В пустоте лёгкой поступью — то бегу, то устаю. Облака собираются в стаю — то выпадаю, то таю. Выходи поболтать, если что… Погляди сквозь облака-шторы — я тебя навестить пришёл так просто… ©
«Нет, только не это!..». Мысль ярким пламенем вспыхнула в голове Гермионы, как только влажный, имеющий вкус огневиски, рот Драко врезался в её собственный. Из глотки Гермионы вырвался глухой болевой стон, и она тут же вцепилась тонкими пальцами в плечи Малфоя, совершая попытку оттолкнуть его от себя. Но Малфой был слишком сильным, слишком тяжёлым. А ещё этот огневиски… Он дурманил её сознание. Гермионе казалось, что один только запах алкоголя вызывал у неё помутнение рассудка, и поэтому она никогда его не пила. Даже когда находилась на праздновании чьего-то дня рождения, даже собственного. Даже когда Гарри с Роном с хохотом говорили: «ну давай по чуть-чуть, Гермиона, мы же, в конце концов, сдали все экзамены!». Даже когда… Никогда. Правильная девочка Гермиона Грейнджер. Гермиона дёрнула головой в сторону, пытаясь отвернуться, но Драко тут же раздражённо зарычал, больно схватив её за подбородок одной рукой, а за плечо — другой. Развернув лицо Гермионы к себе, он слегка задрал его вверх таким образом, чтобы её глаза расположились прямо напротив его и замер. В его серых зрачках, сейчас таких затуманенных, но в то же время горящих, было намешано столько всего… Столько, точно под этим взглядом Грейнджер вот-вот могла бы расплавиться. И стечь этой лужицей прямо к его ногам. — Брыкаешься, значит, нравится играть в жертву-насильника? — хрипло произнёс Малфой, не прерывая зрительного контакта между ними. Боль от его грубой хватки с каждой секундой становилась всё ощутимее: казалось, Малфой вот-вот сломит ей челюсть. — Мне даже немного нравится. Ни то, что ты делаешь из себя жертву, хотя добровольно пришла сюда, а потом стала моей «женой», а то, что ты такая строптивая. Он смотрел на Гермиону, и внутри неё пылал пожар. Огонь медленно и играючи обволакивал её органы, выжигая их, заставляя темнеть, скукожиться, задохнуться. Так было всякий раз, как только её молочной кожи касались эти глаза. Серые, бездонные. Холодные, металлические. Они глядели с какой-то особой силой, невероятно мощной и всеобъемлющей, почти непреодолимой, от которой за считанные секунды Гермионе становилось не по себе. — Отп… пусти, — собрав все свои силы до кучи и приложив максимум усилий, всё же прохрипела она. В горле пересохло, было сложно дышать. Сердце билось в конвульсиях, громко стуча по рёбрам, будто пытаясь достучаться до Гермионы и сказать ей: «очнись, борись, зови на помощь!». Вдобавок к существующей боли от сжатия челюстей, вдруг прибавилась и боль в пояснице. Гермиона плохо спала каждую ночь, постоянно ворочаясь и не единожды просыпаясь. Ей всегда было тяжело осваиваться на новом месте, какое бы прекрасное оно ни было. Гостиницы и отели, в которые маленькая Гермиона заселялась вместе со своими родителями во время путешествий; «Нора» семейства Уизли; дом Невилла; даже Хогвартс, когда она впервые приехала туда — не могли заменить ей родной домашней постели, в которой ей всегда спалось лучше всего на свете. О которой в теперешней жизни остались лишь воспоминания, как и в целом о возвращении в дом к своим родителям. Сердце болезненно сжалось от этих мыслей, будто чья-то рука грубо проникла сквозь грудь, сдавив его пальцами. — М-малфой, отпусти. П-прошу т-тебя… Ещё одно усилие, которое даётся Гермионе просто героическим образом. На губах всё ещё чувствуется вкус Драко, и от осознания этого становится дурно. — З-зачем ты это делаешь… Ты ж-же всегда не-енавидел ме-е-ня… Те-ебе должно быть проти-ивно… Отп-пусти, М-малфой… — Нет, — в ответ на её слова просто ответил Драко ровным, размеренным тоном. Однако, несколько секунд спустя всё же чуть ослабил хватку. — Нет, — через секунду повторил он во второй раз, будто уже для самого себя. Гермиона не знала, ответом ли на её вопросы были его «нет», но молила Мерлина, чтобы Малфой просто поскорее убрался отсюда. Казалось, сейчас у неё даже не осталось сил ненавидеть его, злиться на него. Она ощущала себя разбитой. Драко облизнул губы, продолжая смотреть на Гермиону, будто впитывая в себя каждую эмоцию, исходящую от неё. В её комнате было так душно, Мерлин. Волосы Драко успели повлажнеть от пота, будто он несколько часов подряд провёл на метле под палящим солнцепёком, играя в квиддич, как когда-то давно, в былые времена. Когда он был беззаботен и свободен от всего того груза, который металлическими цепнями был привязан к нему сейчас. Неожиданно Драко спустился пальцами вниз по щеке Гермионы, достигая её шеи, от чего последнюю за считанные секунды настигла крупная дрожь. «Правильно. Бойся. Бойся меня». «Всё правильно, Грейнджер. Так и должно быть». У грязнокровки была очень нежная, гладкая кожа. Будто это был шёлк — такой лёгкий и нежный, приятно осязаемый под его огрубевшими пальцами. Она вкусно пахла. Драко медленно опустил взгляд на её шею, предварительно очертив линию скул, а затем скользнул им ниже, к груди Гермионы. Спрятанная под тонкой тканью невзрачной футболки, она была достаточно небольшой, но довольно аккуратной и подтянутой формы. Гермиона тяжело дышала, со страхом наблюдая за действиями Драко и что-то бормоча, пока он смотрел на то, как вздымаются её соски, игриво выглядывающие из-под ткани. Весь его разум, и без того охмелевший после огневиски, сейчас был словно напрочь отрезан от Драко, а также — от здравомыслия. Однако в штанах уже начало пульсировать, из-за чего с каждой секундой там становилось всё теснее. Фигура Грейнджер была довольно худощавой. Всегда — отталкивающей, непривлекательной. Но сейчас… Драко не мог понять, почему сейчас его тело, его сознание так отзывалось на него. Почему оно казалось ему привлекательным? Собственные мысли пугали Драко. Ситуация словно заживо пожирала его кусок за куском. «Почему я не чувствую должного отвращения? Почему моё тело и мой разум не подсказывают мне, что это ненормально? Может, я сошёл с ума? Может, я уже в аду?». — Малфой! Его имя, произнесённое ею этим своим тоном, заставило Драко автоматически поднять взгляд вверх и вернуться к её испуганному лицу и ошарашенным глазам. Такое… бледное и осунувшееся лицо, на щеках которого уже проявились отметины от его пальцев. Уставшие, измученные глаза Гермионы, полные страха и одновременно — ненависти, смотрели прямо на него. Драко обвёл взглядом аккуратный, вздёрнутый нос Гермионы с небольшой россыпью веснушек на нём. Затем посмотрел на припухшие и влажные губы. — Малфой, Малфой, Ма-а-алфой, — тоненьким голоском протянул он, передразнивая Гермиону. Постепенно приходя в себя, возвращаясь в реальность, охлаждая свой разум. — Хватит повторять моё имя, дура. Я, слава Мерлину, ещё помню, как меня зовут. Гермиона дрожала. Тряслась под его телом, будто от лютого холода. Эмоции, которые она сейчас испытывала, были словно несносным ураганом. Зацепившись взглядом за жилку, пульсирующую на шее Драко, она понимала, что боится его. Боится того, какие мысли могут сейчас одолеть его голову. Боится того, какие из них он может захотеть воплотить в жизнь. Но, наверное, самым страшным для Гермионы было то, что у неё не было никаких сил, чтобы оказывать ему хоть какое-то сопротивление. Противодействие. Просто — ноль. Ей хватит лишь всего одного его приказа, чёртова указания — и она тут же безвольно начнёт исполнять его, ведомая действием Клятвы… В груди резко закололо. Грейнджер сглотнула вязкую, собравшуюся во рту слюну, попытавшись не обращать внимания на усиливающуюся боль в разных районах её тела и шум в ушах. Но внезапно произошло то, чего Гермиона совершенно не ожидала. Она почувствовала лёгкость: Малфой слез с Грейнджер, встав с кровати, и слегка отошёл от неё, смотря куда-то в сторону. — Мерлин, как жарко, — прохрипел Драко как ни в чём не бывало, примкнув пальцами к воротнику своей рубашки и слегка оттянув его от себя. Гермиона тут же шарахнулась от его резких телодвижений, отползая на кровати так, будто увидела перед собой огромную кобру. Драко усмехнулся, увидев это. С глубокой ненавистью в глазах Гермиона смотрела на него, едва справляясь с внутренними позывами плюнуть Малфою прямо в лицо. Задушить его. Но она знала, что будет, если она попытается сделать хоть что-нибудь подобное. Малфой быстро остановит её, приказав прекратить свои действия, а потом накажет её, как и обещал. Может, даже убьёт. Но перед этим всё равно будет долго-предолго мучить. Боль сковывала её сердце от осознания собственной беспомощности. — За что ты так со мной?.. — наконец, тихо спросила Гермиона, глядя Драко в глаза и слегка пошатываясь от физической слабости. Драко медленно моргнул, расстёгивая две верхние, удушающие пуговицы своей рубашки. Затем расслабился, сложив руки в карманы, и посмотрел на Гермиону — наверное, впервые без ненависти, злости, гнева, холода. Гермиона тяжело сглотнула от внезапного осознания того, на сколько красив был Малфой, когда не смотрел на неё, как на падаль. Как на отребье. Как на мусор. Он выглядел совсем другим человеком. Хотя это было неправильно. Совершенно, совершенно неправильно, но при этом невозможно. Невозможно было не думать об этом, когда он стоял так рядом, так близко, невероятно уставший, но расслабленный. Спокойный. Молчаливый. — Потому что могу, — просто ответил он, продолжая смотреть на неё. — Я могу делать с тобой, что угодно, Грейнджер. Могу убить тебя. Сейчас. Его голос был пугающе спокойным. Наполненным ледяной уверенностью. И в отличии от Грейнджер, он не врал ей. Он, правда, мог. — А как же твои слова о том, что мне надо нормально есть, потому что я ещё могу понадобиться Лорду? — скривив губы, раздражённо спросила Гермиона. — Ты противоречишь сам себе, Малфой. Гермиона заведомо пошла на эту провокацию, надеясь на то, что Малфой сейчас проговорится и расскажет ей о том, что ещё задумал Волан-де-Морт в отношении неё. Сердце стучало в груди, но она мысленно молилась о том, чтобы Малфой не понял её замысла. И, кажется, он не понял, потому что спокойно пожал плечами и сказал: — Ты уже сдала своего драгоценного Поттера с потрохами — это главное. Именно эта информация долгое время делала тебя таким ценным для Лорда носителем. А сейчас… сейчас я могу убить тебя, если захочу. Убить, а потом закопать у себя в саду. И, поверь, Лорд не накажет меня за это. Драко говорил об этом так спокойно, так буднично, словно речь шла о чём-то совершенно привычном для него. — Так убей, — прошептала Гермиона, ровно садясь на кровати. — Убей! Давай, сделай это! — переходя на крик, произнесла она, вновь ощущая в груди растёкшуюся тонну злости. — Ты только сделаешь мне одолжение. Её тело трясло, это невозможно было игнорировать. «Она может говорить, что угодно. Провоцировать меня. Но я вижу её страх. Я чувствую, как она меня боится». Драко криво усмехнулся своим мыслям, а затем вновь сделал к кровати Гермионы пару шагов, глядя на неё сверху вниз, пока она смотрела на него своими большими медовыми глазами. Она была словно кукла в его руках. Марионетка. Вещь. Ему нравилось. — Не хочу, — ответил он спустя пару мгновений. Моргая и наблюдая за тем, как дрожат ресницы грязнокровки. Услышав его, Грейнджер в мгновение изменилась в лице. Поднявшись на ноги и вновь оказавшись с Малфоем вблизи, она фыркнула: — Не хочешь? Ты не хочешь? Серьёзно?! Вопросы с откровенной издёвкой, на повышенном тоне. Она смеялась над Драко, точнее, над его словами. Тонко очерченные брови Гермионы взметнулись вверх, а её рот растянула слабая ухмылка. — Очень смешно, Малфой, — нарочно хохоча, прохрипела Гермиона, закатывая глаза. — Да ты же меня ненавидишь! — она всплеснула руками. — Ты принёс в мою жизнь столько боли, страданий и ненависти, что не можешь не желать моей смерти! — Ну и что? — спокойно спросил он. — Я не хочу тебя убивать. — Что? — Гермиона снова засмеялась. — Я тебе не верю, слышишь! — Зря. — Тогда почему нет? — Гермиона кричала так громко, что если бы сюда сейчас явились все обитатели поместья, прибыв на шум, Драко бы не удивился этому ни на йоту. Но его это совершенно не волновало. Волновало совсем другое, а именно — последний вопрос, заданный грязнокровкой. «И правда, Малфой. Почему?..». Неожиданно для самого себя Драко понял, что этот вопрос огорошил его и застал врасплох. Заставил встрепенуться, будто кто-то только что вылил на него ведро ледяной воды. Заставил задуматься. Взгляд Малфоя коснулся её чёрных, густых ресниц, влажных от проступивших слёз. Затем — явно проявившихся следов на её щеках от его пальцев. Осознание происходящего пришло слишком быстро, в конец отрезвив Драко. Он бы действительно не убил её. Не убил бы. Восемьдесят на двадцать — что не смог бы. Учитывая всю его натуру, его замёрзшую, не растапливаемую глыбу внутри… Он бы не смог её убить. Но… почему? Почему, Малфой? Ответа на вопрос не находилось. Рука Драко нырнула в белоснежные волосы, убирая их с повлажневшего лба. Одежда неприятно липла к телу, доставляя дикий дискомфорт. — Потому что это было бы слишком просто, — запоздало ответил он, пытаясь внушить ей и, прежде всего, самому себе, что именно эта причина являлась правдивой. Действительно. Слишком просто. И не соврал ведь. Сказав это, Малфой молнией направился к выходу из комнаты, ни разу не взглянув на Гермиону напоследок и ни разу не обернувшись. Потому что он знал, что это неправильно. Потому что он вдруг понял, что, смотря на грязнокровку, он становится уязвимым. В нём просыпается то, о чём он даже не мог догадываться. Потому что… Этих «потому что» мельтешило слишком много в его полностью протрезвевшем сознании. Но половиной из них — был неимоверный бред, который нужно было немедленно гнать прочь из действительно больной головы.***
Драко в последний раз провернул краник с горячей водой, выключая его. Молча забравшись в ванну, Драко несколько раз полностью погрузился под воду, ощущая невыносимую боль во всём теле. Затем вынырнул и опёрся затылком о стенку ванны, прикрыв глаза и пытаясь расслабиться. Раньше горячая ванна помогала ему в этом хотя бы на какую-то толику. Сейчас же Драко казалось, что она лишь только усугубляла всё. Как только Драко закрывал глаза, перед ним возникала Грейнджер. Их неожиданный даже для него самого поцелуй. Их близость. Их разговор. Как только Драко закрывал глаза, казалось, он вновь ощущал столкновение их губ, словно столкновение айсберга и корабля. Он ощущал её тело под собой. Её вкус, её запах. Он вновь ощущал, как твердеет его член после этих воспоминаний. Драко знал, что ненавидит её. Эту ненависть было сложно описать. Он бы не смог правильно отобразить её ни на мольберте, ни в книге, ни-где. Малфой ненавидел всё её тело и тёплую, шёлковую кожу, касающуюся его. Её лохматые каштановые волосы, распластавшиеся во все стороны по кровати. Её воспалённые карие глаза, в которых присутствовало лишь отсутствие. Ненавидел её губы — сладкие, но не отвечающие ему. Губы, губы. Эти её, блять, губы. Наверное, Люциус тут же умер бы от такого признания, но Драко не было противно целовать грязнокровку. Напротив, казалось, что всё его тело всеми фибрами души хотело этого в тот момент. Потому что иначе объяснить все эти импульсы; горячие, тянущие приливы внизу живота — было просто невозможно. Драко открыл глаза, моргая и вспоминая свой вопрос по поводу того, кто её трахал, заданный грязнокровке. Она сказала ему, что никто. Ни Поттер, ни Уизли. Драко не верил ей. «Как тебя трахал Поттер, Грейнджер?» — собственный голос в голове был так настойчив и неумолим, что Драко был готов заскулить от этого. — «Наверное, после уроков он брал тебя за руку, тащил в пустынный кабинет в Хогвартсе, а потом — просто брал, укладывая на наименее пыльной парте. Ты стонала, а этот придурок вколачивался в тебя, не забывая поправлять при этом свои долбаные очки». «Или нет, слишком фантастически для вас обоих?». «Про Уизли я вообще молчу. Если и присовывал тебе, то только под двумя-тремя одеялами, у себя в спальне, не иначе. И ты перед этим предварительно накладывала на комнату ни то, что заглушку и запирающее… а, наверное, с дюжину заклинаний». Действительно, не зря же учила. Драко тяжело вздохнул, вынимая руки из-под воды и прикладывая их к собственным вискам, начиная их массировать. С момента их встречи прошло уже больше суток, но Малфой продолжал видеть всё это в своём сознании, словно наяву. Ему нужно было отвлечься. Тем более, что было на что. Этой ночью Драко думал, что погибнет. Волан-де-Морт использовал на нём Круциатус, по крайней мере, десять раз. Причина была проста: таким способом он вымещал на нём злобу за то, что Роули и Кэрроу, которых он направил на поиски Поттера, до сих пор не нашли его. Прошло уже больше недели с того момента, как они отправились в Египет, и по сей день у их поисков не было нужного результата. На месте Тёмного Лорда Малфой бы не посылал этих Пожирателей на такое важное дело. Ведь отправить их на такое задание было сродни тому, чтобы в своё время требовать от Гойла знаний по трансфигурации на оценку «превосходно». Невероятно глупо и самонадеянно. Малфой не понимал, о чём думал Лорд, совершая это деяние. Может быть, ему просто было меньше всего их жаль. И если бы с ними что-то случилось, Волан-де-Морт бы не потерял ничего, кроме времени. Но всё это были лишь малфоевские догадки. Истинные причины были ему неведомы. Вода не спасала, мышцы Драко болели, а кости ныли так, что ему хотелось содрать с себя кожу. И это даже после того, как он выпил около семи лечащих и обезболивающих зелий, данных ему домовиком. Прикусив изнутри щеку и слегка пожевав её от скопившегося напряжения, Драко перевёл взгляд на окно в ванной комнате. Оно было большим, благодаря чему Драко мог спокойно наблюдать за полной луной, освещающей помещение. Драко думал о том, что он тоже бы хотел стать явлением природы. Он бы стал рассветом, чтобы наполнить жизнь своей матери светом. Он бы стал молнией, чтобы убить Лорда Волан-де-Морта и покончить с его тёмным, кровавым правлением навсегда. Он бы стал дождём, чтобы впервые в жизни расслабиться и поплакать, освободив душу от всего того, что его так гнетёт. Но пока единственное, что ему действительно удавалось, — быть льдом. И даже это у него хотели отнять. Хотела отнять Грейнджер. Но Малфой не позволит ей сделать этого. Потому что это всё, что у него осталось. Это то, благодаря чему всё последнее время ему удавалось удерживаться на плаву. А потому он ни за что на свете не позволит ей отнять у него этого. Или он — не Драко Малфой.