***
Дома меня встретили четыре стены и тишина, что тихо бродила среди них. Тихо заглянула в комнату отца и увидела только спящую Вику. Значит его нет дома. Слава Богу. Потолок, раскрашенный зелёным цветом, нависает надо мной. Зелёный — успокаивает? Вряд ли. Не для меня так точно. Не для того, кто задыхается от пыли в собственной гробнице, не для того, кто дегустирует яд из былых улыбок, поцелуев, счастья, успокаивая себя, что не травит, а лечит. Я не могу сказать, что не могу жить без тебя, так как я всё ещё живу. Но чёрт подери, я задыхаюсь. Глупо. Пафосно. Ванильно, да? Вот во что ты меня превратил. На этой грёбаной планете с населением более 7 миллиардов человек, мне не нужен никто, кроме тебя. Но ты ушел, не так как я любила в фильмах, не дерзко, громко, а по-английски. Тихо, не сказав ни слова, исчез, словно не существовал. Слишком подло, слишком больно. И я качусь. Качусь с катушек — разматываясь, теряя части себя по дороге. И ты не вернёшься, чтобы их собрать. Это самое паршивое. Ты переступил через меня, а я не могу переступить. Вдруг в комнату заглянула Вика. Вытаскивая мои мысли. Спрашивает, что купить. «Купи мне новое сердце. И немного новой памяти. Чтобы я стерла эту. Купи мне немного чувств, потому что те выветрились, и пустота, что ходит внутри меня, не может найти выход. Забери у меня немного ненависти, пусть будет кому-то на сдачу. Купи мне… , а ладно, пофиг. — Яблок и бананов. И она уходит. До дополнительных по английскому ещё целых четыре часа. А к тому времени нужно заняться навалившимися в начале года рефератами, стихами, сочинениями. Вот что-что, а сочинения писать я любила. В них тонули мои мысли, здесь работали воспоминания и среди этих предложений я незаметно прятала себя, в тех оборванных строках, недописанных абзацах, в тех придуманных историях с многоточием в конце. Набоков был прав. «Многоточие — следы на цыпочках ушедших слов.» Я и не заметила, как за этими заданиями быстро прошло время. И я вновь бегу, опаздывая, вновь и вновь. Налетая на людей в метро, безжалостно наступая им на ноги, и прошептав тихое извинение, бегу дальше. После английского — история, после истории, так как отца нет — два часа рисования. Это мой маленький подарок себе. Мы включаем тихую музыку, у каждого из нас по чашке дымящегося чая, в руках кисти, вымазанные в краске, и спустя некоторое время наши руки — тоже картины, случайно нарисованные нелепостью. А перед нами наш мир — такой, каким мы его видим, и он сейчас тут, на полотне. У кого-то зима, у кого-то осень, у кого-то счастье, у кого-то печаль, у кого-то люди, — у кого-то мир, у кого-то солнце, у кого-то звезды. Тут я ощущаю себя своей, тут мне кажется, что я нужна, что меня ждут, что я могу остаться, и меня никто не прогонит. Глупо. Но это правда***
Понедельник вновь наступил на меня очень быстро. — Яковская, говорят, ты с лестниц рухнула? Что, головушка не выдержала зубрёжи? — первый камень, летящий в меня, оказался от Кирилла. — Говорят, тебя англичанин на руках в мед. кабинет отнёс? — второй — Вика. — Правда, что ты очнулась, а потом сразу же вырубилась? — эти вопросы преследовали весь мой день. На информатике, на литературе, на биологии, и даже на физ-ре. Казалось, мир сошелся на мне огромным железным клином. А я блуждала в недрах своих мыслей, и, кажется, все, что случилось между мной и англичанином, наконец-то дошло до меня. Глупо. Неправильно. Стыдно. Особенно стыдно. За то, что показала лишнее, за то, что расплакалась как маленькая девочка, у которой забрали куклу, за то, что не сдержалась, за то, что перешла границу, за то, что случайно в учителе нашла Его. И я сделала единственное, что можно было сделать в этой ситуации — сделать вид, что ничего и не было. На уроках он упорно игнорировал меня, я — его. Даже когда в журнале отмечал отсутствующих, Дмитрий Александрович не называл моего имени, словно меня нет в этом классе. Иногда его взгляд случайно, наверное, падал на меня, иногда мой взгляд тоже случайно, наверное, спотыкался об его фигуру. Но когда мы невольно встречались взглядами, происходило…ничего. Мы быстро отворачивались. Было ли это все глупо — конечно. Было ли это странно — не менее. Как бы мы обоюдно не пытались игнорировать друг друга, факт нашего существования никуда не исчезал. Хотя со стороны, видимо, все выглядело обычно. Я, как всегда, живу в бешеном темпе, мотаясь со школы на курсы, с курсов на дополнительные, с дополнительных в художку. Всё крутилось обыденным колесом. Где уже нет времени думать. Только ночью. Только ночью опять не спится. Жалела ли я о тех поцелуях — думаю нет. Интересно, а он жалеет? Ему так же стыдно, как мне? Почти всю большую перемену я истратила на то, что дописывала контрольную по алгебре, как и весь мой класс. Ненавижу, когда учителя так делают, дают контрольную за двадцать минут до конца урока, а там примеров с тридцать. В итоге, бежишь на следующий урок, по дороге давясь яблоком. Я влетаю в кабинет биологии, где наша классная руководительница Екатерина Викторовна уже что-то рассказывает классу, не обратив на меня ровным счет никакого внимания. — Так как это последний ваш учебный год. На родительских собраниях мы обговаривали поездку в Одессу, но так как многих родителей не было, я спрашиваю вас. Нужно решать уже сейчас, пока погода еще теплая, и возможно удастся искупаться в море. Хотите ли вы поехать? Конечно, большинство было безоговорочно за. Да и меня перспектива побывать у моря радовала. — По поводу билетов я узнавала, что есть выезд на 23, 24 число, и если брать, то вот на эти числа, потому что через неделю уже обещают дожди. —и, кажется, никого не смущал тот факт, что поездка планируется тогда через три дня. — Нам предлагают 2 дня экскурсий, — на этом слове все мрачно заныли. — Ребята, вы давно должны были уже понять, что школа отпускает и дает нам разрешение только в том случае, если это учебная экскурсия. Но если мне удастся договориться на три дня, то будет один свободный. Вы понимаете, что если не наберется хотя бы 18 человек, то ехать нам просто не выгодно. Я разошлю информацию вашим родителям, поговорите с ними, и напишите сегодня же ответ в беседе. Заказывать билеты нужно уже завтра! «Еще один урок». Проходя на третьем этаже мимо кабинета английского, я остановилась. То ли в порыве наконец-то разрешить неловкость между нами, то ли увериться, что он не поссорился со своей девушкой из-за меня, то ли еще что-то. Но вместо этого слышу, со слегка открытой двери, почти что кричащий женский голос: — Какого черта ты опять творишь? Да пойми ты уже, что это не она, её нет! — девушка немного замолкает, видимо, Дмитрий Александрович ей что-то говорит, а потом она продолжает: — Вишневский, собери те остатки разума, что у тебя остались, ты снова впутываешься туда, куда не нужно, снова теряешь голову. Отпусти уже наконец. Я больше не буду тебя вытаскивать из этого всего дерьма. Я устала, Дим, устала…