www
В главном офисе по обыкновению оживлённо и шумно. Но только не в кабинете босса группировки — Тао. Залог его продуктивной работы — это тишина и максимальная концентрация на проблеме, решаемой в данный момент. Тех членов группировки, что по неприятной случайности (по собственной воле — Боже упаси!) способны нарушить покой Тао, к его кабинету и близко не подпускают. Когда к Тао подходит человек и сообщает о посетителе, мужчина расправляет плечи, являя окружающим идеальную осанку, и складывает руки замком на столе в ожидании. Не так давно он узнал, что хулигана, решившего напакостить Либерти в тот же день, что и они, поймали и допросили. Мальчик появился очень кстати и помог увести следствие в сторону от них. Это шло несколько вразрез с начальным планом, но Тао так нравилось даже больше. Теперь же, когда всем стало очевидно, что в погроме виноват кто-то другой, Тао с надеждой ожидает новостей, что вот-вот получит. С пустыми руками на переговоры идти не хочется. Вошедший посетитель кланяется и передаёт папку другому человеку, что вручает её Тао. Тот молча её раскрывает и при виде первого листа довольно выдыхает. Пока Тао внимательно изучает документы, остальные терпеливо ждут, не произнося ни звука. — Отличная работа. — Короткая улыбка трогает его по-кошачьи искривлённые губы. — С этим, — Тао стукает по папке пальцем, — они будут посговорчивее. Посетитель вновь кланяется и покидает комнату, а Тао делает знак своему человеку, и уже через минуту в руке у него телефон с набранным номером Минсока. — Доброго здравия, мой давний друг, — почти нараспев произносит Тао, когда на другом конце линии гудки сменяются вымученным сопением и лёгким шумом на заднем плане. Сопение резко прекращается и, откашлявшись, ему отвечают: — Откуда… — Ну-ну, как-то не по-людски без приветствия сразу набрасываться с вопросом. — Здравствуй, — без явной охоты выполняет просьбу Минсок. Тао замешательство его понятно. И даже больше: ни на что меньшее он не рассчитывал после того, как несколько лет назад залёг на дно, пустив заодно парочку слухов, каждый из которых хуже другого рассказывал о его полнейшем крахе. — Другое дело. Как поживаешь, дорогой друг? — Если ты звонишь, значит, тебе как никому известно, насколько хорошо у нас сейчас иду дела. Злорадствуешь? — Зачем это человеку, который по-прежнему надеется стать совладельцем Либерти? — Твою мать! — Не поминай её имя, прошу. Но думаешь ты в правильном направлении. — Несколько лет ничего не изменили, Тао. Я не намерен больше вести с тобой ни одного дела. — Не спеши отказываться, не выслушав моего предложения. — Тебе нечего предложить. — О, ты будешь другого мнения, когда мы встретимся и поговорим. — Тао произносит это такой же певучей интонацией, но с нажимом, что даёт понять — это вовсе не просьба. — В твоих же интересах назначить встречу как можно раньше. Даю час на раздумия. Как видишь, я весьма великодушен. Звонок обрывается раньше, чем он договаривает последнее слово. И Тао это веселит только.www
Кёнсу особенно не задумывается, почему Чондэ не просто провожает его до квартиры, но и остаётся на ночь. Находит среди коробочек и баночек с чаем мелиссовый, и пока Кёнсу отогревает руки на керамической чашке, от которой исходит успокаивающий аромат, готовит лёгкий завтрак. А после засыпает вместе с ним в обнимку. Причина выясняется позднее — вечером, когда, как обычно, с трудом поднявшийся Чондэ отвечает на звонок. И Кёнсу не то чтобы хочет подслушивать, но Чондэ разговаривает достаточно громко: — Не кипятись?! Я что, по-твоему, должен быть доволен тем, что вы там нарешали? Почему ты согласился на такие условия? Что значит «всё равно Чунмён сделал бы так, как хочет он»? Плевал я на то, насколько он влиятельный! Если не перестанешь говорить, как мой брат, я брошу трубку и не буду отвечать больше... Он не пойдёт, и ты тоже знаешь почему. Кёнсу?.. Кёнсу не сразу ловит изменившуюся интонацию, а потому откликается не сразу. — От меня что-то нужно? — Да. Тут Исин просит меня таки узнать, во-первых, нужен ли тебе сегодня выходной, — Кёнсу вопросительно изгибает бровь, глядя в глаза другу, и Чондэ заканчивает фразу, уже зная ответ, — а во-вторых, что ты думаешь насчёт визита к психотерапевту? — Дважды нет, — спокойно отвечает Кёнсу. — Ну, что я и говорил, — Чондэ возвращается к телефонному разговору. — Даже не надейся. Пока проблема не будет решена, я и не подумаю тебя прощать. Пока-пока. — Парень завершает вызов и подходит ближе к Кёнсу, что после душа решил переодеться. — Долгожданный пятничный вечер ничего не испортит, да? Кёнсу не отвечает, зато чувствует тепло внутри себя, когда друг пару раз хлопает его по плечу и уходит в душ. Знать, что среди зрителей есть те, кто пришёл в клуб только ради его выступления, Кёнсу в самом деле приятно. Однако ни об одном из них Кёнсу не думает, когда поёт. Часто он вообще ни о ком не думает: закрывает глаза и полностью погружается в мелодию, которая ему аккомпанирует. Он внимательно слушает, как собственный голос гармонично вливается в течение музыки, чувствует вибрации внутри себя от звуковых волн и абсолютно счастлив. Кёнсу отдаёт песням всего себя, насколько умеет, выражает через них те эмоции, что бушуют внутри него. И после, довольный собой, улыбается, пока шумят аплодисменты. Кёнсу обводит взглядом помещение клуба, пытается найти глазами Чондэ за барной стойкой, что в отличие от сцены утопает в полумраке. Однако вместо друга обнаруживает того, кого точно не ожидал увидеть: Сэхун застывает и смотрит в ответ как будто тоже удивлённо. У Кёнсу сбивается ритм сердца; от беспричинного страха холодеют руки, в голове каша. Он даже на мгновение забывает, где находится и что только что делал. Последние хлопки перестают разбивать густой воздух зала, и наступает почти полная тишина. Небольшая группа музыкантов, что сегодня выступает вместе с Кёнсу, ждёт его сигнала, чтобы начать играть следующее произведение. Пульс стучит в горле. Кёнсу кажется, что он забыл все слова, что он не сможет издать больше ни звука. Осталась всего одна песня до перерыва. Он должен пересилить себя, повернуть голову к парню, стоящему чуть позади слева от него, и кивнуть... Завершающий гитарный аккорд ещё разносится по воздуху, когда Кёнсу незаметно покидает сцену, вливаясь в толпу зрителей. Чондэ без лишних слов подталкивает в его сторону стакан с водой и с улыбкой возвращается к клиенту, что просит повторить предыдущий заказ. Кёнсу опустошает медленными, насколько это возможно, глотками стакан и ещё раз оглядывает помещение. Наверняка ему просто показалось. Немудрено ведь, когда мысли, кажется, зацикливаются на произошедшем и ни в какую не хотят переходить на другую тему. Однако все надежды со стеклянным звоном разбираются, когда дверь служебного помещения приоткрывается, впуская в зал ни кого иного как Сэхуна. В рабочей одежде. — Эй, ты тоже это видишь? — Уж лучше бы не видел, — выдыхает Кёнсу и поворачивается к другу. — Кто его сюда пустил вообще? — Кажется, — несколько неуверенно начинает Чондэ, — я знаю, чьих это рук дело. — Он устало проводит ладонью по лицу, возводя глаза кверху. — Придумал же ведь! — По-твоему, это Исин его сюда затащил? — А больше и некому. — Чондэ разводит руками. — И что, мне теперь с ним постоянно пересекаться придётся? — Но согласись, что идея разумная. Физический труд явно пойдёт мальчишке на пользу. — Ага. Ночной. И это при том, что он старшеклассник, которому ещё экзамены предстоит сдавать. — Это уже не наши с тобой проблемы. Кёнсу невольно цепляет взглядом фигуру, которая снова скрывается за дверью служебного помещения. — Чёрт.www
Сэхуна, пожалуй, можно сравнить с тенью. Несмотря на все опасения Кёнсу, хлопот с ним не возникает вообще. Парень ведёт себя тихо и почти незаметно выполняет свою работу уборщика. Они толком и не пересекаются, однако и полностью забыть о присутствии мальчишки тяжело. Единственное, что продолжает напрягать Кёнсу — это ощущение пристального взгляда на себе. Постоянно. Кёнсу отчаянно пытается сопротивляться желанию время от времени повернуть головой, чтобы отыскать наблюдателя. Но и когда даёт слабину и всё-таки это делает, не находит никого. Впрочем, Чондэ очень кстати появляется со своим замечанием. Как раз когда Кёнсу уже готов причислить себя к параноикам. — А мальчик-то глаз с тебя не сводит. Когда думает, что его никто не видит. Да не вертись ты, — останавливает Чондэ порыв друга посмотреть по сторонам в очередной раз. — Как думаешь, чего это он? — Подойди и спроси, — огрызается Кёнсу. — Эй! — Чондэ возмущённо толкает друга в плечо. — Я-то в чём виноват? — Прости, — отстранённо бросает Кёнсу, не задумываясь особенно над смыслом сказанных слов. Он словно во сне хватает свои вещи, замечая, что Чондэ уже готов идти домой, и двигается в сторону выхода. Кёнсу пытается понять, когда всё это началось. Когда однообразные будни превратились в нескончаемый ночной кошмар? Он хотел перемен, так неужели его жизнь способна меняться лишь в худшую сторону? Неоном подсвеченные высокие тёмные стены домов, в несколько слоёв исписанные краской, тяжёлые холодные капли, одна за другой срывающиеся с мрачного неба, и ветер, гуляющий даже по таким узким улицам — вот что встречает Кёнсу за дверью. Куртка и джинсы разом покрываются пятнистым узором, но Кёнсу не хочется прятаться. Наоборот, он поднимает лицо к небу, позволяя каплям собираться на нём в ручейки. Он поднимает лицо вверх, закрывает глаза и улыбается, когда слышит мощный раскат грома. Голова мигом пустеет. Остаются лишь шум усиливающегося дождя и периодический грохот, похожий на тот, что издают металлические листы кровли, прогибаясь под весом наступающих на них людей. Кёнсу выходит из своего транса, только когда чувствует себя порядком промокшим и замёрзшим. Знающего о подобных привычках друга Чондэ рядом нет. Ему теперь незачем ждать, ведь у Кёнсу он больше не живёт. И так сложно отвыкать от вечного присутствия Чондэ где-то поблизости. Как будто так было всегда, и по-другому Кёнсу не умеет. Стоит Кёнсу открыть глаза, как поток мыслей вновь наполняет разум. Даже дышать становится как будто сложнее. Когда так много времени находишься на грани того, чтобы сойти с ума, привычные антистрессы вроде дождя или музыки уже не спасают. Помогают отвлечься на некоторое время, а затем снова — погружение в ворох собственных проблем. Хочется самоликвидироваться, ведь он в тысячный, наверное, раз за сегодняшний день оглядывается. И как обычно не находит своего наблюдателя. Правда и присутствия ничьего не чувствует. В конце концов должны же быть у мальчишки и другие дела помимо слежки за Кёнсу с непонятным мотивом. «Как думаешь, чего это он?» Кёнсу на самом деле тоже интересно. Настолько, что он не замечает, как оказывается дома. Нервный смех раздаётся в его пустой квартире, когда в голову приходит мысль, что мальчик мог вдруг переключиться с Чанёля на него. Уму непостижимо. Это бессмысленно — сравнивать их обоих. И тем не менее зачем-то Кёнсу Сэхуну понадобился. Кёнсу укрывается по самые глаза одеялом и съёживается под ним, подворачивая нижний конец под ноги, чтобы было теплее. Вспоминается время, когда он сам всеми возможными и невозможными способами по крупице собирал информацию о человеке, который был ему интересен. Это было даже весело в какой-то степени, однако Кёнсу делал это абсолютно незаметно, боясь выдать свои намерения, потому Бэкхён ни о чём не догадывался. Поэтому неприятностей он никому не доставлял. Бэкхён... Кёнсу ловит себя на том, что всё чаще воспоминания, связанные с этим человеком, встревают между остальными мыслями. Глазам становится больно. Кёнсу моргает, а по щеке скатывается одинокая слеза. Но прежде, чем новый поток рассуждений успевает его захватить, Кёнсу закрывает глаза и посылает всё к чёрту. Хватит с него на сегодня переживаний. Отсутствие возможности не подниматься с кровати до конца субботы невероятно Кёнсу расстраивает, но у него пустой холодильник, а вечером он точно захочет есть. Дурацкие естественные потребности. Руководствуясь правилом: «чем раньше начнёшь, тем скорее закончишь», Кёнсу собирается в считанные минуты. Он не пугается, и удивление проходит почти сразу, когда в полутора метрах от входной двери обнаруживается сидящая прислонившись спиной к стене фигура. В наушниках, из которых в полной тишине слышится какая-то попсовая мелодия, с закрытыми глазами и, кажется, спящая. Кёнсу как ни в чём не бывало закрывает дверь и, пройдя мимо, направляется к лестничному пролёту — по привычке, выработавшейся после проживания в компании Чондэ. Сзади слышится копошение. Кёнсу терпеливо ждёт, лениво перебирая в голове варианты дальнейшего развития событий. Мальчишка шагает следом, сначала чуть позади, затем нагоняет и движется параллельно. Наконец шелест неторопливых шагов разбивает покашливание. — Я хотел сказать, — голос звучит ровно и достаточно громко, — что мне в самом деле жаль. Кёнсу останавливается на одной из лестничных площадок и оборачивается. Сэхун замирает следом и смотрит без вызова на этот раз, когда Кёнсу окидывает его взглядом. Язвительные фразочки роем копошатся на языке, но в Кёнсу просыпается интерес, и он вместо них выбирает другие слова: — Почему мне должно быть это интересно? — Я наблюдал за тобой, то есть… — Сэхун слегка тушуется, — вами. Лично и внимательно. И я понял, что очень сильно заблуждался на ваш счёт. — Воу, притормози. — Кёнсу поднимает ладонь. — К чему ты клонишь? — Кёнсу совершенно не улыбается быть мишенью юного сталкера. — Я бы хотел стать таким же крутым, как вы. — Сэхун закусывает губу. — Чего? — Кёнсу изображает искреннее недоумение на лице. — Парень, а ты не пробовал походить к психотерапевту? — Вы думаете, что я странный, да? — Сэхун криво улыбается. — Вы тоже так думаете? Кёнсу окончательно теряется под умоляющим взглядом. Он не специалист, конечно, но всё-таки чувствует теперь, что причина поступков Сэхуна может быть не в одном лишь эгоизме. Но вот на кой-чёрт именно ему в этом копаться? — Хочешь убедить меня в том, что это не так? — Хочу завоевать ваше доверие. Мальчишка выглядит настолько серьёзным и подавленным одновременно, что устоять очень тяжело. — После всего, что ты натворил, ты считаешь это возможным? И всё же Кёнсу пытается. Однако вопрос не ставит Сэхуна в тупик: — Всё в мире при желании можно изменить. Кёнсу про себя усмехается. А ведь он по большому счёту думает точно так же. — Чёрт с тобой. — Кёнсу тяжело выдыхает после минуты размышлений. — У тебя есть месяц, в течение которого я согласен терпеть твоё общество. Сможешь изменить за это время моё к тебе отношение — молодец. Нет — значит уматываешь на все четыре стороны и больше не показываешься. — Тогда можно проводить вас? Кёнсу смотрит на резко просиявшее лицо Сэхуна и мысленно накрывает ладонью своё. Глупое любопытство заставило ввязаться его не понятно во что, и он очень надеется, что не сильно об этом пожалеет.www
Тао, как и обещает, перезванивает через час. Встреча назначается на обеденное время следующего дня. Ради собственной безопасности место Тао выбирает сам, а также организует машину с водителем прямо к дому Минсока. Говорят: ожидание смерти подобно. Однако прямо сейчас Тао сравнил бы его с воскрешением. Тем более что наконец появившийся Минсок смотрит на него не иначе, как на восставшего из мёртвых. Словно до последнего надеялся, что звонок и прочее — какой-то злой розыгрыш. — Но нет, это в самом деле я. Живой и по-прежнему желающий доставлять тебе проблемы, только если ты не соглашаешься играть по моим правилам. — У Тао нет ни единой причины лукавить. Прямо сейчас он находится в гораздо более выгодном положении. — Не волнуйся, друг мой, я не научился за время своего отсутствия читать мысли. Да и не счёл бы этот навык полезным приобретением. Хотя, бьюсь об заклад, ты бы поспорил со мной. Присаживайся. Минсок старается не показывать, что ему ужасно некомфортно находиться в окружении людей Тао, настолько похожих друг на друга и двигающихся настолько лаконично, что можно бы подумать, будто они и не люди вовсе. Тао делает едва заметный знак рукой, и в небольшой комнате без окон, но светлой и, пожалуй, в каком-то смысле уютной остаются кроме них с Минсоком только двое: один человек занимает своё положение у двери, второй — за спиной Тао. — Если ты голоден, можно... — Не стоит, — отрезает Минсок. Тао качает головой. — Нехорошо перебивать говорящего, друг мой, — искренне сокрушается он. А Минсок нервничает. С каждой минутой всё сильнее. — Так что такого не знаю я, что заставит меня передумать? Тао, сидящий в кресле напротив Минсока, касается папки, лежащей на низком столике между ними. Человек за его спиной оживает и передаёт папку Минсоку. — Я давно понял, что по доброй воле никто из вас со мной связываться не станет, — певучим голосом решает пояснить Тао, пока Минсок ошарашенно пялится на первую страницу. — Пришлось думать, как можно вас мотивировать. Я всегда считал тебя самым адекватным и миролюбивым в вашей компании. И, уж прости за честность, самым недалёким. Но когда я узнал об этом... — Тао делает акцент на последнем слове. — Ох, как же я в тебе заблуждался, мой друг. — Невозможно. Я уничтожил всё... — Не бывает идеальных преступлений, друг мой. Минсок поднимает глаза с по кусочкам собранных событий его прошлого, которое никогда не должно было обнаружиться. — Что ты собираешься с этим делать? — Руки начинают мелко дрожать против воли. — Неужели ты сомневаешься, что я смогу найти этому должное применение? — И единственный способ этого избежать — сделать тебя совладельцем Либерти. — Ох, как я заблуждался!.. — едва ли не с восхищением повторяет Тао. — Ты вовсе неглуп. И скажи, разве недавнее происшествие с магазином не напомнило тебе былые времена? Не захотелось ли тебе поделиться воспоминаниями со своими друзьями? — Тао с огромным удовольствием наблюдает гнев, плещущийся на дне зрачков Минсока. — Ты!.. — Минсок вскакивает со своего места. — Это ты! — Только они ведь не знают ничего, — продолжает гнуть свою линию Тао. — И никогда узнать не должны, не так ли? Это становится последней каплей. Минсок одной рукой крепко сжимает обложку папки, а второй резко дёргает за листы, выдирая их из папки, и затем яростно рвёт их, превращая в бумажные хлопья. Тао принимается хохотать. Когда в папке и руках листов не остаётся, Минсок опускается вниз и измельчает те, что упали на пол, до тех пор, пока силы вместе со вспышкой гнева не покидают его. Не потому что он не догадывается, что это всего лишь копия и у Тао есть ещё. Но потому, что ему больно смотреть на это, больно осознавать, что кто-то настолько глубоко расковырял так долго заживавшую рану. — Ты ему не скажешь, — севшим голосом, не поднимая глаз на переставшего смеяться Тао, говорит Минсок. — Ни в коем случае. Как я могу разрушить счастье своего горячо любимого друга? — На тот же низкий стол ставят графин с водой и стакан. — Выпей и успокойся. И прими мои условия, потому что иного выхода у тебя нет, друг мой. Тао возвращается в свой офис в ещё более приподнятом настроении. Находясь в том состоянии, когда кажется, что всё на свете тебе подвластно и ты в шаге от тото, чтобы добиться своей цели. — Вам звонок, господин Тао. Это Шань. Поочерёдно пройдясь пальцами по крышке своего стола, он кивает в знак того, что готов ответить. Голос на другом конце звучит несколько взволнованным. — Здравствуйте, господин Тао. Мы нашли его... Мы нашли Чжан Минву. Имя бывшего главы его группировки, который, неожиданно для всех захотев отойти от дел, однажды просто исчез, прихватив материалы самого прибыльного из проектов, что тогда разрабатывались, заставляет Тао нервно выдохнуть. Он всё ждал, что старик использует почти завершённый проект, чтобы, передав его в нужные руки, уничтожить всех, кто к этому хоть как-то причастен. Однако за восемь лет от него не было ни звука. Минву как будто в самом деле растворился в воздухе вместе со всем, что у него было. И теперь он найден. Это заставляет Тао ликовать. — Вы с ним вели себя аккуратно? Чжан Минву не заподозрил, что его обнаружили? — И никогда уже не сможет. Он мёртв, господин Тао. Уже почти год. — Что с ним случилось? — Такое развитие событий он предполагал, поэтому новость не застаёт его врасплох. — Умер естественной смертью. После себя ничего не оставил, однако выяснилось, что последние два года у него был сожитель. Вы не поверите, но его имя — Бён Бэкхён. Тао меняется в лице. Хищная улыбка касается по-кошачьи искривлённых губ. — Наша бегляночка была знакома с Чжан Минву? — И судя по всему Бэкхён был последний, кто видел его живым. — Вот, значит, как. — Тао делает знак, чтобы ему подготовили машину. — Вы должны доставить Бэкхёна ко мне. Любым способом и как можно скорее. — Думаете, он может что-то знать? — Я в этом не сомневаюсь.