***
День уже клонился к закату, когда граф нанес последний из запланированных на сегодня визитов. И, пожалуй, самый неприятный. О-граф Джорджиан де ла Кур принял его в своем будуаре. Серебристо-серый шелковый халат обтекал его стройную фигуру, подчеркивая контуры ног и ягодиц. Неяркий свет создавал атмосферу интимности и сладострастия. — Я рад видеть тебя, Ройс, — промурлыкал омега. — Я тоже, Джорджиан, потому что решил больше не тянуть. Ты можешь объявить о разрыве нашей помолвки. — Что?! О разрыве? — Ты правильно расслышал. Свадьбы не будет. — Подлый обманщик! — взвизгнул Джорджиан, разом теряя всю свою томность и утонченность. — Сначала соблазнил меня, сделал своим любовником, а теперь… — Прости, дорогой, — нетерпеливо перебил его Ройс. — Для того, чтобы избежать дальнейших препирательств и ненужных обвинений, спешу сообщить: сегодня я выкупил у ростовщиков все твои долговые расписки. Теперь твой единственный кредитор — я. И ты будешь делать то, что я скажу. Иначе я тебя засажу в долговую яму. Надеюсь, это понятно? Джорджиан, смотревший на него во все глаза с совершенно потрясенным видом, только кивнул. Но потом вдруг опомнился и замотал головой, отрицая собственное согласие и, кажется, вообще все сказанное ему Ройсом. — Негодяй! Вон отсюда! Мой брат Роберт де Вилль в столице. Он убьет тебя, бессовестная скотина! Вызовет на дуэль и убьет! — В течение недели меня можно будет застать в доме отца. После я уезжаю. Так что пусть поторопится. А ты, Джорджиан, тем временем все же объяви о нашем разрыве. В противном случае это придется сделать мне. А после давай-ка собирай вещички и отправляйся в свое поместье — ну то, единственное, которое ты еще не продал просто потому, что эта дыра оказалась никому не нужна даже за те гроши, которые ты просил за дом и болота вокруг. И если только я узнаю, что ты высунул оттуда нос, если мне донесут, что ты появился где-нибудь на балу или крутишь задом перед каким-нибудь провинциальным барончиком, я приведу свою угрозу в исполнение, и ты лишишься вообще всего. — За что? — потрясенно вымолвил Джорджиан и, как показалось Ройсу, впервые за все время их общения искренне заломил руки. — За Уилли. Или ты думал, я ни о чем не догадаюсь? Граф вышел, прикрыв за собой дверь. В ту же секунду о нее разбилась ваза с цветами, которую разъяренный омега отправил ему вслед. Насвистывая легкомысленный мотив, Ройс спустился вниз и навсегда покинул дом о-графа де ла Кура. Вызова от Роберта де Вилля не последовало. То ли сыграла роль репутация графа Майенна, как непревзойденного фехтовальщика, то ли Роберт слишком хорошо знал своего о-брата и наживать себе из-за него неприятности не захотел, но через неделю Ройс, захватив с собой Жака и Мэгри, отбыл в деревню, где с головой погрузился в ремонт дома и прочие необходимые приготовления. Ведь он собирался в самом скором времени привезти туда своего молодого мужа и их маленького сынишку!***
На острове жизнь тем временем шла своим чередом. Маленький Уилли уже уверенно путешествовал по дому, хотя во двор все же предпочитал отправляться на плечах Бертрана или Джека. Но больше всего поражало Кристиана то, с какой легкостью ребенок освоился в воде. Малыш чувствовал себя в прозрачной теплой воде озерка, как рыба. Не боялся опускать голову под воду, разглядывая цветные камушки на дне или яркую рыбку, подплывшую поближе. Кристи даже иногда пугался за него — так надолго мальчик задерживал дыхание. Уилли, конечно, не умел плавать так, как Джонни и Стивен, зато во всех его движениях чувствовалась естественность ребенка, выросшего у воды в теплой стране. Климат на острове был воистину благотворен — жаркий, но лишенный малярийной влажности из-за свежих морских ветров, которые продували его насквозь. Голос уже вполне вернулся к о-барону, хотя еще осталась легкая хрипотца, которую Хильджи, посмеиваясь, называл соблазнительной. Волосы, обильно сдобренные его же хитрым средством, начали бурно расти и, кажется, стали еще гуще, чем были. Кристиан приноровился стягивать их в хвост и прятать под завязанный по-пиратски платок. «А что дальше? — иногда думалось ему. — Наверно, перед возвращением на материк снова придется их сбрить». По крайней мере, пока Кристиан строил именно такие планы — вернуться в столицу, в особняк герцогов Соиссонских. Так и не проявившийся аромат позволял надеяться, что у него пока что получится оставаться неузнанным. Но Хильджи только смеялся над ним, уверяя, что запах восстановится после первой же течки. Но течек все не было, и Кристиан предпочитал не загадывать на будущее. Он еще больше сдружился с Мирти. Омеги полюбили на заре, пока все еще спали, уходить к озеру или на пустынный берег океана. Купались до изнеможения, а после валялись на теплом песке, не боясь, что их кто-то увидит. Они болтали и смеялись, делясь своими мыслями и переживаниями. К Мирти не пришла очередная течка, и он был практически уверен, что забеременел, а потому с особой дотошностью выспрашивал у Кристиана его ощущения от родов. Джек снова ушел в море — на этот раз «Ласточка» отправилась на Тортугу с тем, чтобы одичавшая без омег матросня смогла выпустить пар у местных шлюх. Поэтому Мирти и Кристиан в своих походах чувствовали себя вполне свободно, ставя о них в известность только вездесущего и остроглазого Хильджи. Эта беспечность и послужила причиной забавной истории, имевшей, однако, все шансы закончиться весьма печально. Джек вернулся с Тортуги раньше, чем обещал. И привез с собой неожиданные новости, почерпнутые им в столичной газете полуторамесячной давности. То есть, по меркам Южных островов — самой что ни на есть свежей. «Ласточка» бросила якорь, когда солнце едва окрасило в нежные тона розовеющее небо. Предвкушая, что застанет Мирти еще в постели — теплого и податливого, — Джек поспешил к дому. Однако мужа в их комнате не было! Капитан заторопился вниз, где наткнулся на Хильджи. — А, это ты, старый бездельник, — с разочарованием бросил Джек, рассчитывавший увидеть супруга, по которому изрядно соскучился. — Ты уже вернулся? — Как видишь. Ты случайно не знаешь, где Мирти? Искоса поглядев на Торнтона, старый мавр осторожно ответил: — Наверно, пошел прогуляться по утреннему холодку. Подожди, он скоро придет. Но Джеку не терпелось, и он вышел из дома, решил поискать супруга. Да и куда Мирти мог пойти? На озеро? Скорее всего, так. Торнтон решительно зашагал по тропинке, но на берегу лесного озерка было пусто. В задумчивости Джек двинулся дальше и вскоре понял, что не ошибся направлением — с берега до него долетел оживленный смех Мирти и чуть хрипловатый голос Кристофера, который что-то рассказывал его супругу. Широко улыбаясь, капитан шагнул на песок и вдруг остолбенел. Он оказался в прелестном уединенном месте. Небольшой пятачок пляжа был защищен со стороны суши густым лесом, а с моря его прикрывали прибрежные скалы. У воды они расступались, а в метрах в десяти от пляжа смыкались снова, образуя небольшую защищенную от течений и акул бухточку. На песке у самой кромки воды лежал совершенно нагой Мирти, бесстыдно подставляя под лучи утреннего солнца свои крепкие соблазнительные ягодицы, спину и ноги, которыми он шлепал по набегавшим под него волнам. А рядом с ним сидел такой же голый Кристофер. Он что-то весело говорил, размахивая руками, а после в ответ на явно игривое замечание Мирти вдруг отвесил ему по заднице звонкий шлепок. Омега захохотал и, вскочив, кинулся на Кристофера, повалив его спиной на песок… Потрясенный до глубины души Джек попятился, развернулся и медленно побрел куда глаза глядят. Он шел, ничего не видя перед собой, до тех пор, пока низко нависший над тропинкой сук не встретился с его лбом. Полученный удар привел альфу в чувство. Его Мирти изменял ему! И с кем?! С тощим мелким бетой! Нет, Джек знал, что опытные омеги, которые хотят получить удовольствие, но при этом не желают рисковать забеременеть, заводят шуры-муры именно с бетами, но Мирти… Дьявол! Видно, не зря говорили, что падший омега никогда не вернется на праведный путь! Шлюха! Шлюха! А ведь он любил его! Поверил ему! А он изменял! Все это время, пока он как дурак таскался по морям, изменял! Обуреваемый гневом, Торнтон зашагал к дому. На кухне возился Нэн, и Джек рассеянно поздоровался с ним. Старик заулыбался. — Ты уже вернулся, мальчик мой? То-то Мирти будет рад! Он очень ждал тебя и, по-моему, подготовил тебе сюрприз. — Да уж! — буркнул Джек и покосился на дверь. Он с нетерпением поджидал неверного мужа и его любовника. Нэн глянул на племянника с удивлением. Явно не в духе. Но с чего? Старик пожал плечами и принялся собирать на стол — скоро проснутся дети и Бертран, вернутся с купания Кристи и Мирти. И все, как обычно, будут голодны как волки. Домочадцы уже уселись за завтрак, когда за распахнутой на улицу дверью раздались оживленные голоса и в столовую вошли оживленные омеги. То есть все увидели двух прелестных молодых омег, Джек же, так и не посвященный в тайну «Кристофера», смотрел по-прежнему на двоих любовников. Мирти разрумянился, глаза его блестели. Кристофер уверенно держал его за руку. — Всем доброе утро, — его хрипловатый голос был полон задора. — Мистер Торнтон, вы уже вернулись? Я рад! Есть какие-нибудь новости с материка? «Каков наглец! — думал тем временем Джек, сатанея от злости и ревности. — И ведь не смутится, не отведет глаз. Даже руку этого развратника не выпустил!» — Мирти, подойди сюда, — грубо приказал Джек. Омега взглянул на него удивленно, но повиновался, улыбаясь. — Где ты был? — Купался. — Вдвоем с этим заморышем? — Он сторожил меня, — уже испуганно, не понимая, к чему клонит муж, ответил Мирти. — Что случилось, Джек? Ты сердит? Надеюсь, не я тому причиной? Мирти потянулся, чтобы обнять и поцеловать мужа, но тот отстранился и резко оттолкнул протянутые руки. — Иди в нашу комнату и оставайся там. Позже я поднимусь поговорить с тобой. — Но я еще не завтракал… — Ничего, от тебя не убудет, — и Джек смерил презрительным взглядом полненькую фигуру мужа. Мирти потупился и, сдерживая слезы, побежал наверх. За столом повисло молчание. — Ты что, не с той ноги встал, Джеки, или головой сильно ударился? — ворчливо поинтересовался Хильджи. — Чего это ты окрысился? — Не суй нос не в свое дело, старик! Нэн решительно поднялся из-за стола и принялся накладывать в тарелку еду. Потом налил стакан молока. Джек хмуро следил за его действиями. — Куда это ты собрался, дядя? — Какая бы муха тебя ни укусила, я не позволю мальчику голодать. Что это ты выдумал? — Дай! Я сам ему отнесу позже. Дай, я сказал! — Он что — под арестом? — округляя глаза, поинтересовался Бертран. Джек лишь мрачно глянул на него, а потом перевел взгляд на Кристофера. — Ну, а ты? Что молчишь? Не хочешь тоже защитить своего… приятеля? — альфа почти выплюнул это слово. Ничего не понимающий Кристи поднял глаза. Он впервые видел своего названного брата в таком состоянии. Джек едва сдерживался, чтобы не взорваться от ярости. «Господи, что же это такое с ним случилось? И шерсть на холке так и топорщится, как у разозленного дикобраза!» Не дождавшись ответа юноши и расценив его молчание в качестве признания вины, Торнтон злобно зарычал, оскалившись, резко отодвинул стул, подхватил еду для Мирти и пошел наверх. — Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? — поинтересовался Бертран. Все покачали головами. Наверху хлопнула дверь — Джек возвращался. Не взглянув ни на кого, он покинул дом и ушел в сторону бухты. Мирти просидел в запертой комнате целый день. Он то плакал, то засыпал. Ближе к вечеру ему очень захотелось есть и пить. Он постучал в дверь и робко позвал Джека, но на его зов прибежал Кристиан. Оказалось, что ключ от комнаты мужа Торнтон унес с собой. — Кристи, ты что-нибудь понимаешь? Что могло случиться? — Не знаю, Мирти. Сам ума не приложу. Такого за ним не водилось никогда. Он просто зеленый от злости. — Я боюсь, Кристи. — Но ты ведь ни в чем не виноват. Все как-нибудь разъяснится. Вот увидишь. Омеги помолчали, а потом Мирти тихонько попросил. — Кристиан, а ты не мог бы принести мне попить? И еще я очень хочу есть. С едой все решилось просто — щель под дверью вполне позволила просунуть несколько бутербродов. А вот с питьем пришлось повозиться. Но Кристиан решил и эту проблему — вскоре пленник увидел, как в замочную скважину просунулась тростинка. — Попробуй напиться так. Джек вернулся лишь поздним вечером, когда все в доме уже улеглись спать. Внизу хлопнула дверь, ступеньки лестницы заскрипели под тяжелыми шагами альфы, потом повернулся ключ в замке, и все стихло. Кристиан почти перестал дышать, вслушиваясь в ночную темноту. Вскоре до его слуха долетел злой голос Джека и тихие всхлипывания Мирти. Юный омега поежился — ему было не по себе. Но Мирти было и того хуже. И самое ужасное было в том, что он ничего не понимал. Он сидел в полной темноте — в комнате почему-то не оказалось свечи — и с замиранием сердца прислушивался. Сначала к глухой тишине, потом к шагам мужа в коридоре. Когда же дверь его тюрьмы отворилась, он нервно поднялся со стула, на котором сидел, и шагнул навстречу Джеку. Тот неторопливо вошел, зажег принесенную свечу и лишь потом взглянул на омегу. Тот выглядел перепуганным и виноватым, и Джек от этого разозлился еще больше. — Почему ты так поступаешь со мной, Джек? — Мирти шагнул ближе, но альфа отступил в сторону. — Я просидел здесь целый день — без еды, воды, а под конец и без света. В чем моя вина? — А ты не знаешь? Мирти отрицательно качнул головой. Джек только усмехнулся. — Ты отлично умеешь врать, муженек. Но у тебя ничего не выйдет. Я видел тебя с твоим любовником! — С моим… кем? — от удивления и возмущения Мирти даже задохнулся. — Не надо притворяться, я вас застукал! — Ты, должно быть, ума лишился! О чем ты толкуешь? Какой-такой любовник? Да спроси хоть своего дядю — мы же все здесь на виду. Ты сам запретил команде появляться возле дома — здесь никого и не было. — А зачем далеко ходить? Свинья везде грязь найдет, а шлюха — любовника. От этих слов Мирти отшатнулся, как от пощечины. — Так ты все же видишь во мне шлюху, Джек? Я знал, что так будет всегда, что бы ты ни говорил мне… Ну что ж… Тогда мне остается только уехать… — Не-ет. Никуда ты не поедешь. Ты — мой муж, и будешь жить здесь, под замком. А по ночам… По ночам я хочу видеть тебя ласковым и послушным. Ты понял меня? Раздевайся! — Нет! Не надо так со мной, Джек! — Почему же? — осклабившись, альфа двинулся к Мирти. — Всем можно, почему же мне нельзя? На законных, так сказать, основаниях. Джек попытался схватить мужа, но тому удалось увернуться. Проскочив под руками альфы, Мирти опрометью бросился из комнаты. Выругавшись, Торнтон помчался следом и успел увидеть, как омега скрылся за дверью спальни Кристофера. Яростно рыча, он ворвался следом. Проклятый бета сидел в постели, а Мирти рыдал в его объятиях. — Ты что, рехнулся, Джек? — рявкнул Кристофер, и Джек даже зажмурился от такой наглости — он ему еще и «тыкать» будет?! Шагнув к кровати, альфа рывком отбросил мужа от «любовника». Мирти не удержался на ногах и упал. Кристиан попытался броситься к нему, но Джек преградил ему дорогу. — Убери лапы от моего мужа, мерзавец! — Он беременный, Джек. Ты можешь повредить своему ребенку. — Моему? Ха! Теперь я понимаю, почему он меня так спокойно отпустил на время своей течки на Тортугу! Ну, и с кем еще ты кувыркался? Кто этот альфа? Мало тебе этого заморыша в постели, на пляже и где там вы еще трахались, так ты еще кого-то нашел? Кристиан и Мирти, который от изумления даже реветь перестал, уставились друг на друга. — Этот ревнивый идиот видел нас в бухте, — потрясенно проговорил Кристиан, и хлопнул себя ладонью по лбу, неверяще вытаращивая глаза. — Да, я видел все. Вы были голыми! И валялись там… как… как… Джек не подобрал слова и только затряс перед собой стиснутыми кулаками. Но «любовники» уже не слушали его — их сотрясал гомерический хохот. Протирая глаза от слез, заикаясь и всхлипывая, Кристиан произнес: — Поздравляю тебя, Джек. Такого идиотизма от тебя даже я ждать не мог. А ведь я тебя знаю с детства. — Что? — Увы, братец, ты оказался слепее всех слепых. Даже Хильджи раскусил меня. А ведь он со мной раньше даже знаком не был. Джек продолжал недоуменно таращиться то на все еще хохотавшего, утирая слезы, мужа, то на мнимого бету, который стоял перед ним в одной свободной ночной рубашке, уперев при этом руки в бока и притопывая от возмущения маленькой узкой ножкой… Совсем не такой, какая могла бы быть у беты… Мирти наконец-то перестал то ли смеяться, то ли рыдать — Джек уже не вполне понимал, что с ним творится. Поднявшись с пола, он пригладил волосы, постоял немного, развел руками и, все же взглянул мужу в лицо. — Джек Торнтон, я даже не знаю, что мне тебе сказать на все это. Ты потрясающий осел! Я никогда не прощу тебе все, что ты мне наговорил. Не смей даже подходить ко мне. Решительно тряхнув головой, омега вышел в коридор, и вскоре после этого Джек услышал, как щелкнул замок двери. — Ну ты и дура-а-ак! — качая головой, проговорил оставшийся в комнате Кристофер и залез в постель, натянув на себя простыню. Джек глянул на него злобно, но тот не испугался, а только головой покачал. — Открой уже глаза пошире! Неужели ты меня не узнаешь? Ты же меня когда-то на руках носил, а дядюшка твой растил и воспитывал. — Кристи?.. Джек как подкошенный упал на стул и, словно только что проснувшийся ребенок, протер кулаками глаза. — Но ты же умер… — Нет, как видишь. — Но как?.. Зачем?.. Святые угодники, ничего не понимаю — ты не пахнешь Кристи… И даже если я поверю в то, что твой запах почему-то пропал, то почему ты позволил всем поверить в свою гибель? Зачем потом притворством проник в дом Ройса? К чему этот злой и бесчестный маскарад? — Оставь мои дела и мои проблемы мне, Джек, — жестко остановил его Кристиан. — Тебе бы со своими разобраться. Боюсь, что завтра утром ты станешь всеобщим посмешищем. Подумать только, приревновать мужа ко мне! К другому омеге! Еще и наговорил, судя по всему, ему редких гадостей! — Наговорил. Да еще каких, — уныло подтвердил Джек, отводя глаза. — И все равно никак не могу уложить в голове. Так ты жив, братишка? Неужели ты жив? — Полужив, Джек, — печально ответил Кристиан. — Полумертв, полужив. Не омега и не бета. Не жених и уж точно не муж… А Ройс… Что ж, он-то как раз скоро обретет замужний статус. — А что ты скажешь на это? — и Джек достал из-за своего широкого пояса свернутый в несколько раз газетный листок. Расправив его на столе, он зажег и пододвинул ближе свечу, а после поманил Кристиана. — Я не одет, Джек. — Ох, я как-то не подумал. Прости. Я… Пойду-ка я к Мирти, а ты почитай. Ну и дела! Черт побери меня совсем! Продолжая то вздыхать, то ругаться, Торнтон удалился. Мирти его предсказуемо в спальню не пустил и даже не откликнулся на стук и призывы. Джек со вздохом уселся на пол и приготовился к худшему. А Кристиан тем временем читал: «Наши предсказания сбылись. Очередная помолвка графа Майенна разорвана. О-граф Джорджиан де ла Кур объявил о своем решении расстаться с Ройсом Уитуортом. Сам скандально известный граф Майенн по этому поводу хранит молчание. Более того, наши источники сообщают, что он уехал в свое поместье. Распространившиеся ранее слухи о том, что Майенн отправил своего незаконнорожденного сына на Южные острова, чтобы без помех сыграть свадьбу, не подтвердились. Теперь в свете говорят другое: якобы, именно граф стал инициатором разрыва с прелестным Джорджианом де ла Куром, поскольку до сих пор не может забыть своего жениха, трагически погибшего меньше года назад. Однако, на наш взгляд, и это утверждение не выдерживает критики. Достоверно известно лишь одно: Майенн занялся серьезным ремонтом и переустройством в своем загородном доме. Готовится? К чему? Неужели новая помолвка? Это уже будет настоящим скандалом!» В газете выдвигались и другие предположения, но Кристиан не стал читать дальше. «Ройс порвал с этим омегой!» — с торжеством думал он. Кристи не сомневался, что это произошло по инициативе графа. Джорджиан сам ни за что бы не отказался от такой партии. «Но что это меняет для меня? — о-барон вновь погрустнел. — Ни-че-го. И я запрещаю тебе, Кристиан де Випон, думать об этом!» Но сказать было легче, чем сделать. Прокрутившись в постели битый час, омега понял, что не заснет, оделся и, взяв свечу, пошел в комнату Уилли. Мальчик спал. Во сне лицо его было ангельски светлым. Нежные маленькие ручки, крохотные пальчики, пухлые ножки, подошвы которых уже начали грубеть — малыш принципиально ходил босиком, тут же стаскивая с себя любую обувь, которую на него пытались надеть. Не действовал даже подкуп. «Такой же своевольный, как отец, — думал Кристиан, любуясь сыном. — И как похож! Тот же высокий лоб. И нос совсем его. Он вырастет большим, сильным и, надеюсь, будет счастливее своих родителей». Как-то незаметно радужное настроение юного омеги улетучилось. Он ласково дотронулся до нежной щечки спящего ребенка и поплелся назад. В конце коридора Кристиан увидел понуро сидящего под дверью Мирти Джека. О-барон покачал головой и вошел в свою комнату. Помучавшись еще немного, он все-таки заснул, и приснился ему засыпанный белым пушистым снегом парк и старый дуб. Во сне Кристиан подошел к дереву и, тесно прижавшись к изрезанной складками и морщинами коре, принялся страстно молиться. Горячие слезы лились из глаз… И вдруг юноша почувствовал, что кора под его щекой стала теплой и мягкой… И как-то вдруг, мгновенно, стало понятно, что это не дуб, а Ройс. И щека Кристиана прижимается к его исполосованной шрамами спине. Именно он, этот непростой, зачастую слишком резкий, иногда глупый, но такой родной и любимый альфа, был его опорой и надеждой. Только он ему был нужен. Кристиан прижался еще теснее, но Ройс так и не шелохнулся, продолжая смотреть куда-то вдаль. Юный омега заплакал еще горше и… проснулся.