***
Шарлин ещё никогда так не выставляли за дверь! Они буквально выкинули её, как кошку, за шкирку, дав пинка под задницу. Девушка сгорбившись и зло сжав губы в линию еле дошла до Старбакса, запив своё унижение стаканчиком отборного кофе. — Вот козёл! — яростно сквозь зубы шипит себе под нос, а рядом сидевшая девушка решается пересесть. Как будто бы над ней нависает туча и посверкивают молнии. Она сжимает уже опустевший стаканчик, а потом сама не замечает, как начинает мять его, придушивать, представляя, что это шея… Радио, игравшее в кафе успевает быстрее Шарлин закончить её мысль: «Канадский певец Джастин Бибер занимает первую строчку в списке хитов этого месяца всего через день после выпуска своего нового альбома…»***
Спустя некоторое время, дом Бибера весь блестел и в нём действительно было приятно находиться. На улице была прекрасная погода. На небе ни одного облачка, а если верить термометру, то было +85 градусов по Фаренгейту (+30 по Цельсию). Самое время расслабляться в джакузи. Джастин, немного поколдовав в своём баре, сделал два чудесных коктейля. — Тебе без алкоголя, — подмигнул Бибс, передавая длинный прозрачный стакан, наполненный мутной жидкостью цвета молочной сыворотки. Джастин не забыл его украсить, повесив на край лимонную дольку. Не обошлось и без зонтика. — Что это? — недоверчиво спросил Вудстер, помешивая зонтиком жидкость. Бибер запрыгнул в джакузи, обрызгав брата, следом потянувшись к подносу, на котором он разложил закуски. — Кокосовое молоко и ананасовый сок. Себе я водки чуть-чуть плеснул. Он договорил и отпил из завитой трубочки яркого цвета. — Мне нужно тебе кое-что рассказать, — начал из далека Вуди. — Весь во внимании, — быстро проговорил блондин и снова сделал глоток. — В общем, я перевёлся в твой университет, — Джастин округлил глаза, отставив стакан. — Решил быть по ближе к семье. Слишком много лет я был в Канаде, оторванный от вас. Ну, что скажешь? — Это самая охуенная новость за последнее время! Брат, мы должны это отпраздновать! — Может лучше заглянем к отцу? Я очень давно его не видел. Вуди грустно вздохнул, вспоминая, когда он видел Джереми в последний раз. Это было… Четыре года назад. — Я сам его не видел хрен знает сколько. Знаю только, что они вроде бы разводятся с Эрин. — Да ладно? Пиздец. И действительно, пиздец, потому что Джереми не назвал причины, когда разговаривал с Джастином по телефону. Они стали общаться довольно сухо. Весь их диалог состоял из привет-как дела-у меня тоже-что нового-у меня тоже. Бибер-старший понимал, что у Джастина сейчас началась весёлая самостоятельная жизнь, где он уже не нуждается в его поддержке и помощи. Мальчик вырос. С Вуди была такая же ситуация. Он чувствовал себя как-то неправильно из-за того, что не уделяет должного внимания им обоим. Что больше не выезжает за город на рыбалку. Ему стало не хватать того самого сугубо мужского коллектива. Но обстоятельства были против них. У Джастина сольная карьера, гастроли, много работы в студии звукозаписи. Да и должно же время оставаться на личную жизнь? У Вуди тренировки два раза в день, матчи, выезд из одного города в другой. Парень уже наверняка позабыл, каково это, проводить день, лёжа на диване и не мотаясь из стороны в сторону, собирая дорожную сумку. Жизнь обоих — это дорога. Нескончаемая длинная дорога, где они встречают новых людей, прощаясь со старыми. Круг их общения огромен, ведь они знамениты, и каждому из них невозможно уделять внимание, которое они требуют. Джереми очень скучал по сыновьям и так хотелось бросить сейчас всё, приехать к ним и повеселиться, как в старые добрые. Наверное, он стал слишком стар для них.***
Возвращаясь к семье Сандерс, то можно сказать, что жизнь Саттон сложилась более чем, благополучно. Она вышла замуж за бизнесмена Чарльза Доусона. На момент их свадьбы ему было 56 лет. Женщина не могла пожалеть о том, что однажды, когда он в сотый раз пришёл к ней на работу, прося руки и сердца при сотрудниках, сказала ему: «Да». Ведь мужчина преклонных лет не бросил бы её как этот… Подонок. У него было всё: огромное состояние, коллекция спортивных машин, на которых он никогда не ездил. «Есть деньги, значит, их нужно куда-то тратить», — говорил он. Покупка машин была его увлечением. Человек, не знающий Чарльза, возможно, решил бы, что старик свихнулся и помешался на машинах, но он был в здравом уме. У него были дети, которые, мягко говоря, наплевали на него. Он вырастил их на свои деньги, дал им возможность выйти в свет, поспособствовал карьерному росту, а когда у тех закрепился постоянный внушительный заработок, его изящно послали нахер. Иди, папочка, гуляй. Мы сами дальше справимся. И он загулял. Влюбился в Саттон, как только увидел. Женщина для своих 32 на момент их знакомства выглядела очень молодо и свежо. Старик добивался её, не боясь растратиться, потому что денег у него было как грязи под ногтями. Он иногда баловался, заворачивая табак (а иногда что-нибудь покрепче) в долларовые купюры, и закуривал, и до сих пор так делает. Чарльз дарил ей огромные букеты шикарных цветов, которые не смогли бы вместиться в стандартной вазе, разве что в огромном ведре, куда женщина выкидывала столь дорогие подарки, отнекиваясь, что ей не нужны подачки от зажравшихся стариков. Саттон, спустя три года после смерти мужа, здорово ощутила вкус нищеты и беспомощности, когда на шее у неё были двое детей. Она работала на двух работах, не спала ночами, а тут такая удача. Старый дед, у которого проснулась молодость и выросли крылья за спиной. Естественно, она согласилась выйти за него замуж из-за денег. Это все было ради благополучия своей семьи. Она прекрасно понимала, что будучи в браке с Доусоном сможет располагать частью его дохода, которой в принципе могло хвалить для учебы Дэниела и Эбигейл в каком-нибудь престижном университете. Так она и сделала. Чарльз не смог отказать супруге в её желании. Наверное, под конец своей жизни, он нашёл в ней какое-то пристанище, ведь женщина была из самых обычных слоёв общества. Не блистала своими высокомерными манерами, пытаясь казаться светской львицей. Она, скорее, напоминала домашнюю кошку, создающую тёплую атмосферу. Ему это только и нужно было. Эбигейл не приняла Чарльза как отца и никогда его так не называла, несмотря на все уговоры матери. — Он для меня чужой, понимаешь? — вспыхнула Эбигейл после очередного замечания матери. — Он содержит тебя! — выкрикнула Саттон, не желая больше продолжать этот разговор. — Тогда я отказываюсь быть его содержанкой! Эбигейл не нравилось, что мать прогибалась под ним, как прут, но в такие моменты, она знала, что это ради них. Горячий и вспыльчивый характер Эби не всегда давал ей вовремя закрыть свой рот и не ляпнуть лишнего. Из-за этого Чарльз её недолюбливал. Другое дело Дэниел. Этот мальчуган вырос алчным и расчётливым засранцем, готовым отлизать у Чарльза всякий раз, когда ему требовались деньги. И тот давал. Давал ему столько, сколько нужно было и горочку сверху. Старый дед всерьёз думал, что парень проникся к нему. Бывали моменты, когда он давал ему ключи от гаража, где стояли машины и разрешал взять любую. Эбигейл ужасно злилась на брата за это. — Ты продался, — с отвращением сказала девушка. — Зато у меня есть всё, — ответил парень, покрутив на пальце ключи от Феррари и показал язык. Эбигейл, на желая смотреть на то, как мать и брат прислуживают старику, с головой уходила в учебу. У неё была огромная комната, обустроенная на её лад, и прямо напротив рабочего стола открывался вид на свою собственную библиотеку. Она читала и читала, вгрызаясь в любую полезную информацию. Её мечта — это быть независимой от кого-либо. Чтобы никто и никогда не смог бы её упрекнуть, что она что-то должна. В первую очередь, Эбигейл старалась доказать матери и Доусону, что способна сама, без взяток, поступить в самый престижный университет в Америке. И у неё это получилось. В один прекрасный день в их почтовый ящик было опущено письмо, извещающее о том, что Эбигейл Бриана Сандерс поступила на бюджет в Принстонский университет. Мать расплакалась от счастья, а Чарльз лишь сухо поздравил её. — Поздравляю, — сказал он как-то за ужином, сидя во главе длинного стола, вытирая седую бороду и потускневшие губы салфеткой, а потом вышел. Эбигейл хотела было сказать ему очередную гадость, типа: «Не нужны мне твои поздравления», но мать строго посмотрела на неё. — Молчи, — предупредила она дочь. Саттон знала, что старик мог подслушать. Он боялся, что о нём могут сказать что-то неодобрительное. В этом плане Чарльз был параноиком. — Тебе нужны будут деньги, — говорила мать, помогая собирать вещи Эбигейл в чемодан, — чтобы снять отдельное жильё. — Поживу в общежитии, — отрезала Эбигейл, выгребая остаток одежды из шкафа, чуть не свалившись на пол. — Я не позволю! Эби кинула вещи на кровать, а потом недовольно уставилась на мать. — Мне не нужны его деньги. Саттон села на краешек кровати, закрыв лицо руками, и её плечи стали подрагивать. Пыл Эбигейл спал, и она прильнула к матери, сев на корточки спереди. — Ну ты чего? — мягко и аккуратно спросила девушка. — Я в вас душу вкладываю-вкладываю, — говорила она шёпотом, посмотрев на дочь мокрыми глазами. — А вы вот так со мной, да? Эби виновато сжала губы. — Я столько лет уже живу с ним… — её голос стал ещё тише, — ради вас, и это благодарность? — Прости, — девушка наклонила голову к матери на колени, а та запустила ей в волнистые локоны руку, начав поглаживать. — Я всё понимаю, что тебе неприятно жить с этим человеком, но будь добра, пожалуйста, сделай вид, что хотя бы будешь скучать по нему. — Я постараюсь. Когда у ворот их усадьбы стояло такси, которое доставит Эби до аэропорта, все трое вышли проводить девушку. Брат сухо обнял её и поцеловал в щеку. Мать почти всю ночь провела с ней, заснув в объятиях, когда устала перебирать пальцами её длинные волосы, говоря о том, как сильно любит свою малышку. Пришло время Чарльза. Эбигейл посмотрела на мать и решительно подошла к старику. — Спасибо вам большое, — начала было она, но услышала предупредительное мамино: «Кхе-кхе», — в смысле, тебе спасибо за… То, что ты у меня есть. За всё то, что сделал ради меня и моей семьи. Я действительно… Я правда буду скучать по вам, в смысле, тебе. Старик как ни странно растаял и смял в объятиях Эбигейл. Это объятие показалось ей таким дурацким и неуместным, что она поспешила поскорее выпутаться из рук отчима. Девушка ещё раз поцеловала мать. Сумки были уже убраны в багажник, и она пошла в сторону открытых ворот, больше не обернувшись, понимая, что расплачется и не захочет никуда уезжать. Долетела она нормально. Принстон показался ей довольно привлекательным городом. Снимать отдельное жильё девушка отказалась, а матери соврала, сказав, что отвалила за отдельный дом приличную сумму. Принстонский университет предоставил ей неплохое общежитие, в котором она поселилась практически сразу, когда закончила любоваться городом. Эта неизвестность и вкус самостоятельной жизни завораживали девушку. Соседкой по комнате оказалась милая и дружелюбная девушка по имени Кэссиди Эванс. Она, также как и Эбигейл, была первокурсницей и поступила своими силами. Эби сразу поняла, что у них много общего. У неё были длинные до середины спины густые курчавые волосы. Одним своим видом и ухоженностью они вызывали зависть. Хотелось прикоснуться к ним, запустить руку и понюхать. Наверняка они пахли каким-нибудь фруктовым шампунем типа яблочного или клубничного. На ней совершенно не было косметики, но она выглядела прекрасно. Свежий цвет лица и румянец делали её неотразимой, а эти еле заметные веснушки около маленького аккуратного носа придавали ей изюминку. Словом, она была очень красива, и Эбигейл на её фоне чувствовала себя серой мышкой, особенно, если учесть, что она была одета в самую обычную футболку без рисунка, джинсы и кеды. Девушки разговорились, заняли две кровати из трёх. Эбигейл выбрала ту, над которой висела огромная мировая карта. Кэссиди выбрала ту, которая была у окна. Вид правда открывался на соседнюю кирпичную стену общежития, но не суть. Хоть воздухом подышать можно было. Осталась последняя — у самой двери, рядом с которой ютилась одинокая тумбочка. Через час дверь распахивается, и перед девчонками предстала хрупкая спина и аппетитная задница их новой соседки. Она старалась втащить целых два чемодана в комнату, но они упорно не хотели пролазить. Кэссиди первая решилась помочь ярко-рыжей милашке. Следом и Эбигейл. Они втащили два огромных чемодана один розового, другой фиолетового цвета. Видимо, теперь рядом с ними будет жить горячая штучка. — Спасибо, — с широкой и искренней улыбкой поблагодарила их рыжая. — Меня зовут Харлей Нельсон, — и тут же протянула руку, чтобы поздороваться сначала Кэсс, а потом Эби. Девочки сами взбодрились от такого пылкого настроя их новой подружки. — Меня зовут Кэссиди, — не смогла не проигнорировать брюнетка яркой улыбки девушки. — А это Эбигейл. Эби кивнула и старалась повторить улыбку Кэсс, но вышла только пародия. — Очень приятно познакомиться. После разговора с Харлей, девочки выяснили, что она попала сюда благодаря богатому папику, который вколачивал всё своё богатство в любимую девочку. Она крутила им, как юлой, а он носил её на руках, вытирая сопли. Эбигейл по началу хотела высказаться по этому поводу, а потом помолчала. то не её дело.Рыжая спала с ним, а он давал ей деньги за это. У них были идеальные взаимовыгодные отношения. Главное, чтобы папик не узнал, что у Харлей помимо него есть по-настоящему любимый человек. Его имя — Джонни Паттерсон, и он учился в этом университете. Харлей делала всё, чтобы быть ближе с ним, даже вынудила заплатить своего ёбыря на несколько курсов вперёд за её обучение. Собственно, так зазвучала история девушки после вопроса, почему она здесь. — Потому что я люблю его, — сказала Харлей, печально посмотрев на свои свисающие с кровати ноги, которые почти касаются деревянного пола. — И сделаю всё возможное, чтобы быть с ним. — А почему ты не сняла отдельное жильё? Твой миллионер не дал тебе денег? Вопросы Эбигейл прозвучали как-то с укором, но это заметила только Кэссиди. Рыжая думала о своём, а потом всё-таки решила ответить. — Почему не дал? — она вскинула изящно выщипанные и прорисованные брови. — Дал. Он думает, что я сняла жильё. Жить отдельно — это скучно. Другое дело поговорить, излить душу вам. Общежитие даёт кучу возможностей повеселиться, и вскоре вы узнаете как. Она хитро сощурила зелёные глаза, а красные губы растянулись в улыбке.