Знакомое благоухание цветов в керамических горшках, мягкий свет настольной лампы, старые ковры и пастельные тона стен — всё это согревает меня, словно тёплый плед. Или, может, это крепкие объятия Грейс Литтл?
— Господи, Этсу! Я не могу поверить, что это ты! Сколько же я тебя не видела? Ты так выросла! Как ты здесь оказалась?
Я смущенно пытаюсь отлепить от себя душившую меня в объятьях женщину, но это не получается, пока она сама не отрывается, держа меня за плечи и разглядывая с ног до головы. Грейс заметно постарела, и сейчас, если я не ошибаюсь, ей уже за сорок. Всегда распущенные блондинистые волосы теперь собраны в тугой узел на затылке, а на красивом лице навеки поселились неглубокие, но заметные морщины. Только васильковые глаза остаются того же красивого цвета и продолжают смотреть на мир с добротой и искренностью.
— Я пришла, чтобы…
— Боже, почему ты в одних тапочках?! На улице такой ужасный холод, а ты ещё и в одном свитере. Где твоё пальто? Где твоя обувь?
Даже не пытаюсь перебить её или вставить слово. По своему опыту знаю, что лучше переждать, пока она напереживается и выскажет всё, что накопили её эмоции и мысли, а уж потом начать что-то говорить. Кстати, как-то оправдываться или выдумывать фантастически правдоподобную историю, которая всё объяснила бы и ответила на вопросы, я тоже не собираюсь. Не хочу врать этому человеку.
— Неважно, как я сюда попала, мисс Литтл. Это длинная история, а времени у меня мало. Я пришла к вам, чтобы узнать то, о чём спрашивала себя всё это время, но никто не смог ответить мне на эти вопросы. Я знаю, что только вы сумеете рассказать хоть какие-то подробности, и поэтому очень вас прошу: расскажите о том, где и как меня нашли восемнадцать лет назад.
Женщина внезапно затихла и прекратила суетиться. Несколько секунд просто внимательно смотрит на меня, а потом, поправив теплый платок, который набросила на плечи поверх бежевой пижамы, нервно выглядывает на дверь.
— Ты пришла одна?
Отрицательно мотаю головой.
— Нет, мои друзья остались на улице. Они ждут других и, если что, предупредят… когда за мной придут.
Хозяйка закрывает глаза и, кажется, медленно считает до десяти. Понимаю, насколько всё это неожиданно. Я вообще удивляюсь тому, как она до сих пор так уравновешена и спокойна. Другие давно вызвали бы полицию, позвонили родителям или сделали ещё что-нибудь подобное. Но после того, как Грейс спасла меня в церкви, я поняла, что этот человек особенный. И хоть она отдала меня людям, которые сегодня почти принесли меня в жертву, в её защиту я скажу, что она не знала, что всё так получится и действовала из благих намерений, которыми, к сожалению, в буквальном смысле вымостила мне дорогу в Ад. Теперь, когда я оказалась в такой дремучей заднице, эта женщина не продолжает доставать меня расспросами и не пытается вернуть домой. Вместо этого она ведёт меня в гостиную, сажает в кресло и просит подождать. Да, я не ошиблась. Она особенный человек.
Сидя в мягком, но уже довольно старом кресле, я невольно погружаюсь в воспоминания. В этой комнате я проводила много вечеров возле горящего камина, немного в стороне от других детей, когда няня читала сказки. Мебель тогда была почти новой, а сейчас она уже старая, с заметными царапинами и небольшими трещинами. Остался даже древний телевизор, хотя мисс Литтл никогда не включала его, предпочитая, чтобы дети уделяли больше времени свежему воздуху и чтению. Но это всего лишь оправдание. На самом деле он уже давно сломан, и его до сих пор всё никак не починят.
Кстати о чтении: большой деревянный книжный шкаф, как и тогда, наполнен старыми, уже запылёнными книгами. Я задерживаю на нём взгляд, и внезапное воспоминание заставляет меня подняться и подойти к нему. Внимательно ищу взглядом нужный корешок и когда нахожу, мое лицо озаряет улыбка. Я осторожно достаю книгу, и сердце сжимается при виде моей старой «подруги».
— Надо же, ты всё-таки сохранилась… — Я поглаживаю пальцами почти стертые буквы на обложке.
Книга ещё тогда была старой, но сейчас казалось, что если чуть сильней сжать её, она рассыплется в пыль. Аккуратно открываю её, листаю страницы и, найдя нужную, вновь счастливо улыбаюсь. В уголке чёрными чернилами аккуратно написана буква «E», а ещё через несколько страниц — снова. Это книга с сонетами Шекспира о любви, и этот сонет был одним из моих любимых, хотя я ни черта не понимала смысла.
— «Любовь — недуг. Моя душа больна, томительной, неутолимой жаждой…»
— «…Того же яда требует она, который отравил её однажды», — продолжает за мной мисс Литтл, остановившись на пороге. — Всегда знала, как ты любишь эту книгу и какие сонеты тебе больше всего нравились. Поэтому и сохранила её, никому не позволяя трогать.
Она делает медленный шаг в гостиную, осторожно держа обеими руками железный поднос, на котором стоят две чашки чая и тарелка с имбирным печеньем. На сгибе локтя болтаются привязанные за шнурки старые «конверы».
— Вот, поешь печенья и выпей горячего чая. Он поможет тебе согреться. Я принесла тебе обувь, она, правда, старая, но всё же лучше, чем тапочки.
Грейс ставит поднос на журнальный столик и вручает мне обувь. Я просто немею от такой доброты. Это настолько неожиданно, что у меня не находится слов. Даже слёзы навернулись.
— Спасибо, — еле слышно шепчу я, закрывая книгу. — Не стоило.
— Ещё как стоило! Посмотри, как ты вся посинела от холода. Или это у тебя костюм такой? Как называется? «Невеста Джека Фроста»?
Она смеётся, а я просто пожимаю плечами и сажусь обратно в кресло. Надкусываю печенье и запиваю чаем. Даже этот вкус вызывает ностальгию.
— Может, ты всё-таки расскажешь, почему ушла из дома в таком виде?
— Нет, — твёрдым тоном, словно ставя точку, отвечаю я. — Я не могу этого рассказать. И хотя понимаю, что это нечестно, но всё же очень прошу вашей помощи. Расскажите мне о том дне, когда меня нашли. Любая деталь может быть крайне важной! — Я обращаю на неё самый умоляющий взгляд, на который способна.
Грейс тяжело вздыхает, берёт в руки чашку и несколько длинных, тягучих минут вглядывается в своё отражение в чае. Я в ожидании не свожу с неё глаз, но она продолжает молчать. И когда я уже усомнилась, что она что-либо произнесёт, женщина внезапно начала говорить:
— Я слабо помню, что было неделю, месяц или год назад. Но
ту ночь помню до каждой секунды, — она отпивает немного чая и утыкается взглядом куда-то вниз, словно под шкафом может видеть те самые события. — Тогда тоже был Хэллоуин, и праздник только начинался. Все веселились, бегали по домам и просили конфеты. Я в это время оставалась в приюте: присматривала за детьми и раздавала сладости. Ничто не предвещало беды, всё было тихо и спокойно. Но когда наступила полночь, случилось нечто необъяснимое и… страшное, — мисс Литтл затихла, глубоко вдыхая и снова отпивая чай. Видно, это было очень жуткое воспоминание.
Я затаила дыхание, прокрутив в голове версию, что меня ей лично в руки вручил сам Сатана.
— Что это было?
— В лесу, — женщина задумывается, словно подбирая правильное слово, — будто открылись врата Ада. Сильный ветер согнул сосны, птицы сорвались и почти заслонили собой небо; мы думали начался Апокалипсис. А через пару минут раздался крик. Точнее, вой. Громкий и страшный… я такого никогда не слышала. Тогда и родилась легенда о
нём.
— О «нём»?
— О монстре. Одни говорят, что это адский пёс, другие — волк; разные есть версии. Но ясно одно: его никто и никогда не видел. Этого зверя можно услышать, но только в этот день. Каждый Хэллоуин он завывает в лесу и этим пугает всех, кто находится в радиусе трех миль отсюда.
— Да ладно вам, — я фыркаю. — Это просто глупая сказка. Такая же, как и о Дьяволе и другой нечисти. Я помню, как вы рассказывали нам эту историю, чтобы мы не гуляли в лесу, потому что после сказки о феях мы обязательно направились бы туда. И никакого воя я никогда не слышала. А тогда это было… просто совпадение. Нет никакого монстра.
После сегодняшнего дня я отказываюсь верить в эту грёбаную нечисть, магию и всяких монстров! Это всё просто выдумка для маленьких детей, и я не собираюсь воспринимать это серьёзно. Правда, сейчас нахожу поразительное сходство себя с этим чудовищем. Мои силы тоже пробуждаются только на Хэллоуин, а так орать, как я, тоже кроме меня никто не может.
Только не говорите мне, что я как-то связана с этим.
— Я тоже была бы уверена, что это всё сказки, Этсу, — женщина внимательно заглядывает мне в глаза. — Но он действительно завывает каждый Хэллоуин, и я лично его слышу.
Кусочек имбирного печенья удобно застревает в моем горле, и я силюсь проглотить его. Литтл слишком взрослая, чтобы нести такой бред. Значит, это правда?
— То есть вы хотите сказать… — Грейс кивает. — Но когда это было? Вы нам не рассказывали, что лично слышали…
его.
— Я рассказывала, но ты уже не могла слышать этот рассказ. Это случилось как раз в тот Хэллоуин, когда ты уехала с новыми родителями, — слова о родителях, видно, как-то отражаются на моем лице, потому что хозяйка хмурит лоб и сразу спрашивает: — Этсу, неужели ты сбежала от
них? Они тебя обидели?
Я со всей силы трясу головой и смахиваю выступившие слёзы. Когда-нибудь не выдержу и обязательно разревусь, но не сейчас. Не при Литтл.
— Скажите, — пытаюсь унять свой дрожащий голос, но это слабо получается, — как я связана с этим чудовищем?
Мисс Литтл вздыхает и мотает головой.
— Я не знаю, как ты можешь быть связана с ним. Почему-то чудовище не завывало в то время, когда ты была в приюте. Но стоило тебе уехать, как оно сразу напомнило о себе. К тому же тебя нашли в ту самую ночь, когда несколько человек решили узнать, что произошло. Когда тебя передали мне, я сразу поняла, что с тобой будет что-то не так. Да и записка, которую оставила твоя мать…
Я снова давлюсь печеньем. Оно когда-нибудь убьёт меня.
— Записка? Какая еще записка?
Хозяйка молча поднимается и исчезает в другой комнате. А я, находясь в ступоре, не могу заставить себя даже моргнуть. Моя настоящая мать, оказывается, оставила мне записку. И какой бы не была бредовой эта мысль, возможно, это этот волк, медведь или что там ищет меня. А что, если я дочь оборотня? …
Блять, этот день когда-нибудь закончится или нет?!
Не заставив долго ждать, мисс Литтл возвращается с ужасно запылённой картонной коробкой и вручает её мне. Я беру её одеревеневшими пальцами и продолжаю пялиться на женщину.
— Открой её, — советует она.
Я вздрагиваю, словно просыпаюсь, и обращаю внимание на коробку в руках. Такого слоя пыли я не видела никогда. И судя по самой коробке, там не только записка. Но что еще там может быть? Череп предков? Японской сервиз, передающийся из поколения в поколение? Поздравительная открытка? Табличка «Победитель по жизни»? Мои родители оставили это мне. Но почему они оставили
меня? Неужели я была лишней в их жизни?
Прочь отгоняю ненужные мысли и берусь руками за крышку. Осторожно поднимаю её, откладываю в сторону и заглядываю внутрь. В нос почти сразу ударяет непонятный мне аромат. Такой нежный и одновременно сильный, прекрасный и просто незабываемый. Я чувствую его впервые, но теперь узнаю среди тысячи. Это пахнет красная шелковая ткань, находящаяся внутри коробки. Я вытаскиваю её и, развернув, вижу, что это накидка с большим капюшоном. Она крепилась тонкой серебряной цепочкой, с вырезанными в виде распущенного цветка розы неизвестными мне камнями. Судя по всему, настоящими и дорогими. Очень дорогими. Мое вытянутое от удивления лицо поворачивается к хозяйке.
— Ты была в неё завёрнута, — подсказывает она.
Понимающе киваю и разглядываю накидку внимательней. Такая нежная, мягкая и до сих пор сохранившая прекрасный запах.
— Удивительная, правда? — спрашивает Грейс.
Мне остается только кивать. В горле почему-то вырос невероятных размеров комок. Я утыкаюсь в шелк лицом и вдыхаю его аромат во все лёгкие. Наверное, так пах парфюм моей матери.
— Там должна быть записка, видишь?
Слово «записка» заставляет оторваться от ткани и заглянуть в коробку. Там действительно лежит бежевый распечатанный конверт.
— Что там? — спрашиваю я, достав его.
— Мы думали, что там будет что-то о тебе или о том, что произошло, но… — Мисс Литтл растерянно пожимает плечами. — Я не знаю, сумеешь ли ты понять, что хотела сказать тебе твоя мама.
Переведя взгляд на конверт, я пытаюсь проглотить все тот же комок вместе со слюной. На конверте написано моё имя. Сам конверт на ощупь не бумажный, а какой-то удивительно мягкий и прочный, словно кожаный. И почему в голову пришла мысль о человеческой коже?
Открываю конверт и осторожно достаю оттуда тонкий лист бумаги. Первое, что можно заметить, так это совершенно идеальный почерк. Тонкие и ровные буквы выведены необычными темно-красными чернилами, как и имя на конверте. Писалось кровью?
Так, всё, брось эти мысли!
Впиваюсь глазами в текст, словно жаждущий к источнику, пытаясь разобрать слова. Но первые строки почти сразу сбивают с толку. Перечитываю их снова и вновь ничего не понимаю. Решаю прочитать весь текст, но в результате мне становится только более непонятно и… как-то жутко.
Там, где цветут кровавые розы,
Мы — связаны одной кровью.
Мы стремимся к свободе,
но сами в себе заключённые.
Мы, влюблённые в Дьявола,
не жалеем влюблённых в нас.
Расставляя ловушки,
мы сами в них попадаем.
И играем в игру,
но не знаем правил.
Там, объявляя войну судьбе,
Мы дарим себе милосердие.
Пиздец. И что это значит?
Поднимаю свои круглые глаза на мисс Литтл и молча смотрю на неё. Она смотрит на меня. Мы обе смотрим на друг друга и жаждем объяснений.
— Ну? — осторожно спрашивает Грейс. — Ты поняла что-то?
— Да, — у меня аж голос охрип. — Кажется, моя мать была психически больна.
— Этсу! Как ты можешь такое говорить! — возмущается хозяйка.
— Спасибо, вам за всё, — перебиваю её я. — Я бы ещё побыла с вами, но мне уже пора идти. Меня ждут.
Я надеваю кеды, прячу письмо в карман, беру накидку и встаю. Грейс поднимается вместе со мной.
— Куда ты пойдешь? Тебе есть куда идти?
— Да. После вашего рассказа — есть.
У неё открывается рот.
— Не говори мне, что сунешься в лес!
— Хорошо, не скажу.
— Этсу, ты ведь не сумасшедшая!
— А может, я вся в мамочку?
— Я никуда тебя не пущу!
Кривлю рот в усмешке.
— Если я сбежала от обезумевших сектантов, то от вас мне сбежать не проблема.
— Ну, уж нет, я так просто… — Она вдруг останавливается. — Сек… Сектантов? Каких сектантов?
Усмешка становится горькой.
— Няня была права. Они сектанты.
Литтл снова роняет челюсть.
— Откуда ты… — Она смотрит на мое выражение лица и растерянно улыбается. — А ты не так проста, как кажешься.
— Вся моя жизнь, не так проста, как кажется.
Я поворачиваюсь к двери на улицу, и в этот самый момент звучит стук. Быстрый и настойчивый. Внутри сразу все обрывается. А если это Оливия? Что, если она пришла проверить, не убежала ли я сюда? Но там ведь Ник и Лиам. Они должны были предупредить меня.
Няня подходит к двери и щёлкает замком, а я стою на том же месте и неотрывно смотрю, как дверь широко распахивается и…
— Кошелёк или жи-и-изнь!
Трое детей в красных костюмах чертят улыбаются на все тридцать два и протягивают ведерка в форме Светильника Джека, требуя конфет.
В тот момент я умерла. А потом восстала. С плеч свалился груз размером с тонну.
— Сейчас, мои дорогие, одну минутку, — Грейс побежала искать корзинку со сладостями, оставив меня наедине с этими «чертями». Они уставились на меня, а я на них.
— Ты кто? — спрашивает один из них с красными рожками.
— Человек, — пожимаю плечами я.
— Ты не похожа на человека.
— Да? — моя правая бровь поползла вверх. — А на кого же я тогда похожа?
— На вампира! — выкрикнул второй. — Ты бледная и жуткая, как вампир!
Губы дрожат в желании скривиться. Но это ведь дети, им незачем оскорблять. Похожа — значит похожа.
— Да, ты меня раскусил. Я вампир.
Вся троица восхищенно загудела, уставившись на меня удивленными глазами.
— А как тебя зовут? — писклявым голоском спрашивает третий, оранжевый чертёнок — девочка.
— Миссис Дракула.
Дети снова восхитились.
— Значит, ты жена Дракулы?
— Да.
— И ты пьёшь кровь?
— Только у непослушных детей.
Наступила гробовая тишина. Я явно прирождённый пугатель.
— Где же твои клыки? — вдруг подозрительно спрашивает мальчик со светящимися рожками.
Сейчас затыкаюсь я. Вот что за подстава с этими вампирами?
— А вот и конфеты! — Мисс Литтл приходит с большой корзиной разных сладостей и этим спасает меня от неловкой ситуации.
Мальчик с рожками до конца оборачивался и смотрел на меня, пока хозяйка не закрыла за ними дверь. Боюсь, он запомнил меня на всю жизнь.
— Ты так испугалась, когда они постучали, — Грейс сложила руки на груди. — Кто тебя преследует, Этсу? Родители?
Я молчу. Не надо напоминать мне о моих родителях. Не шевелите дамбу, удерживающую реку моих слёз.
— Мне надо идти.
— Я тебя не пущу, пока не узнаю, что произошло!
— Мне надо идти, — с натиском повторяю я.
— Не пытайся скрыть от меня свои проблемы. Я ведь помогу!
— Мне надо идти! — резко срываюсь я.
Мисс Литтл хватанула ртом воздуха, удивившись моему рычащему голосу. Я чувствую, как
оно вновь готово показать свой характер, но не хочу выпускать
это на единственного взрослого человека, который искренне меня любит. Поэтому быстро стараюсь себя успокоить.
— Мне надо идти… — совсем тихо повторяю я.
Тишину прерывает громкий телефонный звонок, и мы с Литтл одновременно вздрагиваем от резкого звука. Хозяйка молча уходит в гостиную, где стоит старый, как и мебель, телефон.
— Детский приют Грейс Литтл… Оу, здравствуйте, — голос женщины прозвучал слишком неуверенно, и я сразу навострила уши. — Что-то случилось, мистер Эванс?
Твою мать! Это же мой отец!
— Сбежала из дома? Какой кошмар! Вы поссорились? — Грейс отлично разыгрывает удивление и переживание. — Не переживайте, Джеймс. С подростками такое часто бывает. Думаю, она скоро вернется. Всего доброго.
Литтл выходит из гостиной и застывает, как только её взгляд находит меня. Я стою, прижавшись к стене, и уже давным-давно задержала дыхание. Мои глаза сейчас ещё больше, чем рисуют в аниме.
— Спасибо, — выдавливаю я из себя. — Вы спасли мою жизнь.
И, не дав ей сказать ни слова, подхожу и крепко обнимаю её. Она явно не ожидала такого приёма, но спустя пару секунд обнимает меня в ответ. Мы стоим так и не двигаемся целую минуту. Еще утром я точно так же обнимала маму.
— Будь сильной, Этсу. Я надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь.
Я отрываюсь от неё и выдавливаю улыбку. Внимательно всматриваюсь в синий цвет её глаз. Её лицо. Поседевшие на корнях волосы. Боюсь, я больше не увижу всего этого.
— Прощайте, мисс Литтл.
— Прощай, Этсу.
***
Ещё когда я только собираюсь ступить на территорию леса, меня сразу удивляет эта поразительная, оглушительная тишина. Ничто не шевелится, не шуршит и не рычит. Только ветер. Ветер в моём пустом чердаке не дает мне покоя. И какого хрена я сюда приперлась? Адреналина решила испытать? Как будто мне его мало за этот день! Ноги онемели и приросли к земле, словно корни пустили, хотя, если посмотреть, то они трясутся, как будто я гвоздь в розетку сунула. Идиотки кусок.
— Этсу?
Я подскакиваю и оборачиваюсь. Хрустя ветками и листьями, быстрыми шагами ко мне приближается Алекс, а за ней остальные ребята.
— Какого хера вы сюда попёрлись?! — озлоблено ору я. — Я же сказала ждать меня на тропе!
— Ты думала, мы тебя бросим одну? Плохого же ты о нас мнения! — Одетая в чёрный комбинезон с кошачьими ушками Мишель надула губы. — Но здесь и правда жутко. Тут бывают хищники?
Я сложила руки на груди и с упреком на неё посмотрела. Ну конечно, да, дорогая. Но это не самое страшное, что может нас ожидать. В эту ночь нам предоставят систему «all inclusive»: демоны, упыри, ведьмы и другая нечисть. Но это еще не всё! Главный гвоздь программы — гигантское чудовище, из-за которого пропадают люди! И я не думаю, что они остались у него на чай.
— Я не знаю, но ещё раз говорю: идите домой! Я не обижусь на вас. Даже наоборот, буду благодарна!
— Нет! — вмешалась Алекс. — Мы приехали сюда, чтобы поддержать тебя, а не бросить в таком положении. Какие из нас тогда друзья? — она подходит ко мне и берёт за руку. — Я никогда тебя не оставлю.
Смотрю на эту храбрую девочку и невольно сжимаю её дрожащие пальцы. Она одета в чёрное короткое платье и светящиеся красные рожки, прямо как у того мальчика. Чёрные губы, слой пудры и подведённые чёрным карандашом глаза делают её похожей на меня сегодня в школе. Меньше всего я хотела, чтобы приехала именно Алексис. Я даже пару раз мысленно попросила Господа, чтобы Он заставил её христианских родителей связать её и не пустить ко мне. Но она здесь. И я сделаю всё, чтобы не дать её в обиду.
— Эй, мы тоже тебя не оставим, — Мишель подмигивает мне и обнимает за плечи одной рукой. — Я не могу потерять ещё двух подруг.
Недоверчиво смотрю на неё, пытаясь увидеть какой-то подтекст словах. Но на этот раз она искренна, поэтому я раздражённо фыркаю и киваю.
— Хорошо. Но если я скажу бежать, вы будете бежать, вам понятно?
— Есть, капитан! — выкрикнул Ник позади.
Закатываю глаза и иду вперёд, стараясь проглотить плохое предчувствие. Если нам и правда попадется хищник или что-то хуже, мне придётся снова использовать этот свой «крик». Но поможет ли он? И получится ли у меня? Ник и Лиам единственные из компании слышали его, но пока мы не говорили об этом. Я надеюсь, что всё хорошо, и они не считают меня монстром. Правда, если не врать самой себе, то они
должны считать меня монстром.
— А вы знали, что в эту ночь сюда сходится вся нечисть? — вдруг отзывается Кен в костюме скелета после нескольких минут ходьбы. — Этот лес главное их пристанище, вообще-то.
— Да ну? — хихикнула Мишель. — Слендермен шастает?
— Ха-ха, очень смешно!
— Я тоже об этом слышал, — говорит Лиам. — Кроме того, есть довольно правдивая легенда о большой собаке, которая громко завывает на Хэллоуин.
— Волк.
— Что?
— Это волк, а не собака.
Все взгляды вопросительно уставились на меня, и я невинно пожимаю плечами.
— Так сказала мисс Литтл. Она говорила, что сама лично слышала его вой и к нашему «счастью», он действительно появляется только в эту ночь. Именно ради него мы здесь.
Стараюсь сохранить невозмутимый вид. Все стоят в ступоре, не говоря ни слова. Единственное, что нарушает тишину — характерный стрекот сверчков.
— А я все хотела спросить, на хера тебе так надо в этот лес… — тихо пробормотала Мишель.
— Зачем тебе этот… волк? — спрашивает Алекс.
Я отвечаю не сразу. Не знаю, стоит ли им знать.
— Он знает моих родителей. Этот зверь появился здесь именно в ту ночь, когда меня нашли, а значит, он каким-то образом связан со мной. Возможно, он знает, откуда я, где мои родители, а может, это и есть мой настоящий отец или мать.
Реакция ребят ожидаема. Не впервые на меня смотрят, как на ненормальную, но сегодня это как-то более естественно. Все пятеро уставились на меня, как на реального психопата-шизофреника.
— Слушай… — Кен поднимает руки, будто пытается успокоить напуганного зверька. — На ритуале тебя никто по голове не бил?
Я нервно вздыхаю.
— Нет, Кен. Никто меня по голове не бил. Хотя почти задели топором.
— Тогда это всё объясняет, — тихо говорит Мишель и виновато улыбается, когда видит мой сердитый взгляд.
— Я понимаю, что это полнейший бред, и сама почти не верю во всё это! Но какой у меня выбор? Мне просто некуда идти!
— Если бы я могла… — начинает Алекс.
— Я знаю! — перебиваю я. — Каждый из вас взял бы меня к себе, но у каждого свои причины. Родители Ника хотят меня убить, твои, Алекс, тоже не против придушить меня. У Кена есть четыре брата и сестра, а родители Мишель — хорошие друзья семьи Риверс.
— А я? — улыбается Лиам.
Я поворачиваюсь к нему лицом и тут же стараюсь сдержать улыбку, но у меня не получается. Это милый парень, и глядя на него, нельзя не улыбнуться.
— Твою маму уже выписали из больницы?
— Нет, но…
— Тогда собирай деньги, а не сбежавших психопаток. Объявляю эту тему закрытой.
Развернувшись на пятках, я иду дальше, а через пару секунд слышу за спиной шаги остальных.
— А вдруг этот волк — просто животное и всё? Он же нас всех убьёт!
— Если так, то у вас есть ещё шанс уйти обратно. Я никого не держу.
Ответа нет, но шаги продолжаются.
— А что будет потом? — не унимается Алекс. — Где ты будешь жить?
— Наверное, попытаюсь вернуться в приют. Хотя это вряд ли получится, ведь я уже совершеннолетняя. Возможно, попытаюсь найти работу няней, а если не получится, то уеду в другой штат.
— Я тебе уеду! — кричит Ник.
— Попробуй меня остановить! — смеюсь я.
Остальные подхватывают мой смех. Но дальше смеяться было не с чего. Следующие два часа мы идём просто молча. Я впереди, остальные плетутся сзади. Лес кажется совершенно бесконечным, и чем дальше, тем страшнее и труднее. Полная луна полностью скрылась за высокими деревьями, поэтому дороги почти не видно. Темнота вокруг сгущается всё больше, и кажется, что она просто физически давит. Вокруг ни единого шороха, кроме наших шагов и тяжелого дыхания. Ощущение, будто мы поднимаемся на очень высокую гору, ибо воздух становится тяжелее и холоднее. Куда я веду себя и своих друзей — понятия не имею, но ноги сами несут меня всё дальше и дальше. Хотя что я себе, собственно, представляла? Что здесь будет светло, радостно и птички кругом поют? Бредовая была идея идти сюда. Никакой нечисти и чудовищ здесь нет.
Останавливаюсь, сгибаюсь пополам и, упираясь в колени, тяжело дышу. Позади меня тоже все остановились и задышали, как уставшие собаки.
— Всё, баста, — задыхаясь, еле говорю я. — Больше нет смысла идти дальше, это всё просто бессмысленно.
В ответ тяжёлое дыхание ребят.
— Мы очень сильно затупили, когда не взяли с собой воды и фонарики, — продолжаю я. — Но мы постоянно шли по тропе, так что, я думаю, выберемся. Как считаете?
Поворачиваюсь назад и застываю в полном ступоре. Мои глаза лезут из орбит, а рот приоткрылся, не в состоянии вдохнуть.
Я стою совершенно одна в кромешной тьме и полной тишине.
Никого нет.
