Цветет весна

Ойкава перед выходом что-то причитал о похолодании, но Ивайзуми почти не слушал его. Так что когда они немного прошлись по улице, он уже был готов повернуть назад и поскорее забиться под одеяло. Хаджиме косо поглядывал на самодовольного собеседника в черном полупальто и с длинным темно-синим шарфом. Ойкава же словно не замечал этих взглядов, таким образом безмолвно говоря что-то вроде: "Я тебе не мамочка. Хочешь идти в толстовке - иди, только не смотри на меня так". Скрипя зубами пришлось признать, что Тоору в кои-то веки был прав. - Слушай, я не думаю, что твои расска... - кашлянув, начал было Ивайзуми, но именно в эту секунду Ойкава посчитал своим долгом поспешно перебить его: - Ива-чан, я обязан покормить тебя чем-нибудь вкусным! И он потащил Хаджиме в ближайший торговый центр, набитый кафешками и забегаловками. Ивайзуми долго думал, было ли это действительно желанием Ойкавы, или ему так не хотелось возвращаться к тому, что произошло в его комнате. *** Ему впервые не хотелось перебивать Ойкаву, а когда тот пичкал его не особо вкусной для него, Хаджиме, пищей, Ивайзуми незаметно закатывал глаза и ел. За Тоору было интересно наблюдать вне дома: то, что в первую их встречу раздражало в Ойкаве, сейчас казалось забавным. В конце концов, у него просто был такой характер. Ивайзуми не оставалось ничего, кроме как смириться с этим. Или попытаться. - Почему у тебя руки из задницы? - пробормотал он по-японски, когда кусочек салата упал Тоору на рукав пальто. - Потому что таким родился, - пожав плечами, ответил Ойкава. Наткнувшись на недоуменный взгляд, он понял, что выдал себя с головой, и глупо засмеялся. Настолько глупо и громко, что из груди Хаджиме волей-неволей тоже вырвался смешок. Посмеиваясь, Ивайзуми не заметил, как Тоору при звуках его смеха замер и закусил губу. - Знаешь, Ива-чан, вечерами у нас очень красиво, - задумчиво проговорил он. - Если ты знаешь японский, почему бы нам не говорить на нем? - Я бы хотел показать тебе огни ночной Тулузы, - игнорируя вопрос Хаджиме, продолжил Ойкава. "Не сейчас, Ива-чан, - мысленно говорил он. - А лучше - никогда". *** На улицах правда было очень красиво. В домах всеми оттенками желтого горели люстры, из некоторых приоткрытых окон доносились разговоры и шумный смех. Пахло выпечкой и домом. Ойкава шел молча, изредка отпуская реплики вроде: "Хэй, это же аромат запеченой курицы, Ива-чан, хочешь, я приготовлю?". Ивайзуми хотел, но ни за что на свете не признался бы в этом. Не признался бы, что во французском городе не было ничего ужасающего, ничего отталкивающего. Он не чувствовал себя чужим. Возможно, все это было плодами титанических трудов Ойкавы, который незаметно позволил Ивайзуми влиться в атмосферу Тулузы даже не выходя из дома. Когда они вышли из квартиры дул прохладный ветер, а сейчас он был чуть ли не ледяным, и Хаджиме горько пожалел о забытой куртке. Его пальцы уже давно закоченели, и носом мужчина не мог не шмыгать. - Держи, - и вокруг шеи Ивайзуми Ойкава обмотал свой темно-синий шарф. Он был теплый и пах его одеколоном так сильно, что Хаджиме чихнул. - Хэй, что мне делать, если ты заболеешь? Вдруг твой суровый японский начальник приедет специально для того, чтобы оторвать мне голову? Ивайзуми усмехнулся. Вряд ли Ханамаки мог рассердиться так сильно, чтобы самолично наказать виновного. Скорее он послал бы Матсукаву. И вот он отнесся бы к поручению со всей своей серьезностью и черным юмором. Холодных пальцев Хаджиме вдруг коснулось что-то теплое, а через мгновение Ойкава недовольно бурчал что-то о непослушном японском госте, который свалился на его голову, и запихивал его руку в карман своего пальто, сжимая заледеневшие пальцы. В мыслях Ивайзуми проскользнуло ядовитое "как же это выглядит со стороны", и почти моментально он вырвал свою руку, хоть и будучи не в силах скрыть свое сожаление. Руки у Ойкавы были теплыми. Хаджиме подумал, что он мог обидеться на такой жест, но когда он повернулся к нему, то увидел только понимающую улыбку. Настолько искреннюю, что он замер посреди тротуара. "Все в порядке, Ива-чан", - говорила эта улыбка, - мне ничуть не обидно". Но видел Ивайзуми другое. "Я хотел бы держать тебя за руку дольше, чем это возможно". Ивайзуми потряс головой и строго заявил самому себе, что это ему только показалось. *** На следующее утро его знобило и поднялась температура. Ойкава при этом дико кричал и ругался, причитая: "Ива-чан дурак-дурак-дура-а-а-ак!". Полуспящий Ивайзуми во время этого думал, как бы звучало родное "бака" голосом Ойкавы. - Тепло! - выкрикивал Тоору, и после каждого его крика голова Хаджиме раскалывалась на мелкие кусочки. - Обильное! Питье! Ни шагу! Из дома! Жаропонижающее! Когда Ойкава пулей вылетел из квартиры, Ивайзуми вздохнул с облегчением. Чувствовал он себя и правда хуже некуда, и гиперопека Ойкавы все ухудшала. "Лучше бы у себя в комнате сидел и рассказами занимался". Но что-то определенно между ними поменялось. Жить в квартире стало легче, а Ивайзуми не мог понять: хорошо это или плохо? *** Тоору заставил его выпить пару таблеток, а потом оставил в покое, потихоньку свалив в свою комнату. Ивайзуми около часа лежал и смотрел в потолок, уговаривая свой организм оставить его в покое и позволить вернуться домой, а там уж он мог болеть, сколько ему было угодно. Организм посопел, покряхтел и на уговоры поддался: Хаджиме с тяжким скрипом поднялся с постели и прошел в соседнюю комнату, к Ойкаве. - Такой сильный, что с постели встал? - отозвался Тоору, не отрываясь от печатания. - Мозги разварились? Ложись обратно, чудак. - Я тут посижу, - отозвался Ивайзуми, но потом спохватился: - Если ты не против. Ойкава замер над своим очередным творением. Он задумчиво хрустнул суставами пальцев и помотал головой. Обессиленный Хаджиме упал в то самое кислотно-лазурное кресло. От ярких цветов у него пестрило в глазах, пришлось зажмуриться на пару секунд. Тишину между двумя мужчинами нарушал лишь стрекот печатной машинки. "О чем ты пишешь? - вертелось в голове Ивайзуми. - Что происходит с твоими героями? Переносишь на бумагу свои личные переживания? Или свои мечты? Что происходит в твоей голове?". Ему казалось, что Ойкава даже не задумывался над тем, что печатал: взгляд у него был стеклянный, он почти не моргал, и только пальцы двигались, как заведенные. Через час такой работы Тоору тяжело выдохнул, опустил руки и потряс кистями, разгоняя усталость. Ивайзуми наблюдал за ним, не отрываясь. Ойкава потер виски, размял шею и потянулся к ящику стола, достал оттуда чехол, а из него - очки. Водрузив их на нос, он как-то печально вздохнул с тихим "ох-х" и продолжил свой труд. Хаджиме периодически засыпал, но очень чутко реагировал на каждое движение Ойкавы. Он вздрогнул, когда Тоору чересчур громко хрустнул шеей. Один раз Ойкава чуть не уронил очередную кипу бумаг, но успел поймать ее и с размаху хлопнуть по столу - для надежности. Громкий звук снова вывел Ивайзуми из дремы. Он лениво смотрел, как Ойкава сосредоточенно стучал пальцами по колену, и перед очередным коротким сном заметил, что за окном спускались сумерки. Окончательно Хаджиме проснулся только тогда, когда Тоору облегченно выдохнул: "Все", - и с наслаждением потянулся. - Доволен работой? - пробормотал Ивайзуми. - Я думаю, что эта повесть будет не такой дерьмовой, как мои прошлые рассказы, - весело ответил Ойкава, чуть морщась и пытаясь размять затекшие мышцы плеч. - Могу я тебе помочь? - Ивайзуми кивнул на тщетные попытки Тоору посильнее нажать на плечо. - Заставлять больного человека делать массаж? Спасибо, я не тиран. - Ты тоже больной, - пожал плечами Хаджиме, - у тебя явно не все в порядке с головой. Ойкава усмехнулся и встал со стула. Пока он сортировал отпечатанные листы, Ивайзуми задался вопросом: а где, собственно, он должен был делать массаж? При большом желании Хаджиме мог и посадить Ойкаву перед собой и размять ему плечи так, но хотелось все-таки его положить. Тоору ответил на его немой вопрос тем, что начал разгребать завалы папок и многочисленных книг. Под грудой бумаг оказалась раскладушка. - Серьезно? - Что? - Раскладушка, погребенная под книгами. На чем ты спишь, чучело? - Чаще в кресле. Ну, или за столом засыпаю. Как придется, Ива-чан. Ивайзуми недовольно цокнул языком: неудивительно, что спина у Ойкавы была не в лучшем состоянии. Тоору тем временем лег на живот и в ожидании уставился на него. Пришлось подниматься и переносить свое бренное тело на пару метров влево. - Ты делал кому-нибудь массаж, Ива-чан? - Один раз мой босс пожаловался на боли в правом плече, - ответил Хаджиме, засучивая рукава водолазки и разминая кисти рук, - и я вызвался помочь. В общем, после этого Ханамаки на пушечный выстрел не подпускает меня к своей спине. Ойкава беспокойно заерзал и предпринял попытку встать, но Ивайзуми удержал его за локти. - Лежи спокойно, идиот. Я пошутил. - Когда Тоору улегся обратно, он добавил: - Отчасти. - Ива-чан, это не смешно! - он почти обиделся, услышав тихий смешок. - Ты странный, когда болеешь. Он на это не ответил, только с силой стал растирать плечи. Ойкава под его пальцами болезненно охнул, и Хаджиме переключился на шею. Он чувствовал, как под подушечками пальцев напрягались мышцы, как теплела кожа. Тоору под его руками ворчал и скулил, а когда Ивайзуми слишком сильно нажал под левой лопаткой, он дернулся и недовольно шлепнул Хаджиме по колену. - Ива-чан, ты перебарщиваешь! - Ты бьешь больного человека, - не отвлекаясь от дела, проговорил Ивайзуми. Однако силу нажатия убавил, и в остальном Ойкава остался всем доволен. Под конец он едва ли не мурлыкал от удовольствия. - У тебя волшебные руки. Спина теперь вообще не болит, - и Тоору сладостно потянулся. - Круто, теперь вдвое больше времени смогу за работой проводить! - Никакой работы, сейчас ты будешь спать. - Хэ-эй, всего-то девять часов вечера! - вяло воспротивился Ойкава. После массажа спать и правда хотелось. - Попробуешь обмануть меня - буду разминать плечи с привычной силой, - пригрозил Ивайзуми. - Ты не сможешь следить за мной всю ночь. - Смогу, если останусь у тебя в комнате. - Нет-нет-нет, - на этот раз Тоору высказал свой протест более рьяно, - здесь негде спать, тебе станет плохо, а ты и так болеешь. Нет. Иди к себе. - Не уйду, если ты не пообещаешь уснуть сразу же, как только я лягу в кровать. - Это глупо, Ива-чан! - Ойкава! - Ну ладно! - взвизгнул он, пытаясь спихнуть Ивайзуми с раскладушки. - Буду спать, только иди уже. - Слово, Ойкава! - Да клянусь я, клянусь, буду спать. Хаджиме ушел, а Тоору пошарил рукой с другой стороны от раскладушки в поисках тонкого пледа. Найдя, он с головой укрылся и честно закрыл глаза. "Это я должен был заботиться об Ива-чане, а не он обо мне, - вздохнул Ойкава. - Почему все выходит из-под контроля?". Он долго ворочался, а в голове крутилось только одно имя, и это раздражало. Ива-чан был немного глупый и совсем не мог организовать себя в чужой стране. Ива-чан совершенно не хотел его слушать и из-за этого умудрился заболеть. Ива-чан черезвычайно упрям и явно не готов был идти на компромиссы, помощь принимал неохотно. Ива-чан был заботлив к нему и чутко слушал его историю, даже сочувствовал, - это было видно по его глазам. Ива-чан красивый. Ива-чан. Ива-чан, Ива-чан. "Хад-жи-ме". Его имя звучало просто потрясающе. Ойкава представлял, как произносил его, как его язык касался неба, выговаривая слог, и сердце сладостно трепетало. Ему приносило большое удовольствие говорить и слышать, видеть, ощущать слова. А имя Ивайзуми приводило Ойкаву в неописуемый восторг. Приподнявшись на локтях, он огляделся и, прислушавшись к квартирной тишине, скромно откашлялся. Хотелось позвать Ивайзуми по имени именно сейчас, пока в городе царила ночь. - Хад... - начал Тоору, но голос сорвался. Он отдышался. - Хад, - кончик языка коснулся кромки передних зубов, - жи, - тихий выдох с присвистом, - ме, - воздух опалил губы и застыл в комнате. Ойкаву бросило в жар. - Хаджиме. Притворяться надоело.