Вроде бы, всё и в порядке, но на похоронах бабкиной мамки очень давно я понял одно: я просто тело, такое же тело, что тупо болит. ©
— Женат?! Но… как же так? Когда ты успел? — Ата вскочила со своего стула так, будто кто-то только что раскалил его докрасна. Послышался звон задетой тарелки. Бокал с вином, расположенный рядом с этой тарелкой, упал, и на белоснежной скатерти появилось бордовое пятно. — Ата! — укоризненно посмотрев на дочь, крикнула Мэлз. — Сохраняй спокойствие! — добавила она не менее возмущённо. — И веди себя достойно. Пискнув от бессилия, Ата сжала кулаки и перевела растерянный взгляд на Драко, словно желала услышать от него, что, на самом деле, он всего лишь глупо пошутил. Однако вместо этого она наткнулась лишь на плохо скрываемую усмешку, замершую на его бледных губах. Казалось, какое-то время между ними происходил бессловесный диалог. «Ты женат, и всё равно переспал со мной?..». «Ну и что? Трахнул, да. Не вижу в этом ничего предосудительного». «Да как ты только посмел?». «Посмел, потому что могу. Всё так просто, не правда ли?». — Где же твоё кольцо? — Отдал домовикам на чистку. — Где же твоя жена?! — Отдыхает на островах. Что-то типа свадебного путешествия, только без меня. Я весь в делах, весь в делах… Конечно же, это была ложь. Продуманная, жеманная. Но всей правды ни Ате, ни её родителям знать было вовсе необязательно. — Только не плачь, дорогая, — с улыбкой дьявола на губах сказал Драко, разведя руки в стороны. — Понимаю, что такого завидного жениха, как я, в волшебном мире ты уже явно не сыщешь. Однако, я уверен, что ещё найдётся тот, кто сумеет растопить твоё сердце. Казалось, после этих слов Ате стало только хуже. Смотря на идеальное лицо Драко, она чувствовала себя использованной и выброшенной. Одноразовой. Мусор. Осознание произошедшего больно давало пощёчины по её атласной коже — одну за другой, одну за другой. Не в силах сдержать свои внутренние порывы, Ата больше не смогла прятать бившиеся наружу слёзы. Выйдя из-за стола и громко застучав каблуками по полу, она пулей направилась к выходу из Белого зала. Затем прозвучал громкий, характерный хлопок дверьми, оставивший после себя противный гул. Драко откинулся на спинку стула, совершенно не тронутый этой вычурной, показушной сценой, открывшейся перед ним несколько секунд тому назад. Расслабившись, Драко скрестил на груди руки и стал внимательно скользить взглядом по лицам присутствующих здесь, помимо него, людей. Его отец сейчас совершенно отстранённо, с абсолютно скучающим видом, отрезал сочные ломтики от куска белого мяса, лежащего на его тарелке, а затем медленно заедал их помидорами черри, маринованными в сладком соусе. Словом, разыгранная здесь ранее сцена его ни капли не тронула, и отнёсся он ко всему произошедшему абсолютно наплевательски. Впрочем, от отца Драко ничего другого и не ожидал. Нарцисса тоже молчала, плотно сжимая свои тонкие губы. Проследив за её взором, Драко сразу стала ясна причина: его мать с укором наблюдала за последствием акта кощунства, развернувшегося благодаря Ате. Дорогущую скатерть, привезённую Нарциссой из Испании, Ата залила не менее дорогущим «Be Bordo 'Le Fruity Red' Merlot» пятьдесят третьего года из уникальной коллекции. Сложнее ситуация обстояла с Вэллоурдами. Сложнее, но от того не менее удовлетворительно для Драко. В какую-то секунду Драко даже пожалел, что под рукой не оказалось колдоаппарата, потому что возможность запечатлеть на память выражения лиц, с которыми они сейчас сидели за столом, была бы просто потрясающей. — Что ж, — наконец, произнёс Джон, обратив на себя внимание всех присутствующих и рассеяв туман молчания, зависший в прохладном воздухе на столь долгое время. — В таком случае, нам придётся поискать для нашей дочери другого мужа, ха-ха… — попытался обратить всё в шутку он, но улыбка на его лице была такой же искусственной, как и мех миссис Вэллоурд на подоле её платья. Мэлз лишь молча кивнула, а миссис Малфой натянуто улыбнулась. — Очень вкусный ужин, Нарцисса, — произнесла Мэлз, переводя тему, а затем промокнула уголки губ салфеткой. — Твои домовики готовят отменно. А нам… нам уже пора, — сказав это, она на толику секунды коснулась взглядом лица Драко. Холод и отвращение. «Мерлинова борода!». От неожиданности происходящего брови Малфоя даже на миг взметнулись вверх. За столько-то лет эта пташка, мило улыбающаяся и плетущая рассказы о бисероплетении, всё-таки позволила себе посмотреть так на кого-либо. И — подумать только — такой чести удостоился сам Малфой. Ну просто умереть, не встать. Ситуация стала такой забавной и ироничной, что Драко в каком-то смысле даже стал гордиться собой ещё больше. Он гордился тем, что пробудил это в чистокровной женщине, которая до этого всё время вела себя как обычная грязнокровка. «Чёрт, но где же всё — цветы, награды, овации?.. Где же благодарности в стиле: «о, Драко, ты просто супер-герой!»?» — Спасибо, Мэлз, — продолжая натянуто улыбаться, сказала Нарцисса, и встала из-за стола. Малфой посмотрел на мать и сразу встретился с её взглядом, который ясно дал ему понять: после ужина их ждёт долгий, мучительный для него разговор. — Я вас провожу. Драко выдохнул, постепенно ощущая в воздухе испарение торжественности прошедшего момента. Захотелось закурить, и он тоже встал, направляясь к выходу из комнаты. Слова Нарциссы, произнесённые несколькими мгновениями тому назад, оказались последними, что прозвучали сегодня в Белом зале.***
Драко поднял лицо к небу — и у него тут же закружилась голова от вида этого распростёртого исчерна-синего океана, усыпанного блестящей звёздной крошкой. Ночь сегодня была лунной, особенно красивой. «Каким образом звёзды — эти маленькие озорные огоньки — могут сверкать так ярко в такое неспокойное, омрачённое всеми недавними событиями время?» — вопрос вспыхнул в голове Драко подобно фейерверку и также быстро потух, оставшись без ответа. Изящная рука привычно потянулась в карман за сигаретами и зажигалкой. Вытащив сигарету из картонной пачки, Драко вставил её в зубы, а затем щёлкнул зажигалкой и сделал первую затяжку. Свобода. Мимолётная, но приятная. В лёгкие через глотку Малфоя будто ворвался покой, который в считанные мгновения усмирил раздражённые клетки тела. Но, к сожалению, уже через секунду ощущение покоя и удовольствия испарились, как только Драко втянул носом новую порцию кислорода. «О, Моргана. Моргана, ёбтвоюмать, как же мне херово». После того, как Вэллоурды свалили из поместья, Драко сразу направился в свою комнату. Он думал… нет, он мечтал о том, что сегодня ему удастся лечь спать пораньше, но мечте не суждено было сбыться, потому что через время в его дверь постучались. Малфой знал, что это была Нарцисса. Драко безумно устал: спина ныла, ноги гудели, а голова была полна различного мусора, от которого он планировал отстраниться хотя бы на несколько часов умиротворяющего сна. Но это была его мать. Его мама. Та самая, что всегда была ближе, чем все остальные. Та, которая не раз спасала ему жизнь, когда он был на волосок от смерти. Та, ради которой он сам готов был умереть. И отказать ей он не смел. Просто не имел права. Обречённо выдохнув, Драко сел на кровати и прошептал заклинание, открывая Нарциссе дверь и пуская её в комнату. А вместе с ней — тонну негодования, укоров и нравоучений с её стороны на тему того, как некрасиво и низко он сегодня поступил с Вэллоурдами. — Грубо, Драко! Ты вёл себя очень грубо. И то, как ты поступил с Атой — это… это подло! Малфой не знал, кто именно слил информацию о сексе с Атой его матери, точнее, кто из домовиков её слил, однако то, что они понесут за это соответствующее наказание — он знал наверняка. От родной матери было очень неприятно слышать подобные речи, потому что Драко было очевидно, что ситуация расстроила Нарциссу, а он очень не любил её расстраивать. Однако, Малфой держался стойко, не выражая никаких излишних эмоций и чувств, которые бы показали то, что он так тщательно научился зарывать в себе за все эти годы. — Она сама лезла ко мне в штаны, мама. А я… я просто не стал этому препятствовать. Так что все вопросы подобного характера к ней, а не ко мне. Вот так, просто. Зарываясь пальцами в платиновые волосы и загребая их назад, он пожал плечами, а затем устало потёр ладонью лицо. Сон не сдавался, так и одолевая Драко. И лез на него. Лез, лез. Прямо как Ата. «Шлюха». Нарцисса раздражённо всплеснула руками и закатила глаза. Но потом её взгляд неожиданно изменился и стал чуть мягче. Слегка поджав губы, Нарцисса нежно коснулась ладонью щеки сына. Драко тут же замер, будто наткнулся на заклинание. — Как бы там ни было, и кем бы она ни была… у тебя есть жена, Драко. Не стоит об этом забывать, мой дорогой. Доброй тебе ночи. Это было последнее, что она сегодня сказала, а затем поцеловала его в лоб и ушла, застучав по полу своими каблучками. Драко же сидел, как парализованный, пока в его голове фанфарами звучал голос матери: «есть жена». «Есть жена». Жена. У него, блять, есть жена! Драко так и не понял, что именно имела в виду мама, говоря об этом, но мысли Малфоя уже витали совсем в другом измерении. Грейнджер… Мысли о грязнокровке начали заполнять его разум, и сон сняло словно рукой. Появилось новое желание. Выпить. Нет, даже напиться. Какая же тонкая грань была между этими двумя состояниями… И, честно говоря, сейчас Драко наиболее склонялся к состоянию под номером «два». Поэтому, чертыхнувшись, он встал, подошел к своей тумбочке и разом достал из неё две пол-литровые бутылки отборного огневиски. Затем завалился на кровать, приподнял подушку и, откупорив затычку у первой, осилил её за сорок минут. Жидкость шла мягко, не смотря на то, что обжигала горло, будто он глотал огонь, как чёртов фаерщик. Вторая бутылка вкатывалась менее плавно. Малфой выпил одну треть, а после решил отправиться на улицу, пока его разум совсем не поплыл в тумане. И вот сейчас, развалившись, Драко сидел у бассейна с задней стороны поместья — прямо на газоне, что домовики подстригли только сегодня. В нос бил запах свежескошенной травы, что мешался с запахом огневиски. Тёплый ветер нежно ласкал кожу. Драко прилёг на спину и опьяневшим взглядом стал всматриваться в небо, пока в его голове одна за другой рождались мысли и вспыхивали воспоминания. «Ах, всё могло бы быть так хорошо, если бы не было так плохо!». Малфой пустил в прохладный ночной воздух облако дыма, и ему внезапно захотелось почувствовать себя нормальным человеком. Дикое желание, горячее, пылающее в воспалённой голове, но — увы! — такое не осуществимое. Слишком далёкое. Нереальное. На самом деле, Драко очень устал. Так устал… Нет, не за день… Устал от этой жизни. Мерлин, да никто, никто не мог себе представить, насколько он УСТАЛ от всех этих гнетущих «надо», «должен», «обязан». В последнее время всё, что он чувствовал, словно вытекающую из носа кровь — только усталость, что, вроде, ещё совсем недавно проросла в нём совсем крошечным ростком, а сейчас уже раскрупнела до размеров грёбаного баобаба. «Ты — Пожиратель, Малфой. Смерти, Малфой. А, значит, ты обречён быть несчастным». Пожиратель Смерти. Мудланский выбор отца и по совместительству его собственная кара, которая висела над ним, как хренов дамоклов меч. «Когда-то ты рассчитывал выйти сухим из воды, помнишь, Малфой? Думал, от этой напасти можно избавиться. Ха-ха! Нет, Драко, нельзя. Нельзя быть настолько наивным, чтобы думать, что можно так просто отречься от этого. Потому что оно навсегда. И ты по горло в этом дерьме. До самого конца своей гребанной и, наверное, не очень долгой жизни». — Мы верные слуги Тёмного Лорда, — говорил Люциус. — И мы никогда не отступим от него, а также от его устоев. А Драко слушал, слушал, мысленно соизмеряя весь объём пиздеца, в котором он погряз. Лихорадочно кусая губы, борясь с желанием драть на себе кожу, биться в конвульсиях по полу, точно от Круциатуса. И отвечал: — Да, отец. «Жалкий слабак!». Драко не мог противиться Люциусу. Не мог смотреть в его глаза. Не мог высказать ему всю ту кашу, что кипела в его голове. Если нет сил — нет и боя… Зубы болезненно сжались. Драко загрёб в пятерню платиновые пряди волос, убирая их с глаз, и небрежно загладил назад. Посылая воспоминания нахер. Куда подальше. Несколько раз моргая, а затем до боли закусывая щеку изнутри. Неожиданно в голове вновь зашумело материнское: «у тебя есть жена». Жена. Грейнджер. Не Малфой. Эта реалия казалась Драко наваждением. Абсурдом. «Как долго они уже не виделись?». Драко сглотнул, судорожно вспоминая их последнюю встречу. В последний раз они разговаривали… давно. Ещё в день её допроса. Однако, примерно пять дней тому назад, выходя из своей комнаты, Драко случайно заметил на противоположной стороне коридора пышную каштановую копну волос, когда Грейнджер входила в их домашнюю библиотеку. Тогда он и видел её в последний раз. Даже прикованная к поместью, живущая среди своих врагов, Грейнджер не растеряла интереса к своим излюбленным книжкам. Откуда в ней такая любовь к ним с самого детства? Почему именно книги? Самым подходящим ответом была мысль о том, что только благодаря ним она рассчитывала самореализоваться в волшебном мире, где было полно чистокровных волшебников и полукровок, а она была — грязнокровкой. А, значит, стараться во всём для того, чтобы стать полезной в их мире, ей всегда нужно было втрое больше. И она старалась. Нужно было быть глупцом или слепцом, чтобы игнорировать это. Возможно, если бы не война и не её последствия, Грейнджер бы действительно добилась своего и заняла выгодную нишу. Но война никого не щадит, и для какой-то там грязнокровки нет исключений. Занимаясь порученными ему делами, Малфой почти забыл о том, что в его доме сейчас находится грязнокровка. Хотя, наверное, довольно увлекательно наблюдать за её адаптацией в поместье, учитывая то, как круто изменилась её жизнь. Внезапно Малфою в голову пришла интересная мысль. — Сэм! — крикнул Драко, хлопая в ладоши. Буквально через секунду послышался щелчок в воздухе, и перед Малфоем возник домовик. — Сэм к вашим услугам, Хозяин, — поклонившись, сказал он. — Чего желаете? Драко сел на траве и повернул голову в сторону домовика. — Хочу знать всю информацию о том, чем занималась грязнокровка всё это время, с того самого момента, как она поселилась у нас. Что она делала, о чём спрашивала, что замышляла? Рассказывай всё, что показалось тебе странным, что тебя насторожило. Малфой не просто знал, он был уверен на все сто, что домовику не составит никакого труда ответить на все эти вопросы, поскольку все домовые эльфы — большие сплетники, замечающие буквально всё и постоянно обсуждающие это между собой. — Конечно, Хозяин, — вновь поклонившись, сказал Сэм, а затем, слегка поразмыслив, стал докладывать: — Грязнокровка ведёт себя очень тихо. Практически всегда находится в своей комнате. Любит сидеть на своём балконе, особенно по утрам. Любит наведываться в библиотеку, но никогда там не читает, все книги несёт к себе. Часто просит приносить и еду именно к себе в комнату, чтобы не спускаться в столовую. Ест очень мало. Часто и вовсе отказывается от еды… Драко нахмурился, тут же прерывая домовика: — Что значит «отказывается от еды»? И насколько часто это происходит? Сэм испуганно сглотнул, опуская глаза к полу, а затем виновато продолжил: — Часто. От ужина она, как правило, отказывается. Завтракает совсем немного, потому что говорит, что ей «ничего не лезет». Обычно она ест именно обед, но не всегда доедает полностью… — А какой у неё рацион? Что вы ей даёте? — перебил его Драко. — То же, что и вам, нашим господам, Хозяин… Драко скрипнул зубами, ощущая нарастающую злость, сосущую где-то под лопатками. — То есть она отказывается от еды из вредности? Она решила умереть от голода? Сэм испуганно молчал, не зная, что ответить Драко, и крепко сцепив пальцы друг с другом. Малфой прикрыл глаза, ощущая, как разросшаяся злость съедает его заживо. Пытаясь сохранить самообладание, он сказал: — Я решу этот вопрос. Что ещё ты можешь рассказать мне о ней? Домовик снова тяжело сглотнул, а затем, переступив с ноги на ногу, осторожно продолжил: — В первые дни она постоянно просила нас, чтобы мы дали ей какую-то работу. Но миссис Малфой строго приказала нам, чтобы мы не позволяли грязнокровке работать. Поэтому иногда грязнокровка спускается на кухню или в прачечную, наблюдая за нашей работой со стороны. Порой она разговаривает с Риком. Из подозрительного я не раз замечал, как она подолгу посматривает на кухонные ножи, а также на садовый инвентарь. Однако, поскольку она никогда не подходит ни к тому, ни к другому, я не докладывал об этом вам в срочном порядке, Хозяин. Вот и всё существенное, что я могу рассказать вам о её жизни за эти две с половиной недели. Драко моргнул, переваривая всю полученную информацию и из последних сил пытаясь держать себя в руках. Провёл ладонью по лицу, едва подавляя в себе желание зарычать. — Хорошо. Ступай, — коротко закончил он. Поклонившись на прощание, Сэм щёлкнул пальцами и исчез. Драко тяжело вздохнул, только сейчас осознавая, что до боли сжимает кулаки, пытаясь справиться с волной окутавшей его злости. Встал на ноги и посмотрел в сторону поместья. В голове сейчас гонгом стучала только одна назойливая мысль: «Ты должен увидеть её. Сейчас». И плевать, что уже полночь. Плевать, что грязнокровка уже наверняка легла спать. Ему нужно увидеть её и поговорить с ней.***
Гермиона не спала. Согнув ноги в коленях и подложив под голову подушку, Гермиона лежала на махровом ковре и листала старинный фолиант, в котором были зафиксированы биографии древнейших волшебников, создавших самые известные за всю историю магического мира заклинания, используемые волшебниками и по сей день. Гермиона не знала, зачем сейчас ей нужна была эта информация. У неё даже волшебной палочки теперь не было, чтобы она, как прежде, могла поупражняться в каких-либо заклинаниях. Раньше, если она бралась за какой-то учебник, связанный с применением волшебства, она штудировала его от корки до корки, а позже безусловно применяла полученные знания на практике, насколько это было возможно. А сейчас… сейчас Гермиона просто загружала свой мозг, почти насилуя его. Впихивая в голову как можно больше информации, чтобы меньше думать о том, что причиняло ей боль. Чтобы меньше вспоминать. Лампочка в волшебной лампе стала противно моргать, и в очередной такой раз Гермиона нахмурила тонкие брови, раздраженно поворачивая к ней голову. «Ну, что за напасть?». Гермиона что, магнит, притягивающий к себе всякие несчастья и проблемы? Чёртовы лампочки во всех других комнатах горели ярко и без вспышек. В её же лампочку будто вселилась живая душа, которая сейчас показывала ей свой характер и постоянно давала о себе знать! Цокнув языком, Гермиона чертыхнулась, а затем недовольно поморщила нос. Звать домовиков, а особенно её друга — Рика, она не хотела. Было уже слишком поздно, и домашние эльфы, скорее всего, в это время уже мирно сопели у себя в комнатах, измученные, как и всегда, после тяжёлого рабочего дня. Всё завтра. Тем более, она уже собиралась лечь спать. Сонно зевнув, Гермиона прикрыла ладонью рот. Было немного за полночь. Что-то она зачиталась… Уже действительно давно было пора укладываться спать. Тем более, что завтра Гермиона вновь планировала проснуться пораньше, чтобы посидеть на своём балконе и в полной мере насладиться всей прохладой утренней природы. На дворе стоял конец июня, а на улице днём было такое пекло, что хотелось снять с себя кожу. Гермиона просто не переваривала жару — ей всегда была по нраву именно серая, туманная, дождливая погода… А дождя, как назло, здесь не было с того самого злосчастного дня, как она решила трансгрессировать в это гадюкино поместье и обратиться за помощью к Малфою. Когда она ещё не знала, каким боком обернётся для неё эта просьба… Сердце забилось сильнее, а кровь в венах будто мигом похолодела на несколько градусов. «О, нет, только не эти воспоминания! Нет, нет, прочь!». Поднявшись с ковра и присев на край кровати, Гермиона приложила ладони к покрасневшему лицу, убирая с него волосы, выпавшие из заплетённой косы. Затем, тряхнула головой, будто в надежде, что так из неё выпадут неприятные, ранящие мысли. Нужно ложиться спать. Ещё один день позади, а значит, нужно готовиться к новому… Как только она об этом подумала, Гермиона услышала какую-то громкую возню за своей дверью, от которой её сердце едва ли не ушло в пятки. В дверь громко постучали, а затем резко распахнули её, не дожидаясь никакого ответа. Малфой. Это был Малфой. Её враг. Её тиран. Её… муж. Первое, что заметила Гермиона, пытаясь понять, что происходит — Малфой выглядел слишком странно. Как-то… слишком потрёпанно. С разлохмаченными волосами, мятой рубашкой и пыльными туфлями. С тяжело вздымающейся грудью и то сжимающимися, то разжимающимися в кулаки пальцами. С горящими, дикими глазами. Движущимися желваками на лице и напряжённой челюстью. Гермиона мгновенно вскочила с кровати так, словно невидимые ладони грубо толкнули её в спину, заставив поприветствовать самого принца — стоя. Осознав то, насколько неправильно Гермиона сейчас поступила, пусть действуя сейчас и абсолютно бессознательно, Грейнджер облизнула пересохшие губы. — Какого… какого дьявола, Малфой? Её глаза не отрывались от лица Драко, влетевшего в её покои, словно смерч, пока сердце в груди выплясывало смертельный танец. — Грейнджер… Всего одно слово, сказанное им, и по телу уже прошло целое стадо мурашек, а дыхание стало неровным. Сколько она уже не видела его? Не слышала его? Казалось, целую вечность. Низкий голос Малфоя был насквозь пропитан своей размеренной прохладой. Гермиона отдала бы всё, что угодно, чтобы не слышать, не видеть и не чувствовать Малфоя в такой опасной близости ещё целую жизнь. Три жизни, пять, десять. Внезапно до обонятельных рецепторов носа Грейнджер дошёл резкий запах алкоголя. — Ты… ты что, пьян?! «Мерлин, нет. Он напился и пришёл поиздеваться надо мной?». Голосок в голове язвительно нашептывал: «А ты сомневаешься в его способностях?». Он же способен. Он же может. Он всё может. Вышла за него замуж Гермиона тоже потому, что именно он так пожелал. И растрепала, как последняя шестёрка, всю информацию об Ордене и о Гарри, Гермиона по той же причине. Внезапно её начало трясти от безграничной боли и злости, пропитавшей всё тело. Ногти стали больно впиваться в ладони, но эта боль была абсолютно ничем по сравнению с той, что Малфой уже успел причинить ей до этого. — Какого чёрта ты забыл здесь, Малфой? — выплюнула Гермиона, прожигая Драко раздражённым взглядом. — Убирайся отсюда! Ненависть колола. Колола, колола её изнутри, точно острые и холодные клинки раз за разом впивались в мясо. Из ран вытекал яд. Или кислота. Именно ею Гермиона и была готова сейчас заплевать Малфоя до смерти. Драко сузил глаза, и в уголках его глаз образовались многочисленные морщинки. Он выглядел злобно, но при этом безудержно уставшим, будто не спал три года. Гермиона наблюдала за тем, как он громко выдыхает, от чего его ноздри расширяются. И вдруг она кожей почувствовала холод, начавший исходить от юноши, который будто вот-вот обещал превратить её прямо в ледяную глыбу. Драко сатанел на глазах, точно сзади него заводился ключик, а напряжение в спальне вырастало как на дрожжах. Наконец, расслабив пальцы, Малфой сделал к Гермионе два шага, тем самым сокращая расстояние между ними. Гермиона затаила дыхание. — Забыла, что это мой дом, и я могу ходить там, где хочу и когда хочу, Грейнджер? — негромко, почти мягко спросил Драко, и эти слова подобно мечу пронзили Грейнджер. Заставили почувствовать себя в ловушке. Под ногами будто бы громко клацнул капкан, и теперь из кожи Гермионы волной сочилась кровь. Горячая, алая, грязная. — Совсем мозги отшибло? Забыла, с кем разговариваешь, грязнокровка? — Я… — Гермиона открыла рот, и тревога забила внутри неё на манер колокола. Она остановилась и покусала губу. — Сейчас это моя комната. Моя, Малфой, ты сам это сказал. К тому же, сейчас ночь, — упрямо продолжила Гермиона, отстаивая собственные границы, но на этот раз её тон прозвучал спокойнее, чем в первый раз. Намеренно она это сделала или нет — времени анализировать не было. Грейнджер просто активно перебирала у себя в голове слова, пытаясь подобрать нужные и поистине правильные. — Я не позволю тебе вламываться ко мне таким хамским образом в любое время суток, когда тебе только вздумается. Не позволю, слышишь? Малфой удивлённо взметнул брови вверх. — Кем ты возомнила себя, чтобы диктовать условия? — громко фыркнув, наконец, процедил он. — Королевой чёртовой Англии? Нет, не тех кровей, Грейнджер, — произнёс Драко, наслаждаясь и упиваясь тем, как Гермиона сжимает свои губы, слушая его. — К тому же… — Малфой обвёл одним пренебрежительным взглядом комнату, задержавшись на секунду на кровати, — я постучался, дура, — и снова взглянул на Грейнджер. Гермиона удивленно взметнула тонкие брови вверх. — Ты не дождался моего ответа. В цивилизованном обществе после стука принято дожидаться положительного ответа владельца комнаты, и только потом входить туда. Ах, да, ты же ничего не знаешь о манерах, — выплюнула она, щуря глаза. Малфой громко втянул в себя воздух, а затем сделал ещё один шаг вперёд. Несколько секунд он просто молчал, а затем продолжил: — Это правда, что ты почти не ешь, идиотка? — переводя тему, спросил он. — Хочешь сдохнуть от голода, грязнокровка? — не отрывая своего яростного взгляда от её медовых глаз. Слова прозвучали для Гермионы, как гром среди ясного неба. Как удар электрического тока. Как звонкая пощёчина. Брови Гермионы взметнулись вверх, а рот приоткрылся от неожиданности. В горле пересохло. Несколько секунд она то открывала, то закрывала рот, как выплеснувшаяся из моря на сушу рыба, но затем взяла себя в руки. — А тебе какая разница? Хочешь, чтобы я «сдохла» по-другому? — презрительно спросила она, гордо поднимая подбородок. — Тебя это не касается. Так что иди к чёрту. Губы Драко искривились в раздражении. — Касается, — рявкнул он, делая ещё один шаг и практически нависая над Гермионой. — Я не хочу быть убитым Лордом только потому, что не уследил за тем, сколько ты ешь. У него на тебя ещё есть планы, — грозно добавил он, отчего губы Гермионы задрожали. — Потому отныне я запрещаю тебе голодать. Ты должна и будешь есть нормально, как положено человеку твоего роста и возраста, — приказал он, используя все возможности Клятвы. — Учитывая то, что, скорее всего, твой желудок успел сжаться от недоедания, домовики сначала начнут кормить тебя небольшими порциями, но, как минимум, трижды в день. Потом же порции несколько увеличатся для того, чтобы поддерживать в норме твоё физиологическое состояние. Драко сделал ещё один решительный, угрожающий шаг вперёд, и его обрамлённое светлыми волосами лицо практически вплотную приблизилось к Грейнджер. Змея схватила мышку за горло. — Если же я ещё раз услышу от домовика, что ты отказываешься есть, я лично отдам тебя Пожирателям, чтобы они пустили тебя по кругу. Поэтому теперь, прежде чем делать, думай, Грейнджер. Думай, что делаешь. Тебе ясно? Драко выдохнул ей в лицо, осознавая, что всё это время говорил на одном дыхании. Их разделяло слишком маленькое пространство. Слишком близко. Слишком маленькая комната. Слишком-рядом-Грейнджер. Малфой чувствовал, как вдыхает воздух, выдыхаемый грязнокровкой. Чувствовал, и от этого осознания ему хотелось впечататься мордой в стену. Распластаться там, как чёртова лепёшка, а потом прыгнуть в пропасть с высокой скалы, чтобы потом никто не смог даже пересчитать его раздробленные косточки. Но при этом дикая, непреодолимая и непонятно откуда взявшаяся сила в нём безумно хотела настигнуть Грейнджер. Сожрать её, обглодать до последнего кусочка, а затем выплюнуть, смыв всю эту мерзость в унитаз. — Тебе ясно, грязнокровка? — вновь повторил Драко, но на этот раз намного громче. — Или ты нуждаешься в повторении? — спросил он, слегка наклоняя к ней голову и сразу же ощущая грязнокровкин запах. Цветы… — Так я могу повторить, тупая ты дура, что я запре… — Да как ты смеешь! — внезапно перебила его Гермиона, и её руки потянулись вверх, толкая его прямо в грудь. Сильно, но не больно. Но этим своим телодвижением она окончательно перечеркнула остаток границы, что был между ними ещё секундой ранее. Малфой слегка пошатнулся, но тут же взял себя в руки и напрягся. — Как ты смеешь указывать мне, сколько мне есть? Это… это абсурд, Малфой! А твоя угроза… это просто мерзость! Просто отвратительно! Ты — больной ублюдок с больной фантазией, слышишь? — Гермиона кричала, больше не в силах себя контролировать. Снова толкая его в грудь, пытаясь выместить так на нём всю свою злость и ненависть, которая сейчас кипела ядом внутри неё. — Ты омерзителен! Рядом с ним она ощущала себя ничтожной. Ни на что неспособной. Жалкой. Это убивало. Малфой был Гулливером, а она — маленьким человечком, который очень долгое время просил его быть осторожнее, а вместо этого был задавлен огромным ботинком под безудержный, сумасшедший хохот. — А что, ты бы этого не хотела? — гаркнул Малфой, наконец, перехватывая её запястья у своей груди и поднимая их вверх, задерживая её руки в воздухе. — Признай, что ты шлюха, Грейнджер! Признай, что тебе не хватает секса в твоей жизни. Поттер находится хер пойми где, бросив тебя на произвол судьбы, а твой дурак-женишок сдох, оставив тебя совсем одну. Давай, признай это, признай! В груди Гермионы больно кольнуло при упоминании этих имён. «Он может обзывать меня, сколько ему угодно, я найду, что ему ответить. Но плохо говорить о Гарри и Роне я не позволю ему. Не позволю!». — Не смей, не смей говорить о них! Закрой свой грязный рот! Ты и пальца их не стоишь! — Гермиона попыталась вырвать руки из его цепкой хватки, но Малфой держал их слишком крепко, не желая отпускать их. — Правда глаза колет, да? — Это неправда! — А что тогда? — Драко пылал. Пылал, как никогда. Горел изнутри так, как будто температура внутри него достигла всех ста градусов, и теперь его внутренности обугливались и сгорали. Пламя лизало его сердце, его шею, его язык. Облейте Малфоя сейчас керосином — и тут же сгорите от волны огня, которая мгновенно проглотит вас заживо. Драко сузил зрачки, облизывая пересохшие губы. Борясь с желанием вцепиться в грязнокровку и вытряхнуть из неё всё то дерьмо, которое в ней было. — Кто из них тебя трахал? Долбаный Поттер или долбаный Уизли? Вопрос, который до этого он не хотел задавать ни за какие коврижки. Ни при каких условиях. Который он просто брезговал задавать. И который так часто всплывал в его совсем нездоровой голове, что царапал собой изнутри стенки его черепной коробки. Может, так действовал на него алкоголь, а может, вся та злоба, что сейчас съедала его заживо. Но он больше не мог держать это в себе. Он должен был узнать ответ на этот вопрос. — Так кто, Грейнджер? Не заставляй меня прибегать к действию Клятвы. Он по-прежнему смотрел в её глаза, а она — в его. И пока в его пьяном взгляде плескались холод, интерес, злость и любопытство, в её — боль, страх, злость и отчаяние. Надломленность. Изнеможенность. Бесцветные карие глаза. «Смотри, давись ими. Это твоих рук работа. Ты доволен, Малфой? Доволен?». Да. Он был доволен. Грейнджер молчала слишком долго, и Драко скрипнул челюстями, принимая это молчание по-своему, по-грязному, а затем в последней попытке выплюнул: — Ну же, скажи мне. — Никто, урод! — тут же прошипела Гермиона сквозь зубы, и её глаза неожиданно заблестели. Слёзы неконтролируемо полились из глаз, пока её грудь яростно вздымалась от тяжелого, сбитого дыхания. — А теперь катись ты к чёрту! Я ненавижу тебя! Гори в аду! Её слова прозвучали резко и звонко, будто хлёсткая пощёчина. Будто перевернулась целая витрина с хрусталем, который тут же громко попадал и весь нещадно побился. Если бы слова могли резать, из малфоевских ушей уже давно бы сочилась кровь и стекала прямо вниз, по его шее, а затем — по груди. И она стекала бы так до тех пор, пока Драко не стал бы обескровленным и не пал бы наземь трупом. Лампочка снова заморгала, видимо, не выдерживая напряжения, стоявшего в комнате с той самой минуты, как Драко только сюда вошёл. Малфой стоял, не шевелясь, глядя в пустые глаза, в которых сейчас было непривычно много слёз. Грейнджер же так и стояла и смотрела на него, даже не в силах вытереть собственные глаза от влаги, поскольку он продолжал удерживать её запястья в воздухе. Лишь сдерживая в себе бесконечные крики и рыдания, рвущиеся наружу, пока её плечи мелко содрогались. Губы Драко искривились, а сердце будто залило ледяным свинцом. Правая рука заныла. Жилка на шее забилась чаще, а челюсти грозились сломаться от того, как сильно Малфой их сейчас сжимал. Неожиданно для Гермионы отпустив её руки, Драко с силой бросил её на кровать, а затем навалился на неё собственным телом. — Сука, — прохрипел Малфой, а затем накрыл рот Гермионы своим.