Чего ты добилась, Грейнджер?

Это, наверное, имело право случиться. Во всяком случае, ты не сопротивляешься и даже пытаешься подыграть кому-то эфемерному, кто решил устроить тебе на прощание этот спектакль. Подумать только, умереть и пережить снова тот день, который ты столько лет считала самым счастливым моментом в жизни. День, когда ты впустила магию в свою жизнь. День, когда волшебный мир тебя принял. Под высоким потолком узкой комнаты чинно и благородно парят призраки всех факультетов, твои совсем маленькие однокурсники спорят и выдвигают догадки о распределении. Ты тихо смеешься, когда Рон вспоминает о тролле и удивляешься, потому что вдруг понимаешь, что этот рыжий чумазый мальчишка — тот, с кем ты рассорилась несколько лет назад. И которого, совершенно не таясь, искренне хотела уничтожить. Не потому, что король Уизли оказался мудаком, хотя в этом ты особо не сомневалась и готова была отстаивать свою позицию с пеной у рта. И не потому, что неотёсанный грубиян растоптал твои нежные чувства, как корова топчет цветущий клевер. Просто ты любила его едва не с третьего курса, а он был с тобой только потому, что «а почему бы и нет». Гарри, которому ты попыталась выплакаться сразу после вашего с Роном скандала, тогда просто пожал плечами и тихо пробубнил, что ты просто оказалась в то время и в том месте. Для Рона, конечно. Для тебя в обеих трактовках неизменно штамповалась частичка «не». В любом случае, Гермиона, тебе разве не наплевать? Ты умерла. Дебаты о проведении испытания были на пике активности, и в тот момент, когда ты смеха ради решаешь прислушаться, Малфой изящно и со всем своим врождённым цинизмом унижает обескураженного Рона на глазах у всей толпы первокурсников. — Гермиона, почему ты его не остановишь? — взволнованно обращается к тебе Гарри, которого происходящее привело в некоторый конфуз. Это по глазам видно — Поттер никогда не умел ничего скрывать. По крайней мере, от тебя. По крайней мере, в детстве. Ты в ответ пожимаешь плечами и ненавязчиво убеждаешь приятеля, что влезать в такие перепалки себе дороже и Рон сам виноват, что не умеет думать головой. Гарри почему-то тебя слушает и остаётся стоять рядом, хотя минуту назад ты поставила бы галеон на то, что он кинется разнимать их. Да и другие ребята, на удивление, не вмешиваются. Тогда ты не замечала этого, но сейчас видишь настолько чётко, что сомнений не остаётся — ребят обступили кольцом. На них просто смотрели. Никто не собирался влезать. Зря профессор МакГонагалл оставила детей одних. Ещё немного — и до распределения случился бы свой естественный отбор. Двери в Большой Зал открылись едва не за мгновение до того, как Рон собирался собственноручно подравнять маленькому Малфою его маленькую аристократическую физиономию, а уловившие его намерения Крэбб и Гойл, которых маленькими назвать язык бы не повернулся, приготовились на практике показать Уизли, что такое отдача. Когда ты встретила недовольный и обиженный взгляд Рона, тебе показалось, что ты только что испортила прелюдию Золотого Трио. Почему-то хотелось смеяться. Это ведь твой спектакль, Гермиона. Последний подарок. Ты вправе посмотреть, как всё могло измениться, верно? МакГонагалл подвела вас к табурету и не без доли эпичности зачитала первое имя из списка. Ты смотрела куда угодно, только не на людей — на тысячи свечей под потолком, на кудлатые ртутные облака в искусственном небе, на узорчатые колонны за спинами преподавателей… Ты старалась запомнить каждую крохотную частичку Хогвартса. Он стал твоим домом сильнее, чем тот, в котором ты родилась. Он стал тебе роднее всего, что у тебя было. Он стал твоей сказкой, историей о маленькой волшебнице из простой семьи, у которой вдруг появился шанс стать особенной. Шанс, который ты бездарно упустила. Твое имя прозвучало неожиданно резко. Гермиона Грейнджер. Шляпа опустилась тебе на голову, упав на глаза, и на мгновение ты поверила, что эта темнота навсегда. Это было бы очень уместно, ты была в этом уверена почти абсолютно. Увидеть дом в последние мгновения жизни, снова пережить самый счастливый день. Это как сладкая-сладкая вишенка с торта, которую ты всегда оставляла напоследок. Апогей десерта и последняя нота жизни. Ты, наверное, была даже счастлива. А потом скрипучий голос старой Шляпы закряхтел прямо над ухом. — Кхем, я, конечно, извиняюсь, что прерываю твою личную драму, мне и самой было интересно на это посмотреть, но тут как бы очередь, а выбиваться из графика не стоит. Если бы шляпа не упала тебе на глаза, весь зал увидел бы, насколько ты удивилась. Даже семикурсники, которые сидели дальше всех. Даже доспехи у выхода. Даже портрет в коридоре. — И куда мне тебя такую отправить? — А в таких случаях даётся выбор? — вдруг недоумённо переспрашиваешь её ты, будучи абсолютно уверенной, что в дальнейшем пути твоё мнение больше ни на что не влияет. — Дурная ты, — вдруг усмехается тебе в ухо Шляпа, прекрасно уловив направление твоих мыслей. — Я тебе не пропускной пункт в загробную жизнь, тут всё, к сожалению, вполне реально. Так вот, о чём я… Ты слишком сильно изменилась, маленькая Гермиона. Я не предложу тебе ни Райвенкло, ни Гриффиндор. Да, я вижу, что уже говорила с тобой — ты прекрасно это запомнила. Возможно, тебе поможет Хаффлпафф… те ребята смогли бы вернуть тебе веру в людей, но нужно ли тебе это? Ты вообще в курсе, что так сильно презирать себя немного неправильно? Ты должна научиться себя ценить, девчонка. И я знаю, где тебя этому научат… Ты едва успеваешь зажмуриться и подумать о худшем, когда по Большому Залу прокатывается хриплый голос Шляпы. И в этот момент тебе кажется, что, вопреки словам артефакта, это всё как-то не особо смахивает на реальность. Ты грязнокровка, Грейнджер. Твой галстук окрасился изумрудным и серебром. Разве это можно считать нормальным?