Вампир из Трансильвании

— Влад, — начала Лала, заставив меня внутренне подобраться в ожидании того, что я должна была услышать, — всегда был хорошим мальчиком, — грубость и холод лица вампирши вдруг отекли словно мягкий воск свечи, делая Лалу не похожей на саму себя. — Не таким эгоистичным и себялюбивым, как его старший брат, и не таким мелочным и завистливым, как младший. Он всегда был «золотой серединой» — так часто называла его наша кормилица. Не будь он тем, кем был, смог бы, наверное, прожить счастливую жизнь с Анной. Ты хочешь знать, кем была Анна? — Лала посмотрела на меня, но, кажется, видела на моём месте кого-то совершенно другого. — Она была никем. Просто нашей с Владом погодкой, жившей двумя улицами выше в крошечном домике подмастерья мельника. Детворой мы часто играли вместе, ватагой носясь по улице и гомоня так, что к вечеру у дверей дома собиралась пара-тройка недовольных мамаш, желавших выразить претензии и получить гроши за побитые горшки и украденные яблоки. Чудесные годы беззаботной юности. Но время шло, и мы взрослели. Пятнадцатое столетие Валахии оказалось страшным временем, в котором всем нам не посчастливилось родиться. Крошечная страна, граничившая тогда с Трансильванией, постоянно испытывала давление более сильных соседей. Бояре стремились отобрать власть у отца Влада, разодрав и без того крошечный ошмёток в центре Европы на жалкие клочки, и, словно бы этого было недостаточно, турецкий султан продолжал наступление с Балкан на румынские земли. Валахия была слишком ничтожной, чтобы оказать достойное сопротивление тогда недавним завоевателям Константинополя, и потому стала одной из турецких провинций. Отцу Влада удалось сохранить за собой власть при условии выплат регулярных даней и признания власти султана. Но наши земли были исконно православными, и мусульманская вера, со скрипом прокатившаяся по улицам Сигишоары, заставила многих роптать. Когда стали появляться вероотступники, отец Влада вступил в тайный орден Дракона, видевшего своей целью защиту правоверных. Мухаммед Второй имел собственные уши везде, иначе бы не сумел занять то место, которое занял. Он прознал о подпольном сопротивлении нового «верноподданного» и пригласил в Турцию вместе с сыновьями. Лала замолчала, вдруг побледнев. — Помню, как испугалась, когда обратно отец привез только старшего — Мирчи. Влад и Раду остались заложниками султана. Позже, когда поползли слухи о случившемся в Турции, я узнала, что их убьют, если отец выступит против турок. Влад никогда не говорил о том времени, но я видела шрамы после того, как спустя годы, потеряв отца и Мирчи, которых подло убили, он вернулся. Вернулся один, оставив младшего брата в плену. Я спрашивала об этом. Но Влад ничего не отвечал, — Лала обняла себя за плечи. — Только ненависть пылала в его чёрных глазах. Тихая, гибельная для всего живого ненависть. Не знаю наверняка, что происходило в плену, кроме того, что братьев учили, но ни для кого из нас не были секретом предпочтения турецкого султана. Об этом шептались взрослые, когда думали, что мы спим. Женщин султан жаловал, имея огромный гарем, но и красивые юные мальчики не избегали взора извращенца. Раду навсегда остался в Турции, — резко выпрямилась Лала, позволяя на лице отобразиться неприкрытой гадливости и отвращению. — Предатель выставил меч против своих земляков, семьи. Стал подстилкой для султана, одним из многих, кого использовала османская империя, продолжая своё нашествие словно саранча. Они прозвали его Раду Третий Красивый. В историю вписали именем шлюхи. Я бы удавилась от позора! — прорычала вампирша. — Коварный и хитрый завистник в конце концов получил власть, заняв трон Валахии, свергнув брата. Уверена, он мечтал об этом всегда. Однажды Влад рассказал, что встретился с ним на поле боя — меч против меча. Он уже занёс сталь, когда Раду стал кричать, якобы это он был тем, кто уговорил султана отпустить Влада домой из плена. И рука Влада дрогнула. Тогда он ещё верил словам. А после, когда всплыло, чью постель греет дорогой братец, многое стало на свои места. Султан отпустил Влада, чтобы тот, заняв место отца по праву и тем самым вызывая как можно меньше возмущения жадных до власти бояр, продолжал исправно слать дань: серебро, скот, людей. Раду, ясное дело, он отпускать не хотел, — Лала фыркнула, словно не могла понять чего-то. — Но об этом мы узнали гораздо позже. Я была рада, когда увидела Влада снова, — улыбка расцвела на сухих губах. — Пусть он очень изменился, растеряв всю радость жизни, вместе с беспечностью и наивностью, Влад всё равно оставался хорошим. Уже парнем. Он всё ещё верил в справедливость и надеялся стать достойным правителем. Он никогда и не думал прохлаждаться в плену. По возвращению он знал турецкий и прекрасно разбирался в военном деле. Мы воспряли духом, думая, что всё может быть не так уж плохо. Анна была просто счастлива и плакала следующие пару дней, Влад не отходил от неё ни на шаг, утешая старую подругу. Он ей всегда нравился. Даже когда мы все ещё под стол пешком ходили. Влад тоже не был равнодушен, как бы ни старался отводить взгляд. Я всё прекрасно видела. Но… но она была дочкой подмастерья. У них не было шанса, — повторила Лала слова, которые я уже слышала в эту ночь ни единожды. — Так и случилось. Несмотря на то, что турки исправно получали дань и не тревожили Валахию, оставались бояре, чьими руками турки расправились с отцом и Мирчи. Вокруг были предатели. Мы были окружены. Под игом иноверцев. Влад искал выход и нашёл поддержку в Венгрии. Домой он вернулся воодушевлённый, отыскав общий язык с сыном венгерского короля Матеасом Корвином и завязав с ним дружбу. Они мечтали вместе выступить против турок и сбросить власть ненавистных иноземцев, сосущих кровь их родных земель. Но союзы не повисают в воздухе. Союзам необходимо поручительство и гарантии. Из Венгрии Влад привез жену — дочь одного из местных бояр, приближённого короля. Юлиана собиралась отдать свою любовь богу, но судьба распорядилась иначе, — взгляд Лалы был направлен в сторону загнивающей головы, продолжавшей валяться в пыли и грязи. — Анна была ранена в самое сердце, но ничем этого не выдала, улыбаясь Владу, как и всегда. Он стал избегать её, чувствуя себя, должно быть, виноватым, и только причинял больше боли. Но им ничего больше не оставалось; Анна отказалась выходить замуж, ничем не объясняя свой выбор, Влад продолжал исподволь наблюдать за ней. Они ни разу не приблизились друг к другу на опасное расстояние. Но Юлиана, как ни странно для браков по расчёту, стала хорошей женой. Она его любила. Полюбила, привыкнув смотреть только в его сторону. Честный, храбрый и открытый Влад легко завоёвывал уважение и любовь. Венгерка не стала исключением. Не знаю, но мне всегда казалось, что Юлиана знала об Анне, но никто из них не пытался рушить тот хрупкий мир, что образовался вокруг Влада. Остальной мир рухнул без их участия. Влад всегда готовился к тому, что однажды получит возможность освободить Валахию. Он продолжал платить туркам, но завязывал узы, которые впоследствии хотел использовать для борьбы с завоевателями. Собирал и готовил собственную армию. Строил укрепления и крепости. И вот возможность наконец представилась. Папа Римский предлагал материальную поддержку против султана. Это были времена крестовых походов. Влад с радостью принял предложение, написав в Турцию, что выплат больше не будет и объявив Валахию независимой. Турки, конечно, были в ярости, но тогда вели сражения с Грецией и на некоторый срок оставили дела как есть, не влезая в войну на два фронта. То были пусть и суровые, но всё же незабываемые годы для всех нас. Влад взялся за Валахию с удвоенной силой. С нашей поддержкой, помимо строительства, он стал активно менять законы, сделав такие преступления, как кража, насилие и убийства табу. За любое из них полагалась смерть. Тогда, после показательных казней, можно было не опасаться за кошелёк, потерянный на дороге или украшение, забытое в гостях. Никто не смел тронуть чужого, понимая, какая за это следует расплата. Нищие стали работать. Кто не хотел, мог убираться восвояси или сложить на плахе голову за собственную лень и невоздержанность. Местным купцам были позволены послабления, давшие возможность активно развивать торговлю, чужаки были обложены данью. Первый же бунт трансильванских торгашей, вознамерившихся обойти новые законы, Влад жестоко подавил, казнив виновных прилюдно. Чтобы ни утверждалось в анналах истории, Влад не был ни параноиком, ни мракобесом. Четырежды заговорщиков раскрыла я. И казнила их собственной рукой. Жестоко? — неожиданно обратилась ко мне Лала, но не ждала ответа. — Тебе, наверное, будет трудно, если вообще возможно представить нашу жизнь. Но даже несмотря на волну казней, мы не помнили лучшей жизни. Вырезав всю гниль, чернотой разъедавшую нашу страну, мы были почти счастливы. Бояре больше не могли творить, что вздумается. На улицах не грабили и не насиловали. Всё работали, строили и торговали. А кому жизнь без чужого добра, в лености и праздности казалась невыносимой, — глаза вампирши угрожающе сузились, — для тех всегда можно было отыскать тёплое место на орошённой кровью таких же добропорядочных граждан плахе. В палачах недостатка не наблюдалось. У Влада было много друзей и соратников, не гнушавшихся замарать руки. Влада стали бояться и уважать. Этого было достаточно. Но, как известно, сказка, пусть и страшная в некоторых местах, не могла длиться вечно — султан изыскал возможности для наступления в Валахию. Вот тогда-то мы и узнали цену дружбы венгерского короля. Матеас Корвин сменил отца, но от порывов схлестнуться с турками уже очень скоро ничего не осталось. Когда турки вторглись с превосходящими по силам войсками в Валахию, венгры продолжали топтаться на границе в ожидании приказа, который так никогда и не последовал. Паскуда Корвин желал усидеть на двух стульях: не вызвать гнев турок на себя, но и не отказывать Папе в просьбе поддержать священную войну против иноверцев, а заодно и прихватить прилагаемые к просьбе деньги. Матеас нас предал. С тридцатью тысячами воинов мы бы не устояли против турок в открытом бою. Но и законов у военного времени не много. Мы выбрали стратегию запугивания и террора. Атаковали только ночью, выли по волчьи, рубили на куски безжалостно. Принимали в ряды всех желающих, мальчишек и женщин. Горожане травили колодцы, не оставляя в поселениях ни крошки хлеба, обрекая турок на смерть. Трупы мы насаживали на колья, продолжая запугивать турок их же излюбленными пытками. Лес тел на кольях смотрелся незабываемо, — мечтательно произнесла Лала. — Мы бы одержали победу, после многих выигранных сражений, но… но Влад не любил убивать напрасно. Он пощадил брата, а тот, пользуясь постоянным отсутствием Влада в походах, при поддержке бояр, которые тоже выжидали, лисье племя, занял престол. Султан был доволен, бояре наконец получили привилегии, и даже Матеас поддержал Раду, свалив на Влада несколько проигранных боёв и избежав необходимости отчитываться перед Папой за потраченные средства, возложив вину на Влада. Только тогда у Влада наконец открылись глаза. Он до последнего не желал верить в предательство друга. Нас загнали в Поэнарь. Несколько месяцев осады, а затем ожесточённых сражений. Поэнарь утопал в чужой крови. Нас медленно теснили, запасы кончались — пора было уходить. Влад собирался вывести Юлиану тайным ходом, но туркам удалось прорваться за стены раньше. Мы видели, как Юлиана упала в ущелье. Река унесла тело. Мы думали, она погибла. Мы ушли, но продолжали бороться. Как могли. Отдавали столько сил, сколько было. Но… предательству везде найдётся место. Мы никогда не проверяли приходивших добровольцев. И несколько из них оказались засланы Раду — коварства тому всегда было не занимать. Влада оглушили со спины и взяли в плен. Жалкая горстка, и я в их числе, укрылась в лесах. Влад провел в тюрьме долгие двенадцать лет. Его пытали и истязали, заставляя признаться в предательстве и измене. Но Влад молчал. Молчал все эти долгие годы. Его унижали, смешивая с грязью и не оставляя надежды однажды обрести достоинство. Идиоты, Влад и не надеялся — турецкий плен был далеко не прогулкой. За время, проведённое в темницах и подземельях, на него не свалили проступки и промахи только ленивые. Все недовольные — в их числе любимый младший брат, бывший друг, бояре, не раз садившиеся с Владом за один стол, а так же множество, как оказалось, не самых верных друзей, стоило им понять, что участь Влада уже не изменить, списали на него все смертные грехи, объявив тираном и деспотом. Что ж, — фыркнула Лала, — у него всегда были задатки, и при такой активной поддержке Влад стал тем, кого в нём видели, — вампирша вздохнула. — Когда-то хороший мальчик стал исчадием тьмы. Но мы ждали. Ждали его и верили. И дождались. О нём вспомнили, когда наконец осознали, чьей стороны держался Раду. Католическая церковь предложила Владу свободу в обмен на поддержку и смену веры. Влад согласился с лёгкостью. И снова взошёл на престол Валахии. Очутившись на свободе, он не увидел в глазах подданных ничего кроме страха. Но ему было всё равно — двенадцать лет наедине с собственными мыслями не проходят даром. Кроме нас — жалкой горстки всё ещё преданных ему людей, его ждала и Анна. Она жила всё в том же крошечном домике у Башни мельника. Она его дождалась, — сама того не замечая, Лала тепло улыбнулась. — Пока другие шарахались от демона в сторону и крестились, она только и ждала момента, когда наедине могла броситься к нему на грудь, будь он хоть самим сатаной. Не удивляйся таким подробностям. После освобождения из тюрьмы мы больше никогда не оставляли его в одиночестве, исправно неся караул, куда бы не последовал Влад. Богдан, Драгош, Йона и Юстин — мы всегда были с ним. Осталась только я, — Лала ненадолго замолчала, погрузившись в омут памяти. — Мы знали, что он никогда нас не подведёт, и все мы жаждали только одного — мести. За наши семьи, за наших друзей, за нашу утопленную в крови землю. И Влад нас не подвёл. Люди и так видели в нём дьявола, поэтому он просто решил стать тем, кого они так жаждали увидеть. Кто такие вампиры, Влад узнал ребёнком, пребывая в плену. Он нашёл способ обратиться. И обратил тех, кто пожелал. Мы все так давно хотели крови, что почти не почувствовали разницы, — шёпотом продолжала свой страшный рассказ Лала. — Мы словно были готовы. Жажда была нестерпимой. И вот у нас наконец появились силы и острые зубы вместо мечей, которые не помогли нам одержать победу. Тихо. Очень тихо. Не торопясь. Мы удостоили личной встречи с дьяволом каждого, кто предал нас. Их агония была долгой. «Удовольствие» заняло не день, не неделю. Кто-то получил годы, а кто-то все двенадцать лет непрекращающегося кошмара одиночества и иссушающей боли, — сытное удовлетворение сочилось в голосе Лалы, огонь сумасшествия пылал в глазах. — Мы забрали всех: предателей с поля брани, бояр, овец в волчьей шкуре, султана — всех. Влада не мог остановить никто. Ему не было равных, — в запале продолжала Лала. — Я поклялась, что буду предана ему, ещё малышкой, когда он не позволил остальным тронуть девочку-бастарда своего отца. Он дрался за меня, когда я была для него никем. Выродком служанки неуёмного в своём сладострастии папаши. У таких девочек, как я, была только одна судьба, один путь. Но Влад, будучи всего лишь на три года старше меня, решил иначе. Беспредельная любовь и преданность, граничавшие с безумием, сияли на лице вампирши адовым пламенем. — Я хотела быть для него всем, но приняла место, которое он смог предложить. И мне было искренне жаль Влада, когда он смотрел, как камнем в пропасть неслась его жена. И было до скрежета больно, когда на его руках умирала Анна. Враги прознали, кто убирает мусор по всей округе и стали выслеживать Влада. Сквозь нас им было не пройти, пусть Влад справился бы и в одиночку, но Анна… Её мы не охраняли, — Лала закусила губу, словно кляла себя за досадный промах. — Я была там, в той маленькой горнице, где они виделись. Он держал её в своих руках, когда её сердце остывало. Она не захотела стать такой как мы, но не смотрела на Влада словно на демона. Разве только как на демона, лишившего её сердца и сна. Её последними словами были слова любви. Она говорила, что очень счастлива. Что она счастливейшая из женщин. Он слушал молча, — голос Лалы дрогнул. — Я видела, как ужас лишил его движения — он был не готов потерять Анну. Но не мог пойти наперекор её желанию и спасти. Мы все знали заранее, что Анна никогда не согласится — она была просто девушкой с мельницы, отдавшей сердце пареньку, подкидывавшему одуванчики на её подоконник. И тем была счастлива, встретив конец, тогда, когда он постучался к ней в дверь. Не знаю, говорил ли он когда-нибудь, что любит. Говорил ли он это хоть раз, — задумчиво произнесла вампирша. — В отличие от мужчин, так часто вонзавших нож в спину, ему всегда везло с женщинами. Все были ему верны. Я, Анна, Юлиана, ты, — вампирша перевела на меня взгляд. — Вижу, ты ошарашена. Передумала спускаться? Я обессиленно мотнула головой. — Я так и думала. Отдохнёшь? — Нет, — я поднялась, едва удерживаясь на ногах и, шаркая подошвой, приблизилась к колодцу. Внутри царила тьма. — Значит, Цепеш, — промямлила я, но Лала расслышала, обойдя меня стороной и встав по другую сторону огромной дыры. — Ты… не знала? Я молча посмотрела на Лалу, давая ей прочесть ответ на моём лице. — Не Цепеш, — поправила меня Лала. — Дракон. Или просто Влад. Она была права. До истории мне не было дела. Прошлое должно оставаться в прошлом — Влад был прав, когда не захотел объяснить, кто он. Мне не нужно было знать, сколько ужаса и горя пришлось ему испытать. Для Лалы он был Драконом, когда-то спасшим маленькую никому не нужную принцессу. Для меня просто Владом — молодым мужчиной, от которого я не могла оторвать глаз. Цепеш, тиран, демон, сатана — каждый выберет то, чего хочет или чего заслуживает. Как бы то ни было, там внизу, я собиралась встретиться именно с Владом, какая бы его ипостась не собиралась встретиться со мной.