***
Несмотря на предупреждения Руби, Киллиана бесит Нил. Они все вместе ужинают на выходных, поскольку Эмма хочет, чтобы Генри наладил контакт с отцом, но отказывается выпускать ребенка из вида. Киллиан ошивается рядом в качестве моральной поддержки и официального бойфренда. Что, мягко говоря, неловко. Однако о неловкости Киллиан забывает в ту самую минуту, когда выясняется, что Нил — самый большой придурок из тех, что ему доводилось встречать. А Киллиан видел немало воров и придурков — ведь вырос на Юге Лондона. Всё начинается с незначительных замечаний там и сям, достаточно тонких, чтобы Киллиан бы и не заметил, если бы Эмма не выпрямлялась каждый раз, когда это происходило. Потом начинается спор по поводу того, чтобы разрешить Генри ещё один кусок пирога («Да ладно, Эмс, он же ребенок, пусть наслаждается жизнью!». Затем он оценивает квартиру (замечательный лофт, который обставила для нее Мэри Маргарет), её работу (самую паршивую из всех возможных). Киллиан прекрасно знает признаки морального издевательства — насмотрелся, когда так поступал мертвецки пьяный отец с его матерью. Именно так ведет себя Нил, при этом идиотски улыбаясь и делая вид, что всё в порядке. Очевидно, это не так. Киллиан ведет пустячную беседу с Тамарой — яркой красивой женщиной, заслуживающей куда лучшего жениха, чем её нынешний. Эмма, собрав тарелки, направляется на кухню, и, само собой, Нил плетется за ней. С этого момента Киллиан слушает рассказ Тамары об их поездке в Таиланд вполуха. Когда голоса, доносящиеся с кухни, становятся громче, он обменивается взглядом с Генри (который, слава Богу, воспринимает происходящее спокойно) и, кивнув ему, поднимается. Открывая дверь в кухню, Киллиан слышит: — Ты можешь найти получше его, Эмс. У Киллиана кровь леденеет в жилах ещё сильнее, когда он слышит ответ Эммы: — Я бы и нашла, если бы ты не оставил меня, шестнадцатилетнюю, гнить в тюрьме. Нил фыркает — в буквальном смысле смеется Эмме в лицо, грубо и презрительно — и этого достаточно для Киллиана, вошедшего в этот момент в кухню, чтобы ему накостылять. Эмма пристально смотрит на Киллиана, угадав его мысли (если судить по тому, как она качает головой). Её лицо выглядит изможденным, в глазах отражается душераздирающая боль, и это так не похоже на женщину, которую знает Киллиан: ведь сейчас она будто соглашается со всеми заявлениями, которые швыряет ей в лицо Нил, будто считает, что по каким-то причинам заслужила это. — Проблемка, приятель? — спрашивает Киллиан, добавив в интонацию ровно столько угрозы, сколько достаточно, чтобы продемонстрировать свою серьёзность. — Это не твоё дело, приятель, — язвительно отвечает Нил. — Это моё дело: ты оскорбляешь мою девушку у меня под носом. Она достигла куда большего, чем ты можешь представить, и у тебя нет никаких прав судить её, тогда как ты сам не потрудился стать отцом своему ребенку. И пока не стало совсем худо, я предлагаю тебе отчалить. Нил снова издает смешок, а затем вновь обращается к Эмме: — И где ты его нашла? В Даунтонском Аббатстве**? Нил получает пощечину до того, как Киллиан успевает заметить замах. На его лице красуется огромный красный след, и Киллиан, не сдержавшись, присвистывает. Он впечатлен, но Эмма бросает на него предупреждающий взгляд, и Киллиан, посчитав благо, немного отступает. — Не смей оскорблять меня, мой образ жизни или моего парня, — шипит она. — И если хочешь и дальше видеться с Генри, сейчас же уходи. Вернешься тогда, когда будешь готов извиниться. Нил собирается что-то ответить, но Эмма не дает ему такой возможности: — Убирайся из моего дома. Бегом.***
Через несколько часов Эмме удается уложить Генри в постель, объяснив ему ситуацию. Ещё какое-то время они вдвоем моют посуду. Повисшая тишина хоть и не становится не комфортной, но и умиротворенной ее тоже назвать нельзя. Плечи Эммы по-прежнему напряжены, челюсти сжаты, что никак не признак того, что всё в порядке. Но Киллиан не винит Эмму. День выдался тяжелый. Она берет бутылку рома и два бокала и возвращается в гостиную. Киллиан идёт следом и садится рядом с ней на диван. Эмма наполняет его бокал, затем наливает чуть более щедрую порцию себе, а он прячет улыбку, делая глоток. — Спасибо, — благодарит Эмма, а её голос звучит мягко и беззащитно. Поначалу Киллиан даже не знает, что ответить, но потом решается на «Какой претензионный ублюдок» — и это странным образом веселит её, пусть совсем чуть-чуть. Эмма улыбается, грустно и нервно, но Киллиан всё равно считает это маленькой победой. Никому и никогда не позволительно расстраивать Эмму, оставлять ее одинокой и с разбитым сердцем, и, возможно, он ничего не будет иметь против того, чтобы стать тем единственным, который сделает её счастливой. Небесам известно, что она заслуживает счастья — более того, ей это нужно. — Никто… Никто и никогда не давал отпор ради меня. Я не знаю, что… — она открывает рот, но ничего не произносит. Эмма мотает головой, но всё равно не находит слов, чтобы завершить свою мысль. Хотя Киллиану это и не нужно — он понимает, что она имела в виду. Вот так: он хочет провести остаток своих дней, прикладывая все усилия, чтобы Эмма Свон никогда больше не была несчастной, чтобы она не чувствовала боли. Она заслуживает свой мирок — тех людей, которые будут её ценить и поддерживать. Киллиан не станет притворяться, что достоин её, но может попытаться. Он до умопомрачения сильно хочет попытаться. — Но хуже всего то, что он зациклен на собственной заднице и не понимает, что потерял. Эмма снова смеется, скорее даже хихикает, что может означать лишь одно: она ему не верит. И всё-таки, когда они встречаются взглядами, в её глазах читается уязвимость и нежность. — Ты не так уж плох в качестве фальшивого бойфренда. «Сейчас или никогда», — решает Киллиан и, облизав губы, отвечает: — И без дополнительной платы я могу стать не таким уж плохим настоящим бойфрендом. Эмма ухмыляется, на её щеках появляются ямочки. За её улыбкой прячется страх, но спустя миг она его целует, мягко, аккуратно притягивая ближе. Да. Он обязательно покажет Эмме, чего она стоит. * Крейглист — популярный в США сайт электронных объявлений. ** Название сериала «Аббатство Даунтон» искажено намеренно.