every me loves every you

      Учёба на юрфаке — настоящий кошмар. Любой, кто утверждает обратное либо лжёт, либо неадекватен, либо слишком занят сокрытием трупов для Виолы Дэвис.       Эмма в сотый раз вздыхает, просматривая свои записи. Её очки соскальзывают на кончик носа, позволяя протереть глаза, и она не знает, чего в этом жесте больше — изнеможения или расстройства. Строчки сливаются в туман, и Эмма забывает прочитанное, едва перевернув страницу.       Киллиан не помогает. Вот вообще. Он сдал свой последний экзамен ещё вчера и с тех пор нежится в её постели, словно ленивый кот, мечтающий, чтобы ему почесали животик. На самом деле он просто ждёт Эмму, её последнего экзамена по уголовному праву, назначенного на завтрашнее утро. Тогда они смогут схватить свои чемоданы и отправиться на Рождество в Сторибрук: Эмма намерена познакомить его с Ингрид, и ей плохо удаётся притворяться, что она нервничает по этому поводу куда меньше, чем насчет экзамена.       Эмма примостилась на краю кровати, ведь к этому моменту сидеть на стуле она уже просто не может. Это предоставляет Киллиану прекрасную возможность придвинуться ближе и обвить рукой талию. Обычно она протестует и убирает его руку, после чего он возвращается в состояние полудрёмы. Поэтому она на самом-то деле не возражает. А вот строчки в учебнике её уже порядком раздражают: они бессмысленны, ведь она слишком мало спала, пила слишком много кофе, и четырехсложные слова просто не укладываются в голове.       Тихо пискнув, Эмма вздрагивает и опускает взгляд на Киллиана. Он смотрит на неё самым невинным взглядом, на который только способен, но его губы уже целуют её выше бедра, и она старается не вспоминать, как в такие моменты он обычно прикусывает кожу. Проклятье, он смотрит на неё с тем самым блеском в глазах, какой Эмма знает очень хорошо, что заставляет её со вздохом закрыть глаза.       — Сейчас я не могу, и ты это знаешь.       — Брось, лапочка, — отзывается он, впуская в голос дразнящие нотки. (Чтобы вы знали: встречаться со студентом-иностранцем — плохая идея хотя бы из-за акцента). — Ты вся напряжена. Это поможет. — Вообще-то учебник поможет даже больше.       Киллиан, конечно, прав: её шея затекла, плечи ноют, не говоря уже о пояснице. В глазах начинает печь. Собственно, она ведет себя глупо, ведь ей правда нужен перерыв. Но… вероятно, не такой перерыв, который имеет в виду Киллиан, поскольку Эмма обычно засыпает после секса, а сегодня этого она позволить себе не может.       — Если не остановишься, то сделаешь только хуже, и ты это знаешь. Зубрёжка не поможет.       Он садится и опускает руки ей на плечи. С губ Эммы срывается стон, когда Киллиан большими пальцами начинает массировать окаменевшие мышцы. Глаза Эммы непроизвольно закрываются, когда она мысленно позволяет себе пятиминутный перерыв, который она правда заслужила. А потом она вернется к подготовке…       Его дыхание щекочет шею, а затем Киллиан невесомо касается кожи у кромки волос на затылке.       До встречи с Киллианом Эмма никогда особенно не любила внешних проявлений любви — ни на публике, ни наедине. Общение с Ингрид научило её чуть больше открываться людям, но даже случайные прикосновения в большинстве своём заставляют её чувствовать себя неуютно. Однако Киллиан настойчив в своих поцелуях и объятиях — такое чувство, будто ему постоянно нужно её касаться. Эмме казалось, что она возненавидит его за это, но, выходит, что это она сейчас ищет физической близости. Есть что-то в том, как он обнимает её за талию, чего Эмма не может объяснить.       Его руки посылают сигналы, которые Эмма бы смогла расшифровать, если бы не была поглощена сдерживанием стонов облегчения. У неё были тяжелые несколько недель, напряжение в мышцах спины только росло, и сейчас приятно ощущать что-то иное, расслабляющее, пусть всего на пять минут.       — Ты сдашь, любимая, — шепчет он ей на ухо. — Ты просто великолепна, и я ни разу не видел, чтобы ты провалилась.       По её телу проходит дрожь, немного связанная с тем, что он до сих пор не убрал руки с её затылка. Эмма закусывает нижнюю губу, наклоняет голову, чтобы Киллиану было легче поцеловать её. Но его губы пока блуждают по шее и скулам. Эмма не очень требовательна (по крайней мере так она себе думает), но у неё всё равно вырывается мягкое «Продолжай».       Киллиан на миг замирает, просто чтобы убедиться, что Эмма не передумала, улыбается ей в шею — и это одна из его широких, понимающих ухмылок, — а затем добавляет:       — Ты отличница, произносившая речь на школьном выпускном. Я видел фото на Фейсбуке. Тебе нет равных, ты добиваешься успеха во всём, за что берешься.       Эмма разворачивается, чтобы они могли поцеловаться, но он медленно её опускает, и вскоре Эмма обнаруживает себя на матраце, а Киллиана — сидящим меж своих ног. Он постепенно опускается на неё — знакомое ощущение — и она наслаждается им даже больше, когда Киллиан целует её в шею и ключицы. Дыхание Эммы становится рваным, когда он ставит засос на пульсирующей венке, помечая свою территорию.       — Всегда первая, — мурлычет он, легко расстегивая пуговицы её джинсов. — Ты успеваешь и работать волонтером в приюте для животных, и ведешь активную социальную жизнь. Ты хоть представляешь, как это впечатляет?       Какая-то часть мозга говорит Эмме, что, вероятно, не стоит так заводиться от его слов. Но…, но это не столько нарциссизм, сколько повышение самооценки. У неё столько лет не было никого, кто бы её хвалил, поддерживал и заботился, что Эмма по большому счету не умеет принимать комплименты. Их ей говорят редко, но они всегда заслуженны, поэтому в такие моменты она может лишь гордиться собой. А когда эти слова произнесены его эротичным голосом, когда она наверняка знает, что Киллиан говорит искренне, от души… Да, очевидно, это её заводит. Очевидно, такое обожание со стороны бойфренда цепляет её и…       Они оба стонут, когда его пальцы поддевают край её трусиков: Эмма — потому, что Киллиан ласкает её клитор, он — потому, что её белье уже промокло, выдавая готовность и возбуждение. Она могла бы смутиться, но, нет, не тогда, когда Киллиан широко ухмыляется ей в шею, круговыми движениями массируя интимное местечко. Эмма забывает обо всех эмоциях, кроме предвкушения и удовольствия.       — Ты сдашь на «отлично», как и всегда. Чёрт… как же ты хороша.       Его палец легко соскальзывает внутрь, а когда Киллиан вводит второй палец, в горле Эммы застревает стон. Поначалу их движения неспешны, но вскоре его пальцы и её бедра находят идеальный ритм, который заставляет тяжело дышать, срываясь на стоны.       Подобное — когда Киллиан использует только свои пальцы — происходит между ними не часто (в конце концов его язык способен не только говорить комплименты), но Эмме все равно нравится то, как он толкается внутри неё, надавливая на ту самую точку, прикосновение к которой позволяет увидеть не просто отдельные звезды, но и целые созвездия или даже галактики. И, возможно, её должно смущать, насколько быстро Киллиан доводит её до оргазма — достаточно всего нескольких минут трепетно-мучительных ласк, но…       — Чёрт, Киллиан.       Она ловко хватает его за волосы, притягивая ближе для беспорядочных поцелуев. Спустя пару минут Эмма отстраняется, беззвучно открыв рот и тяжело дыша. Она не отпускает Киллиана, поэтому он продолжает нашептывать:       — Тебе это нравится, да? Тебе нравится слушать, как сильно я люблю тебя, как сильно тобой восхищаюсь. Проклятье, лапочка, ты понятия не имеешь, какой эффект производишь на меня.       — Чёрт, Киллиан.       Он начинает ласкать ее клитор большим пальцем, и теперь темп внутри и снаружи одинаков, отчего Эмма выгибается дугой, прижимаясь к груди Киллиана. Она помогает ему, двигаясь бедрами навстречу, руками сильнее путаясь в его волосах. Её оргазм уже близок, и спустя пару секунд Эмма вздрагивает, ощущая, как влажные стенки сильнее облегают его пальцы. Она выкрикивает его имя, и этот крик он заглушает поцелуем.       Киллиан помогает ей отойти от оргазма, ещё несколько долгих секунд продолжая медленно двигать пальцами внутри. Затем, обнимая её лицо скользкими пальцами, Киллиан притягивает Эмму для поцелуя, в который он вкладывает всё, что не в силах описать никакими словами, и этот поцелуй оставляет её более дезориентированной и бездыханной, чем на то когда-либо будут способны слова и оргазмы.       Улыбаясь, Эмма отстраняется, но лишь для того, чтобы прильнуть к его шее и положить ладонь ему на грудь — ощутить под ней удары сердца Киллиана. В её ушах шумит, и она, сонная и словно бестелесная, не знает, когда вновь сможет почувствовать свои ноги.       — Лучший бойфренд в мире, — бормочет она ему в шею.       Он усмехается и притягивает её ближе:       — Я в курсе.       Она хлопает его по груди, а Киллиан смеется ещё громче.