Беглец

В синем кабинете дома на улице Мимоз хлопнула дверь. Алва, сидевший лицом к камину, бросил мимолетный взгляд на отражение в бокале, наполненном Черной кровью. — Брось пистолет. Это несерьезно, в самом деле, — произнес первый маршал. — Здравствуй, Росио. Давно не виделись, — отозвался человек, что стоял в дверях. Выглядел он, мягко говоря, не очень. Сейчас герцог Окделл напоминал каторжника, старого и больного. Давно нечесаные и не стриженые волосы и борода, испещренные морщинами лицо и руки. — И тебе не хворать. Хотя, я гляжу, мое пожелание запоздало, — отозвался первый маршал, продолжая разглядывать гостя в отражении, — так ты опустишь пистолет? — Да, конечно, — произнес мужчина и закашлялся. Рокэ развернулся вместе с креслом неспешно. — Судя по твоему виду, ты давно и прочно обитаешь либо безвылазно в лесной глуши, либо во дворе Висельников, — синие глаза прищурились весело, — может, поведаешь, что же тебя сподвигло покинуть твое лежбище и нанести мне визит, Эгмонт? Спустя шесть лет после нашей последней встречи? Эгмонт задумчиво рассматривал кабинет. — Хочу тебе кое-что передать. Он положил оружие на стоявший у входа столик с вазой. Рокэ следил за незваным гостем, не двигаясь и не предпринимая попытку вызвать слуг или взяться за оружие. Эгмонт заглянул за дверь и выволок довольно объемный мешок, жалобно звякнувший, когда герцог поставил его на пол. — Гайифское золото, — Рокэ утверждал, а не спрашивал, — цена предательства. Когда ты понял, что операция проваливается, ты просто взял средства, выделенные на бунт, и исчез, не так ли? Эгмонт глянул на него исподлобья, но оставил его замечание без ответа. Вместо этого он произнес безапелляционным тоном: — Ты передашь эти деньги моей семье. Ты возьмешь моего сына в оруженосцы и будешь содержать его три года на эти деньги. А потом передашь остатки на восстановление Надора. — С чего ты взял, что я буду это делать? — усмехнулся первый маршал. В его голосе звучали нотки искреннего любопытства. Эгмонт снова зашелся в приступе кашля. Потом поднял бледное лицо. — С того, что ты до сих пор мне должен, Рокэ. — Тебе не кажется, что после твоей измены долги списались автоматически? — Рокэ подался вперед, опершись ладонями на витые подлокотники кресла. Эгмонт долго молчал, а потом ответил: — Ты же так не думаешь, верно? Сапфировые синие глаза столкнулись взглядом со стальными серыми. Снова повисло тягостное молчание, прерванное гостем: — Мальчик в этом году поступает в Лаик. Я знаю, что кардинал не будет терпеть моего сына в Олларии. Я также знаю, что те, кто мог его поддержать — в Рассветных садах или в ссылке. У оставшихся же просто не хватит духу пойти против Дорака. Ни Ариго, ни Придды, ни Килеан… Рокэ встал и с некоторой брезгливостью раскрыл мешок с деньгами. Зачерпнул горсть золотых монет, медленно ссыпал их обратно. — Впечатляет. Ты прятался вместе с деньгами в Агарисе? У Ракана? Эгмонт горько усмехнулся. — Там меня тоже не ждали, Рокэ. Как раз из-за этого золота. У меня не осталось бы ни монеты, подайся я в агарисские сидельцы. Рокэ присвистнул. — Значит, отшельник. Ты шесть лет подобно дракону сидел на груде золота где-то в лесах Алати, да? Я впечатлен. — Вроде того. За мою голову была назначена такая награда, что даже Эсперадор потребовал бы от меня что-то взамен за покровительство, — криво усмехнулся изгнанник. — И тебе надоело цепляться за такую жизнь? — прищурился Алва. — Ты решил умереть свободным, а не загнанным в угол вепрем? Эгмонт молча кивнул. — И еще одно, Рокэ. Мой мальчик должен получить только эти деньги. Не смей тратить ни суана из своих. Только мои деньги на моего ребенка. Это справедливо. Все абсолютно расходы. — Я понял, — скривил губы Алва. Эгмонт не особо изменился. Все та же болезненная рыцарская гордость. Все те же идеалы… так легко изменяющиеся в соответствии с ситуацией. — Почему же ты лично не хочешь отдать деньги своему сыну? — задал Алва интересующий его вопрос. — Он не поймет. Я… нехорошо простился с Мирабеллой в тот раз. Алва изогнул темную бровь. — Нехорошо — это мягко сказано. Эгмонт нервно дернул плечом. — Что ты о ней слышал? Как она? — Живет в Надоре. Ударилась в религию. Воспитывает детей. По слухам, ей не хватает даже на дрова. Твоя выходка дорого стоила твоему семейству, что неудивительно. Эгмонт болезненно скривился. — Я пошел на это ради детей. Тонкие губы изогнулись в саркастичной усмешке: — Замечательное у тебя представление о счастье для детей, друг мой. Потом Ворон посерьезнел: — Может, позвать лекаря? Останешься? Эгмонт поколебался с минуту. Видно было, что ему очень хочется остаться, но бывший герцог мотнул головой отрицательно. — Спасибо, но не стоит, друг. Мне пора. Ты обещал, Рокэ. Помни об этом. Рокэ проследил за фигурой Повелителя Скал, осторожно движущейся через сад, кивнул нескольким кэналлийцам, следящим за гостем из-за мраморных колонн с мушкетами в руках. Те так же бесшумно отступили в тень особняка. Рокэ оглядел мешок и вызвал Хуана. — Пересчитай золото и убери в подвалы. Мне оставили его на хранение. Привыкший ко всему Хуан сдержанно кивнул и вынес увесистое наследство Ричарда Окделла. Рокэ допил вино и поднялся. Он никогда не брал оруженосцев, и все это знали. Но долги следовало отдавать.