***
Словно раненый зверь, он мчался по замку к своей комнате, едва не разрывая верхние пуговицы рубашки. Слишком жарко, слишком мало воздуха. Наверное, он просто болен — чем же еще объяснить эту проклятую лихорадку. А может, это какая-то инфекция, подхваченная у призраков. Да, скорее всего так и есть. Он, потомок великого древнего рода, чистокровный маг во всех предыдущих поколениях, один из самых влиятельных волшебников современного мира, он просто не мог сделать этого! Поцеловать Грейнджер! Немыслимо! Да это ведь и не поцелуй был — так, мелочь. Тогда почему же от этой «мелочи» его трясет, как в лихорадке, а руки дрожат, словно у старого бродяги-пьяницы?! Нет, все просто — он заразился от призраков какой-то неприятной болезнью — у него хороший иммунитет, и через день-два все пройдет. Все пройдет. Все пройдет. Он глубоко вдохнул, стараясь поскорее успокоиться и, на мгновение остановившись, начал спускаться вниз медленными, по-кошачьи беззвучными шагами.***
Тонкие ночные ароматы цветов и сладости окутывали её, врываясь из приоткрытого окна. Она улыбнулась, наслаждаясь легким прохладным ветерком, нежно качнувшем волосы и приятно коснувшемся кожи после дневного зноя. Она обернулась и только теперь заметила, что не одна в комнате. Прямо напротив неё, в уголке лунного света, стоял человек. Высокий, прекрасно сложенный мужчина в черных брюках и расстегнутой белой рубашке. Она не видела его лица — именно оно попадало в густую тень, но, даже не зная, кто перед ней, чувствовала огромную силу исходившую от него. Это — он. Тот ужас, о котором писала Элен, тот ночной кошмар. Вот только ей не было страшно, и она просто ждала. Наконец он сделал медленный шаг, оказываясь рядом с ней. Луна высветила светлые волосы, красивые черты лица, глаза, даже при таком освещении кажущиеся ночным штормом. Нежное, но властное прикосновение к её плечу — он ведет бархатной ладонью по всей длине руки, мягко подхватывая её пальцы и привлекая к себе. Учащенной дыхание, её жарко и страшно, но она хочет этого больше жизни. Она вспоминает две крошечные темно-розовые точки сбоку на шее мертвой Элен, такие незаметные, что лишь в Министерстве эксперты увидели их. Ты тоже так же касался её, так же обнимал? Нет, его глубокий взгляд глаз цвета грозового неба говорит об обратном: это — только для тебя. Он покрывает медленными пьянящими поцелуями её плечи, шею, грудь, будто случайно сбрасывая бретельку прозрачной ночной рубашки. Она задыхается от нахлынувших эмоций и знает — конец уже близок. Это сладко и больно, это самый прекрасный, самый сладкий кошмар в её жизни. Он снова смотрит в её глаза, словно выискивая там ответ на свой вечный вопрос. «Да», — едва слышно выдыхает она и чувствует, как он нежно отводит в сторону её волосы, открывая справа нежную кожу шеи. Он целует её — горячо, нежно, немного больно — и она чувствует, как с наслаждением отдает ему всю себя — без остатка растворяясь в последнем вздохе: «Да, Драко»… Словно ошпаренная, Гермиона вскочила с кровати, стараясь сфокусироваться на едва различимых очертаниях мебели в темной комнате. Её била лихорадочная дрожь, тело горело, покрывшись испариной, словно в лихорадке. Но это, пожалуй, было не самым худшим. Если бы сейчас кто-то решил с помощью легилименции ворваться в её сознание, он бы наверняка оказался в психиатрическом отделении клиники Святого Мунго. Она была в ужасе от приснившегося. Во-первых, сон был настолько реалистичен, что ей понадобилось несколько минут, чтобы тщательно осмотреть комнату и достоверно убедиться, что она в ней одна, во-вторых, это был самый кошмарный кошмар в её жизни. Самый ужасный, самый мерзкий, самый отвратительный и самый… приятный. Даже сейчас, пребывая в болезненно-шоковом состоянии она, осознав, что это действительно был только сон, вдруг поняла, что почувствовала легкое сожаление. Нет, она, наверное, слишком перенервничала на призрачном балу — вот и снится всякая чушь! А может, эта карта сродни дневнику Тома Реддла — влияет как-то на сознание человека, сводя его с ума и высасывая силы. Ничего — все это пройдет — достаточно лишь отдохнуть один-два дня… Громкий хриплый крик, полный ужаса, разрезал ночную тишину. Даже сейчас, в голосе, полном смертельного ужаса и отчаяния, Гермиона узнала старуху Джудит, которую сегодня за весь день так ни разу и не увидела. Она опрометью надела джинсы, на ходу застегивая светлую блузку, схватила с полки напротив медальон-колбу с бриллиантом, тут же повесив его на шею, карту и волшебную палочку и, осторожно, отворив дверь, выскользнула в совершенно темный коридор. Гермиона почти сразу же пожалела, что решилась на эту отчаянную идею: приходилось двигаться в абсолютной темноте, боясь сделать слишком громкий шаг или зажечь палочкой свет, который мог выдать её. Осторожно ступая вперед, она держала наготове палочку, в любой момент готовясь к атаке. Приходилось придерживаться за стены, чтобы не пропустить поворот и не утратить окончательно координацию в черноте ночи. Тишина. Будто ничего и не было. Шаг. Еще шаг. А может, ей показалось? Она вскрикнула, резко оборачиваясь к противнику, когда почувствовала, как чьи-то руки сзади схватили её за плечи. Её оглушающее заклятие пролетело мимо, высветив в темноте знакомое лицо. — Ты чего такая нервная, Грейнджер? — насмешливый голос и хитрая ухмылка в свете её палочки. — Малфой, ты идиот! — она готова была разрыдаться и убить его одновременно. — Кто-то напал на старуху, а тут ты со своими шуточками. — Да, я слышал, — посерьезнел тот и принялся застегивать пуговицы на наспех наброшенной черной рубашке. — И, представь себе, догадался, что ты со своим гриффиндорским идиотизмом, или, как вы его называете, благородством, бросишься её спасать. Ты хоть понимаешь, какой силой обладает это существо? — Ты еще скажи, что беспокоился за мою жизнь — умру от умиления, — сухо произнесла Гермиона. — А я не говорю, что беспокоился, — ухмыльнулся Малфой, — просто мне выгодней, чтобы ты довела свое дело до конца. Я ведь пострадавшая сторона. Она уже хотела было ответить, какая он на самом деле «пострадавшая сторона» и как все это ей надоело, как вдруг увидела темный силуэт, возникший в конце коридора и стремительно летящий к ним. Луч парализующего заклятия вырвался из её волшебной палочки, помчавшись к нападающему, Малфой резко обернулся, толкнув её за свою спину, бросив в приближающуюся тень каким-то незнакомым ей, скорее всего, темным, заклинанием. Результат был нулевым — существо легко «проглотило» чары и двинулось прямо на них. — Грейнджер, сюда! — крикнул Малфой, схватив её за руку и забегая в первую попавшуюся комнату. Резкий удар в закрытую заклятиями дверь. Её показалось, что от сотрясающей силы вздрогнули стены и пол под ними. — Чёрт, даже окон нет, — с досадой проговорил Малфой, замирая прямо напротив двери с нацеленной палочкой. Несмотря на его внешнюю уверенность, она знала, что он сильно нервничает. Комната, где они оказались, была всего лишь запыленной кладовой, заполненной старым ненужным хламом. Ни окна, ни потайного выхода — просто древняя кладовка. — Грейнджер, у тебя карта с собой? — спросил Малфой, неприятно скривившись, когда следующий удар выбил одну из дверных петель. — Да! — воскликнула она, мысленно аплодируя его находчивости — ведь уже на карте наверняка появился следующий пункт, куда они могут перенестись и спастись от этого монстра. Быстрые движения дрожащих пальцев — и уже на пожелтевшем пергаменте проявляется новая красная отметка, возле которой всплывает текст, который она тут же читает вслух: — «Лист мертвого клена. Сумей найти вечное умиротворение. Кладбище Сент-Гранд». — Звучит не слишком оптимистично, — кричит ей Малфой, стараясь заглушить грохот двери. — Но выбора нет. Он оборачивается, встречаясь с ней взволнованным взглядом. Серый шторм, затягивающий все глубже. Да, выбора у них нет. Последний мощный удар –и поверженная дверь падает прямо в центр комнаты. Едва успев отскочить в сторону, они вместе касаются палочками красной мигающей точки на карте. Вихрь пространства уносит их все дальше, туда, где не слышен разъяренный вой их преследователя…***
— Грейнджер, ты что-нибудь понимаешь? — Нет. — Странно. я тоже. Она и правда совершенно не представляет, где они. Странно уже то, что они лежат в совершенной темноте, встать не получается, хотя, в целом, довольно уютно и мягко. бархатные стены и тишина, нарушаемая только голосом и дыханием Малфоя — ну, это можно пережить. Да, так тихо, что она слышит свое биение сердца. Резкий свет ослепляет глаза. Только спустя мгновение она видит потрясенное лицо Малфоя, побледневшего до неузнаваемости и бордовые бархатные стены. Они везде. — Ты поняла, что это? — шепчет он, оборачиваясь к ней. Она не может произнести ни слова. Это снова кажется каким-то безумным сном, в которое сознание так и не может поверить до конца. Они вдвоем с Малфоем находятся в… гробу… Он гасит свет и объясняет: — Так больше кислорода останется, а потом в темноте слышится его насмешливый голос. — Да, Грейнджер, я, конечно иногда просыпался в удивительных местах, но чтобы вот так, еще и с девушкой… Ты и правда особенная. У неё замирает сердце — только на мгновение, чтобы потом оглушить её своим бешеным танцем. Что это было? Только что Драко Малфой, который прекрасно понимает, что скоро они… — в общем, что скоро кислород закончится, а это уже чувствуется — пытается подбодрить её, даже развеселить?.. Конечно, из его уст это выглядит, как насмешка, но в ней нет ни капли злобы или издевки. В закрытом пространстве становится душно и немного влажно. Малфой грустно вздыхает. Без отчаяния и горечи, просто — грустно. О чем-то думает, наверное. Интересно, о чем? Но ведь… она так и не узнает, если не спросит именно сейчас. Это ведь конец. — Малфой, — тихо зовет его она. — Да. — Знаешь, я вот подумала… Это же последнее, что мы можем сказать друг другу. — И сказать вообще, — безрадостно добавляет он. — Ну да, — вздыхает она. — Знаешь, мне кажется, ты не такой… плохой, каким хочешь казаться. Легкий смешок с его стороны: — Что, ещё хуже, Грейнджер? — Нет, лучше, — она оборачивается к нему, пытаясь увидеть хотя бы силуэт, но темнота настолько густая, что она не видит даже своей руки. — О чем ты мечтаешь? Ведь должна же быть у человека мечта? — Наверное, — неопределенно отвечает он и вдруг настораживается. — А тебе зачем? — Просто интересно, о чем мечтает человек, с которым я разговариваю в последний раз. — Да, — как-то расплывчато отвечает он, то ли поддерживая её слова, то ли подтверждая, что мечтает. — А еще интересно, о чем может мечтать тот, у кого все есть, — добавляет Гермиона. Тяжелый вздох: — У меня нет только одного. И не будет. Снова тишина. А она ведь и не замечала раньше, какой красивый у него голос. Даже с холодными интонациями и равнодушными льдинками, он все равно манит к себе, завораживая бархатными нотками, укутывая, как теплый плед в зимнюю ночь. — Представь, что мечта сбылась. Так будет легче, — предлагает она. Он улыбается. Просто улыбается. Она никак не может видеть это, но сейчас это чувствуется. И хочется даже зажечь свет на палочке, чтобы увидеть эту искреннюю, настоящую, мечтательную улыбку. Улыбку Драко Малфоя. — Хорошо, — шепчет он. — Я представлю. Она чувствует, как он осторожно, с нежностью касается её предплечья, а затем накрывает её губы жарким пьянящим поцелуем. Она отвечает, обнимая его, словно в последний раз, чувствуя сладко-терпкую негу его губ, заставляющих забыть обо всем. А она ведь и представить не могла, что у них такие похожие мечты… — Вот и все, Гермиона, — обдавая её лицо жарким дыханием, произносит он, словно пробуя на вкус её имя, произнесенное им впервые. Она чуть приподнимается на локтях и зажигает свет на кончике волшебной палочки. Кислорода и так уже почти нет, но сейчас, в последний момент, она хочет видеть его. Улыбка и яркие отблески в серых глазах, словно звезды в штормовом море — утонуть — ну жалко — вот он, настоящий, прекрасный, искренний Драко Малфой. Её сладкий кошмар — лучший сон в её жизни. — Грейнджер, что это? — он указывает на небольшое светлое пятно, медленно расплывающееся по бархатной ткани над ними. Уплывающее сознание замечает медленно появляющиеся слова: «Нашедшему умиротворение даже в смерти — еще один шанс: Без конца и без края Тьма сгорает, Ты в ней — песчинка, И Солнце тает.» Все вокруг расплывается в неясной дымке. «Это загадка», — тихо произносит Драко, с трудом выговаривая слова. Загадка… Его душа и шторм в глазах, буря её сердца вот главная загадка. Без конца и без края… Тьма… Песчинка… Солнце… Он — её солнце, он — её Вселенная… Сквозь кромешную черноту она видит, как загорается сверху контур кленового листка, выросшего из крышки их гроба. «Значит, всё-таки отгадка — Вселенная». Лист падает прямо на её карту, указывая на новую точку, горящую красным. Уже не понимая, что делает, она прикладывает к указанному месту руки — свою и Драко. Всё исчезает — и темнота полностью накрывает их, забирая с собой…