Цветет весна

- Ива-чан, ты уже второй день безвылазно сидишь в квартире, - жаловался Тоору. - Честное слово, зачем ты вообще приехал, раз не собираешься ходить по улицам? - Заставили, - процедил Хаджиме, стараясь не обращать внимания на чересчур громкие вздохи Ойкавы. Ойкава вообще был очень громким, когда покидал пределы своей комнаты. А еще мужчине казалось, что Тоору все гиперболизировал. Грустно? Лежать на полу в коридоре и страдать под инструментальную музыку! Весело? Купить конфетти и с визгами разбрасывать их по всем уголкам квартиры! Больно? Орать так, словно живьем сжигают! (Ивайзуми был свидетелем последнего: у него на глазах Ойкава ударился коленом об угол стола и заорал как выпь; Хаджиме едва не поседел). - Подожди, что? - Ойкава застыл на месте, взгляд у него словно остекленел. Ивайзуми устал закатывать глаза. - Ты хочешь сказать, что приехал сюда, в Тулузу, не потому, что без памяти влюбился в мое прелестное личико? Не потому, что приглашение пожить в моей квартире пронзило твое сентиментальное сердце? О Боже, Ива-чан, ты убиваешь меня! - Слушай сюда, идиота кусок, - рассвирепел Хаджиме. - Ты - не центр Вселенной, и ты глубоко заблуждаешься по поводу своей значимости в этом мире. Может, девушки и прыгают перед тобой на задних лапках, но я, если твои ослепленные собственной красотой глаза еще не заметили, мужчина. И мне плевать на тебя. Прекрати общаться со мной, словно мы с тобой старые друзья. В конце концов, я исчезну из твоей жизни через две недели, и больше мы никогда не увидимся. Будь добр, если уж согласился, то потерпи чуток. Как только я уеду, ты можешь хоть оргию здесь устроить, восхваляя самого себя, но меня к этому не примешивай. Ивайзуми казалось, что он переборщил. Нет, он даже знал, что переборщил: Ойкава всю его речь смотрел куда-то в стену, поджимая и кусая губы. Он снова стал казаться меньше, сгорбил плечи и опустил голову. Хаджиме не знал причины, но в глубине его души в ту секунду всколыхнулось глубокое отвращение к самому себе. Он уже начал собираться с силами, чтобы извиниться, но Тоору вдруг ожил, прямо посмотрел на Ивайзуми и широко улыбнулся: - Зато ты назвал меня красивым, Ива-чан! "Катись ко всем чертям", - все желание извиниться кануло в небытие. *** Они часами сидели в разных комнатах и пересекались только на кухне. Не было ни "доброго утра", ни "спокойной ночи", ни "приятного аппетита". Ивайзуми считал дни до своего возвращения в Японию и делал вид, что не замечал тоскливых взглядов Ойкавы. Последний явно бесился с показного безразличия соседа, потому каждое его движение буквально кричало: "Давай поговорим, поговори со мной, давай узнаем друг друга получше, поговори, поговори, поговори". И спустя три дня такой жизни Тоору не выдержал. Это произошло за завтраком, когда Ивайзуми отставил свою тарелку и собрался пить чай с печеньем. - Ива-чан, - довольно серьезно начал парень. - Я серийный убийца. Хаджиме поперхнулся печенькой и закашлялся. Склонившись над чашкой, мужчина хрипел и мотал головой. Испугавшемуся Ойкаве даже показалось, что у его гостя кровь пошла носом. - Ива-чан, эй, Ива-чан, - засуетился он, похлопывая Ивайзуми по спине. Когда мужчина вздохнул спокойно, Тоору упал на стул и вытер лоб. - Что за реакция такая, Ива-чан? - жалобно проговорил он. - Ты специально дождался, чтобы я начал глотать? - Так совпало. - Что за бред ты сказал? - Ты живешь в моей квартире уже пятый день, но ни разу не спросил меня ни о чем, - сказал Ойкава с таким видом, словно сложившаяся ситуация оскорбляла его до глубины души. - Даже если бы я был маньяком, ты бы этого не заметил, потому что безвылазно сидишь в комнате. Ты ничего обо мне не знаешь и не стремишься узнать, в то время как я действительно мог бы быть угрозой для твоей жизни. Ты такой доверчивый, Ива-чан. - Если бы ты правда был маньяком, то я бы придумал, что с тобой сделать. - Ух-х, как страшно звучит. Ива-чан, ты бы убил меня? - последняя фраза прозвучала слишком серьезно. Хаджиме не ответил. Он вполне мог бы сказать что-то вроде "да, я бы тебя живьем закопал" или что-нибудь в этом духе, если бы не тон Ойкавы. Тоору переплел пальцы рук и положил на них подбородок, глядя на Ивайзуми с заинтересованной серьезностью. Словно бы он проверял Хаджиме на что-то, известное только ему. - Что ты делаешь в своей комнате? - Переводишь тему? - парень погрозил Ивайзуми пальцем, но улыбнулся. Вежливый интерес Хаджиме был ему приятен. - Ничем особенным. Работаю. - Ты не уточнил. - А ты не просил этого делать. На самом деле, ты вполне мог бы зайти ко мне и посмотреть. - Ты меня не приглашал. - Ах-х, привитое с рождения всем японцам уважение к чужому пространству, - Ойкава проговорил это так, словно происходящее забавляло его. - Все же загляни ко мне как-нибудь, Ива-чан. Вдруг понравится. *** На самом деле Хаджиме не раз думал о том, чем же Ойкава занимался в своей норе. Это было что-то невероятно увелекательное, раз этот недоумок умудрялся засидеться за делом до поздней ночи. "Может, рисует?" - предположил мужчина, потому что в квартире хватало всяких книг об искусстве и великих художниках, но в конце отказался от этой идеи. У Ойкавы были руки не художника, а... Ивайзуми все никак не мог найти профессию для его рук. Все время что-то выбивалось из общей картины: несмотря на ощущение силы в пальцах, Тоору не мог быть спортсменом, иначе он бы не сидел в комнате сутками; руки были бледные и чистые, без царапин и ссадин, так что парень и не поделки мастерил. Ивайзуми раздражал его проснувшийся интерес к Ойкаве, он постоянно твердил себе, что в скором времени уедет, но это не спасало. Не спасало настолько, что Хаджиме спохватился только тогда, когда его рука уже стучала по закрытой двери. Однако ответа не последовало. Нет бы Ивайзуми решил, что "на нет и суда нет", куда там! Он решил идти до конца и постучал еще раз. Ноль внимания. "Да какого черта?" - разозлился мужчина и, повернув дверную ручку, сделал шаг.