаю? — несмело улыбнулась, пытаясь подбодрить Барнса.        Он посмотрел на меня несколько секунд и медленно поднял взгляд на потолок. — Сладкие сны… — пробормотал Баки, но я услышала и уже начала активно копаться в памяти. Я столько музыки за жизнь переслушала! Уж если это не что-то совсем местечковое, точно вспомню! — Сладкие сны будут с тобой до первых солнечных лучей, сладкие сны прогонят все твои заботы…        Голос Барнса затих, и он опустил голову, уставившись на меня. А я хмурилась и пыталась вспомнить. То, что он даже не напел, а просто зачитал, было мне знакомо! Но слишком давно слышала, и требовалось время, чтобы перебрать мою идеальную память.        Первым вспомнился запах. Запах крепких папиных сигарет, от которых даже сейчас защекотало нос! Я начала напевать, следуя воспоминанию, джазовый мотивчик — и вот название и слова песни начали формироваться:  — Немного помечтай обо мне! — победно вскричала, широко улыбнувшись. — И всё-таки ты настолько стар! Она была модной в сороковые. Мой отец её слушал только потому, что в принципе джаз любил, — насмешливо сообщила, положив руки на подлокотник дивана.        В принципе, чего я хотела от американского сержанта, гулявшего по тусовкам как раз в сороковые годы, когда её пели все, кому не лень? Как там поется-то?.. — Над тобой ярко светят звёзды, ночной ветерок, кажется, шепчет: «Я люблю тебя!» Птицы сонно поют на деревьях, надеюсь, в твоих снах найдется место для меня! — стараясь подражать мужскому голосу и джазовому мотиву этой песни, с улыбкой смотрела на Барнса, ожидая реакции. Но он вдруг замер и даже прикрыл глаза, напрягаясь всем телом. Я аж испугалась. — Хэй, ты в порядке?.. — Да. Продолжай, — отрывисто приказал он, и я даже спорить не стала.        Хорошее настроение испарилось, как не было его. — Скажи: «Спокойной ночи» и поцелуй меня, просто обними покрепче и скажи, что будешь скучать по мне, — напевала я уже своим голосом, не пытаясь пародировать оригинального исполнителя. Конечно, певица из меня аховая: за плечами только уроки пения в школе — и вокальные данные совершенно обычные, но, похоже, Баки все это было неважно. Ему важны были лишь слова песни, принадлежавшие той его жизни. По-настоящему его! И я сама ощутила тоску и грусть, стискивающие горло, когда осознала, как значима она. — Пока я буду грустить в одиночестве, надеюсь, в твоих снах найдется место для меня. Звезды уже исчезают, но я еще побуду с тобой, милая. Всё еще желаю целовать тебя, страстно желаю остаться с тобой до рассвета, милая, и просто говорю… — слова старой песни легко всплывали в голове и срывались с губ.        Я уже слышала тихие барабаны и завывания трубы. Дух джаза робко кружил вокруг нас, перенося на годы назад. — Сладкие сны будут с тобой до первых солнечных лучей, сладкие сны прогонят все твои заботы, но в твоих снах, какими бы они ни были, надеюсь, найдется место для меня. — продолжил вместе со мной Барнс, и я чуть улыбнулась, встречаясь с его затуманенным взглядом.        Возможно, он даже не видел меня — возможно, он был там, в своей юности, бок о бок с ещё тщедушным — ещё не Капитаном Америка — Стивом.        Но я была здесь. Была здесь и видела Барнса, который, вопреки всем ухищрениям Гидры, пронес сквозь годы себя-Баки. Ему осталось только кропотливо и заботливо откопать самого себя в глубинах памяти. Разморозить?.. — Звезды светят сверху на тебя, ночной ветерок, кажется, шепчет: «Я люблю тебя!» Птицы сонно поют на деревьях, надеюсь, в твоих снах найдется место для меня. Сладкие сны будут с тобой до первых солнечных лучей, сладкие сны прогонят все твои заботы, но в твоих снах, какими бы они ни были, надеюсь, найдется место для меня, — пела я уже одна, но видела, как шевелятся губы Барнса, слышала, как иногда он подпевал — не все слова помнил, но, слушая меня, стремился вспомнить… — Да, пусть в твоих снах найдется место для меня!        Повисла тишина.        Я немного запыхалась, да и пить хотелось: нарушая волшебный момент единения с прошлым, поднялась с дивана и пошла на кухню. Барнс даже не вздрогнул, даже взглядом не проводил! Так в себя ушёл…        Однако не настолько глубоко, как я думала: через пару минут, когда уже начал закипать чайник, он пришёл на кухню. — Кофе будешь? — спросила я, испытывая чувство дежавю.        Барнс согласно угукнул и сел за стол, все ещё загруженный.        Лишь когда я поставила две кружки кофе и приземлилась напротив, он поднял на меня вполне осмысленный взгляд. — Спасибо тебе.        Сначала я подумала, что ослышалась; что мне показалось. Но идеальная память… — Да не за что, — немного смутилась я.        Не ожидала благодарности. Тем более — такой! То, как Барнс сказал «спасибо»… Как будто я ему жизнь спасла, не меньше. — Благодаря тебе я вспомнил того, кем был когда-то. Ненадолго и немного, но… — запальчиво начал Барнс и очень быстро стих, уставившись в кружку.        Он не продолжил, и я неловко заерзала на стуле. Быть свидетельницей чужих душевных метаний как-то… Память выдаёт, какой эмпатичной я была когда-то, как умела утешать и говорить слова ободрения, но сейчас я… разучилась. Пример перед глазами имею, а повторить не могу. Странное и неприятное ощущение. — Но это уже прогресс! Значит, движешься в правильном направлении! — преувеличенно бодро сказала я и, смутившись неуместной громкости собственного голоса, уткнулась в кофе. Сахар положить забыла — аж скривилась от горечи! — Черт! Тебе сколько сахара? — Без сахара, — немного удивлённо отозвался Барнс, смотря, как я встаю из-за стола и иду за оставшейся на тумбе сахарницей.        Я даже чайную ложку в неё засунула — и благополучно забыла! Идеальная память идеальной памятью, а концентрация ни к черту.        Вернувшись с сахарницей за стол, я предсказуемо слушала тишину. Инициировать разговор всегда буду я? Немного обидно, но ладно. Тем более я все ещё сомневалась, что мы будем с Баки общаться в будущем. Хотя, может быть, он будет иногда писать или звонить, как покинет школу Ксавье после извлечения гидровских тараканов из башки? Успеем ли настолько сблизиться? — Селма, какая твоя любимая песня? Ты много рассказывала про свою жизнь, но не про себя, — словно бы подглядев мои мысли, заговорил первым Барнс.        Я аж вздрогнула, на секунду подумав, что это кто-то другой.        Вопрос он задал, конечно, интересный! Спросил у меломанки про любимую песню! Половина — неприличные, другая — вышла в родном мире и вообще в будущем, а здесь на дворе даже не нулевые ещё! — Помнишь песню в машине, когда мы остановились на заправке? «Дорога в ад»? — спросила я, найдя никак не паливший иномирность ответ. — Да, помню. Что это за жанр? — спросил задумчивый Барнс, наверное, правду.        Я чуть нахмурилась, пытаясь вспомнить: существовал ли рок в сороковых? — Рок. Дядя и брат привили мне любовь к нему, — тепло улыбнулась, вспоминая родных. — Когда слушаешь рок, как-то сил прибавляется и желания жить.        Хлопнула входная дверь, и Баки выхватил из-под стола автомат, с которым, кажется, даже спал, но очень быстро расслабился, прекратив вслушиваться. Через несколько секунд на кухне показался Гамбит с объёмными пакетами. — Ma chérie, не оголодала тут? — заботливо спросил он, ставя пакеты — с едой! — прямо на стол. — Гамбит, я тебя люблю всем сердцем! — восторженно заявила, тут же залезая в ближайший.        Завтрак, приготовленный Баки, давно забылся. — Уверена, что сердцем, а не желудком? — язвительно осведомился Барнс, но рожа у него была кирпичом, и я чуть зависла от несоответствия лица и голоса.        Гамбит рассмеялся, выводя из ступора: — Вынужден согласиться с Барнсом. Я тоже сомневаюсь в твоей искренности, ma chérie, — лукаво посмотрев на меня, сообщил он.        Я фыркнула, вгрызаясь в вытащенное из пакета яблоко. — Ну и не надо, ну и пожалуйста, — с набитым ртом пробурчала, и получилось не так внятно, как хотелось.        Гамбит все ещё посмеивался, а вот Барнс приступил к допросу его на предмет «куда ходил, что делал». Гамбит сказал только, что наводил справки о Гидре и вчерашнем погроме в «Маргарет». Это мне было малоинтересно. Всё, что меня волновало, — еда, отсутствие поблизости гидровцев и скорая встреча с Ксавье…

***

       Уже в сумерках, когда Нью-Йорк превратился в город огней и неоновых вывесок, мы выбрались на улицу, а потом нырнули в знакомый люк…        Недолгая прогулка — и через очередной люк мы выбрались прямо на дорожку в парке. Над деревьями в отдалении виднелись высотки, но сквозь стволы едва удавалось что-то разглядеть. Лес какой-то, а не парк! Если бы не мощенная камнем дорожка, я бы даже подумала, что мы действительно в лесу.        Ещё минут через пять мы вышли на очень широкую полянку… Где ничего и никого не было! Уже хотела возмутиться, что кое-кто опаздывает, но тут воздух задрожал и появилась полоска яркого света. Проступили полупрозрачные очертания самолёта, и полоска света открылась его внутренностями и посадочным трапом. До меня донеслись на диво аппетитные ароматы… Внутри стояли знакомые по комиксам и фильмам личности — легко узнаваемые, хотя как и Баки, не являвшиеся полными копиями актёров: только едва напоминавшие их чертами внешности.        Здесь и Шторм, и Джинн, и Циклоп!        Только Чарльза Ксавье и не было. — Поднимайтесь на корабль. Только без глупостей, — предупредил нас какой-то уж очень недовольный Циклоп в моднявых очках, по которым я его и узнала.        Думаю, увидь его без них, в жизни бы не догадалась: из всей троицы он обладал самой непримечательной внешностью, хотя его запах… М-м, да, «радар» в башке сходил с ума. Очень хотелось хотя бы прикоснуться к каждому, чтобы узнать больше об их мутациях, но закрытые костюмы из чего-то, напоминавшего спандекс, не предоставляли открытых участков кожи, кроме шеи и головы. Интересно, меня сразу пошлют, если я попрошу потрогать кожу?.. — А как-то подружелюбнее? Семейная жизнь тебя испортила, — хмыкнул Гамбит и повернулся ко мне, делая приглашающий жест на корабль. — Позволь сопроводить, ma chérie.        Может, он просто красуется, может, действительно заметил мою нервозность… Хотя, если последнее, он наверняка неправильно расценил причину нервозности. Пусть отсутствие Ксавье и напрягало, куда больше сейчас напрягала близость с такими аппетитными мутантами!        Я оглянулась на стоявшего рядом Баки… он как-то слишком иронично на меня посмотрел, но лишь чуть кивнул в сторону нашего проводника. Глубоко вздохнула и взялась за руку ободряюще улыбнувшегося Гамбита.        Циклоп попросил отдать автомат, который с собой взял Барнс; тот неожиданно покладисто выполнил требование. Подозреваю, потому что мог и без оружия уложить на лопатки любого.        На корабле за штурвалом оказался ещё Зверь. Двухметровый заросший синий шерстью гуманоидный… Думаю, он больше котика внешне напоминал, чем какое-либо другое животное. Обтягивающий костюмчик смотрелся на нем получше, чем на Циклопе, хотя бы из-за наличия более чем внушительных мышц, и синяя шерсть забавно топорщилась у горловины и рукавов, а звериные глаза скрывались за стеклышками очков. Он выглядел весьма комично и фантастично, словно из какой-то детской программы или фильма. Зверь, точнее Хэнк, дружелюбно улыбнулся нам. По крайней мере, я посчитала, что дружелюбно.        Чарльза Ксавье не было. Это меня и расстраивало, и настораживало одновременно.        Директор школы для одарённых появился перед нами… На экране бортового компьютера. Вот тебе и аналог Skype. Ксавье поздоровался со всеми и почти сразу перешёл к делу. Я быстро потеряла концентрацию на разговоре, пребывая в каком-то нервном трансе от того, что все шло отлично от моих ожиданий… не получалось просто стоять на месте. Я переминалась с ноги на ногу, выкручивая руки, и глубоко дышала, потому что в горло вцепилась нарастающая паника.        Никто не спешил нас забирать.        Ксавье задавал всё больше и больше вопросов, спросил разрешение «просмотреть» мысли… Я согласилась не сразу, а когда поймала внимательный взгляд Барнса: кивнула на автомате. Это в лаборатории меня никто не спрашивал и моё согласие предполагалось как нечто само собой разумеющееся…        Так странно. Если бы я сейчас отказалась, это значило бы хоть что-нибудь?..        Вторжения в черепушку даже не заметила… Разве что голод. Очень сильный голод, из-за которого схватилась за живот, недоумевая: какого черта?! А вот Баки рядом тихо выругался и заметно скривился. Скривился, кстати, и Чарльз, но едва заметно. — Пока я могу вам предложить убежище у Мактаггерт, — с вежливой улыбкой сказал Ксавье, и я тут же включилась в реальность.        Что?! — Подождите! Вы не заберёте нас в школу?! — воскликнула я, приблизившись к экрану бортового компьютера, и Зверь заметно напрягся, судя по перекатывающимся под облегающим костюмом мышцам. Агрессию не проявил, и ладно, да даже если бы проявил… Какого черта?! Уже вцепившаяся в меня паника начала раскручиваться, обещая вот-вот сорвать все и так немногочисленные стоп-краны. — Почему?! — почти взвывала я, искренне недоумевая, и раскинула руки в стороны. — Вы не знаете о моих способностях?! Я могу вам помочь! Могу помочь многим из вашей школы! Что вы такого увидели в моей башке, что вас не удовлетворило?! Черт возьми, я не хочу, чтобы Гидра добралась до меня! Не хочу снова в лабораторию! — меня пробила дрожь, и я совсем не контролировала ни себя, ни громкость голоса.        Я ударила кулаками по приборной панели, наблюдая, как от навернувшихся слез расплывается лицо Ксавье на экране. — Селма… — пока остальные молчали, Баки положил ладонь на моё плечо и развернул к себе.        Его лицо расплывалось не меньше. — Что?! Я не хочу возвращаться к тому, через что прошла! Не хочу быть заложницей, мышкой для испытаний, машиной для создания… — поток моих слов заткнул Барнс, просто вжав в свою грудь.        У него мышцы из стали, что ли?! Я знала, что нет, но черт, такие твёрдые! Это потому что он напряжен?! Его рука легла на мой затылок, мешая вырваться, и я услышала его тихое: «Не говори о своих способностях». По его мнению люди икс могли не знать о них? Не думаю, что Ксавье настолько тихушник, чтобы не рассказать… Хотя, по мнению Баки, людям икс лучше и дальше оставаться в неведении относительно моих возможностей — он не сказал это вслух, но и так понятно.        Только какое мне дело до конспирации и всего такого в этой ситуации?! У меня выбили землю из-под ног! Я так наивно верила, что стоит Ксавье узнать о моих проклятых способностях, как он тут же предоставит мне убежище, а по итогу?..        Меня трясло. У меня, не переставая, текли слезы. Но говорить я больше не пыталась. Барнс взял переговоры на себя, уточнял что-то, спрашивал, а я просто сосредоточилась на том, как он поглаживал мои волосы. Это успокаивало. Правда, дал о себе знать и голод. Сильный. Острый. Болезненный. Неужели я адаптировалась к чтению мыслей со стороны Ксавье?        По ощущениям — голод такой, будто десятку людей привила мутации. Хотя до потери разумности и поглощения альтернативной энергии ещё далеко…        Люди икс сказали, что доставят нас к Мактаггерт. Гамбит попытался успокоить, что у Мойры безопасно; что сам там когда-то гостил; что даже приведённая туда Джубили не жаловалась, а потом благополучно переехала в школу Ксавье.        Мне было фиолетово.        Барнс усадил меня в кресло и пристегнул. Я не сопротивлялась, да и в принципе ничего не говорила… — Селма? — позвал он меня, присев на корточки передо мной.        Его горячая рука полностью накрыла мою ладонь… У него руки большие. Грубые и мозолистые. — Сейчас сдохну как есть хочу, — пробормотала, и тут же желудок согласно отозвался громким урчанием.        Баки осмотрел меня встревоженным взглядом… Наверняка я выглядела максимально худой и изнеможённой: когда я была близка к истощению, жировые запасы в теле испарялись. Если стану похожей на скелет, обтянутой кожей, значит, близка стадия потери разума, и если даже после этого не поем — начнется форменная дичь. Мутация не позволяет мне умереть, так что, если не дадут еду, начну «жрать» что-нибудь другое…        Ненадолго я отключилась, но пришла в себя, когда мне высыпали на колени множество сладких батончиков в шуршащих упаковках. Я их чуть с оберткой не сожрала, однако хватило еще сил и сознательности развернуть. Я проглатывала их, вообще не жуя, и вскоре все батончики как будто испарились. Голод остался, сильный, но уже не такой опасный. Понадкусать всех хотелось теперь в пределах нормы, с целью изучить геном, а не сожрать.        В разговорах я вообще не участвовала. Растеклась амебкой в кресле и пребывала в коматозе, не уверенная даже, что дело исключительно в недавней истерике. Может, реально мозг под вторжение телепата адаптировался? Иначе почему с сознанием такая беда?