Долгий путь домой

Наверное, если бы не Баки, Стив бы покончил жизнь самоубийством прямо после похорон мамы. Потому что даже самые сильные — духом или телом — люди иногда устают бороться, и тогда рядом нужен тот, кто поддержит и не даст сломаться. У Стива был Баки, и за это он благодарен ему всей душой. Переживать это было трудно. Смотреть, как на глазах гаснет любимый человек, и понимать, что ты ничего не можешь сделать. А мама молчала до последнего, что болеет чахоткой, не хотела пугать. Кажется, тогда впервые в жизни Стив ругал маму, а не наоборот. Ему было восемнадцать, когда её не стало. Умерла во время смены в госпитале. Она до последнего не хотела оставлять работу, и Стив не мог её винить, потому что от его подработок толку было мало, хотя избавиться от мысли, что, если бы мама работала меньше, она бы прожила дольше, оказалось нереально. Окончательно сломаться не дал Баки. Закончив школу, он сразу устроился на работу в порт. Был грузчиком, помогал морякам и ремонтникам латать пробоины, бегал по мелким поручениям, стараясь заработать как можно больше, чтобы съехать от родителей и, по возможности, помогать Стиву. Тот, конечно, помощь напрямую не принимал, всячески отстаивая свою независимость, но не выкидывать же целый пакет продуктов? «Роджерс, я не для бродячих собак всё это покупал, знаешь. Имей совесть. Я с другого конца города тащил тебе этот грёбаный рис, так что открывай и забирай, иначе я залезу через балкон». Однажды Стив решил не открывать, посмотреть, правда ли Баки полезет на балкон. И… и тот полез через соседей, благо все на этаже знали его, пару раз чуть не упал, а когда появился у Стива в комнате, Роджерс, как обещал в далёком детстве, со всей силы пнул его по колену. И наорал так, что, кажется, было слышно на улице. За глупость, за то, что не бережёт себя, за то, что тратит последние деньги на грёбаный рис, без которого он вполне может прожить. Баки тогда только виновато ухмыльнулся, потирая ушибленное колено, и радостно побежал за оставленным за дверью пакетом, когда Стив, вздохнув, согласился принять продукты. С тех пор на эту тему Стив с ним не спорит. Потому что так испугался за Баки, боялся, что руки соскользнут, нога не найдёт выступ балконного пола, что даже не понял, как перестал дышать. Очнулся, когда лёгкие начали гореть огнём, а в глазах потемнело от недостатка кислорода. И что, что всего лишь второй этаж? Это же Баки! Стив бы никогда себе не простил, если бы ещё и Баки пострадал из-за него. Он был абсолютно уверен, что мама заразилась из-за того, что брала дополнительные смены в больнице, чтобы достойно растить сына. В одну из таких смен она и заразилась, и Стив не мог избавиться от чувства вины, даже тысячу раз попросив прощения у ещё живой матери. Когда Стив закончил школу, он тоже попытался найти работу. Но много ли где может пригодиться инвалид, который умеет разве что готовить, шить и рисовать, но при этом совершенно не в состоянии забираться куда-то выше первого этажа? Он хватался за любую возможность. Баки притащил ему швейную машинку с ближайшей свалки, отремонтированную и исправно работающую, так что Стив начал потихоньку учиться шить. Начал с лёгкого: пришить карман, подшить брюки. Через пару месяцев научился шить сам. Сначала это были корявые маленькие кукольные платьица, сшитые из остатков штанин, которые он подшивал, для кукол соседских детей, но постепенно он набил руку и всё стало получаться лучше и лучше. Соседке с третьего этажа Стив недавно отдал ярко-жёлтую юбку-солнце, которую она заказывала ко Дню Рождения. Делать выкройки тоже помогает Баки: держит ткань, пока Стив по-тюленьи ползает по полу, опираясь на локти. Стив, честно говоря, сразу не скажет, в чём Баки ему не помогает, но с тех пор, как они стали жить вместе, отказываться от помощи в разы труднее, потому что Барнс настолько же упрямый, насколько он сам. И даже если Стив говорит «нет», Баки всё равно делает по-своему: внимательно следит, в каком именно месте у Стива проблема, и решает её, слушая возмущённые возгласы друга. А потом, показательно отряхивая руки, улыбается и говорит: «Не благодари». И Стиву ничего не остаётся, кроме как, покраснев, пробормотать смущённое «Спасибо». Стив благодарен Баки. Без него его бы не было. И чем больше его благодарность, тем хуже себя ощущает Стив. Что он может дать Баки? Чем он может отблагодарить его за всё, что тот для него сделал? Он даже, как оказалось, не может по-нормальному дружить с ним! Впервые Стив это понял, когда Баки в один из своих выходных вытащил его на берег залива. Протащил коляску (которую Стив сменил на более удобную с первой хорошей выручки за брюки) по песчаному берегу, чтобы Стив смог спустить ноги с нижней перекладины и коснуться, разувшись, тёплой воды залива. Стив раньше бывал здесь с мамой, ещё совсем ребёнком, когда ему было лет восемь, а потом у него отказали ноги, и он не мог позволить ей тащить себя, пусть и лёгкого, через весь пляж, зато часто отправлял её одну, чтобы она не засиживалась в четырёх стенах. С тех пор, как в его жизни появился Баки, он гулял с ним, пока мама, он надеялся, отдыхала на берегу. После Баки откатил Стива подальше от воды и усадил прямо на песок, садясь сзади и прижимаясь своим телом к его, чтобы поддерживать. И, наверное, это была самая большая его ошибка, потому что от места касания по коже Стива поползли мурашки. Баки уткнулся подбородком в его плечо, а ноги расставил так, что внутренней стороной бёдер касался бёдер Стива. И Роджерсу даже показалось, что он чувствует точку, в которой касается Баки. Зато тягучий узел в животе ему явно не показался, как и нахлынувшее возбуждение. Он дёрнулся, и Баки, конечно же, забеспокоился: — Что такое? Плохо себя чувствуешь? — Нет, — помотал головой Стив, хотя чувствовал он себя не на пике блаженства. — Просто боюсь, что тебе будет неудобно. — Брось, Стив. Ты же пушинка, мне удобно, — легко махнул рукой Баки. Стив судорожно втянул воздух сквозь зубы. Тогда он, кажется, впервые за всю жизнь о состоянии Баки думал мало — больше смущало своё собственное. И этот узел в животе, разгоняющий по телу тепло. Чёрт. Стив читал об этом, он вообще много читал, пока торчал дома, и он знал, что всё не просто так. И вот только этого для полного счастья Стиву и не хватало — влюблённости в лучшего друга. Да, его жизнь без этого определённо скучна. Через полчаса Стив всё же уговорил Баки пойти домой, сославшись на то, что замёрз. Хотя на улице было тепло и Баки подозрительно улыбнулся, Стив постарался об этом забыть. Второй раз Стив понял, что что-то не так, когда они чертили выкройку платья для дочки маминой знакомой из соседнего дома. Расстелив на полу лазурно-синюю ткань, на которую знакомая потратила половину зарплаты, Стив попросил у Баки обмылок потоньше, чтобы аккуратнее прорисовать ажурный вырез. И он задержал руку дольше положенного, ощущая под пальцами шершавую ладонь. По позвоночнику пробежала дрожь, и Стив судорожно сглотнул, тут же отправляя Баки за водой на кухню и всей душой надеясь, что друг ничего не заметил. Третий и четвёртый раз приходятся на болезнь Стива. Он снова умудрился где-то простыть, и поэтому ночью его лихорадило так, что он не мог уснуть, клацая зубами и натягивая одеяло до макушки. На соседней кровати возился Баки, а через пару минут скрипнули пружины и он лёг рядом, скользнув под одеяло и прижав Стива к себе. — Господи, Роджерс, тебе в оркестре играть нужно. Ритм отбиваешь отлично, — пробурчал он. Стив на мгновение закрыл рот и даже перестал стучать зубами. Наверное, от шока. Именно от шока, а не потому, что чужая тёплая рука легла поперёк живота, прижимая к горячему телу сзади. Не потому, что Баки прижался к его спине и, он видел, закинул ногу на его, останавливая дрожь. Правда, дрожать он всё равно не перестал, только причина к утру сменилась — вместо озноба его колотило от возбуждения. Запах Баки кружил голову, от ладони на животе волнами шло тепло, концентрируясь ниже, и Стив готов был умереть утром, когда Баки, неосторожно заворочавшись, коснулся там рукой и вызвал у Стива сдавленный стон. Проснулись оба. Мгновенно. — Оу, Стиви, — добродушно рассмеялся Баки. — Отнести тебя в туалет? — Отнеси себя подальше от меня, шутник, — буркнул Стив, переворачиваясь на живот и накрываясь одеялом с головой. Нет, его и раньше мучало утреннее возбуждение, но сейчас он точно знал, что это длится с ночи. Господи, позор какой. В тот раз Баки только рассмеялся сильнее и ушёл заваривать чай. А в следующий Стив проснулся в том же состоянии, но уже без Баки под боком. Тот обнаружился на кухне и выглядел так, будто не спал всю ночь. На пятый раз осознание накрыло, когда Баки двое суток не ночевал дома, а утром явился довольный, немного хмельной и пропахший женскими духами и сигаретами, и бухнулся спать. Стив не устраивал ему скандал, не говорил никаких колкостей в его адрес, хотя очень хотелось. Но Баки уже двадцать три года, он вправе делать то, что хочет, и он не виноват, что влюблённость Стива длилась уже третий год и он поймал себя на мысли, что ревнует. Так, что хочется собственными руками оттащить любую девушку, которая окажется к Баки ближе трёх метров. Поэтому он молча и осторожно заперся на кухне и выпил, наверное, литра два чая в попытке успокоить расшалившееся сознание. К вечеру это почти получилось, но когда Баки вошёл в кухню и сел напротив Стива, наклонив голову, он увидел небольшой, но яркий засос, и всё началось по новой. Сходить с ума по Баки Стиву не нравилось. Ещё бы. Разве в этом было что-то нормальное? Но разве у него был выбор? Его круг общения составляли разные взрослые люди — клиенты — и Баки. Всегда был Баки. И куда теперь деть этого засранца из головы — Стив не знал. Сегодня Четвёртое июля. День Рождения Стива, День Независимости и день, когда Стив в шестой раз понимает, что пропал. Баки приходит домой вечером и с порога звонко трясёт связкой ключей. — Это что? — подозрительно смотря на него, спрашивает Стив. — Ключи, — пожимает плечами Баки, и Стив хочет пнуть его. — От чердака. Я договорился, чтобы мне их дали до завтра. Посмотрим салют как нормальные люди. Стив только кивает, будто так и должно быть, хотя внутри него бушует радость и хочется петь и смеяться в голос. Но на крышу ещё нужно подняться, а Стив не даст Баки тащить коляску на девятый этаж. — Ты посмотришь, — говорит он, улыбаясь. — Своди туда какую-нибудь девушку. Ты, кажется, недавно рассказывал о Стейси. — Стив, у тебя больные ноги или голова? — прищурившись, спрашивает Баки, и Роджерс оборачивается. — В смысле? — Ну дурак ты потому что. У тебя сегодня День Рождения, а я должен оставить тебя одного и уйти гулять со Стейси? — Сегодня же праздник, — бурчит Стив. — У тебя праздник, — отвечает Баки. — Пойдём, у меня уже всё готово. — Да. Уже бегу. Ой, подожди, упал, — ворчит Стив. — Я как поднимусь туда? Даже не думай, что я позволю тебе тащить коляску на крышу. — Не нужна мне твоя коляска, — выдыхает Баки и резко подхватывает Стива на руки. — Барнс, отпусти меня сейчас же! — строго говорит Стив. — На руках ты меня тоже не потащишь. Я же тяжёлый. — Ты точно дурак. Или даже хуже. Знаешь, вряд ли ты весишь больше грузов в порту, так что заткнись и крепче обхвати меня руками, чтоб я тебя не уронил. — Хуже-то не будет, — говорит Стив, крепче сжимая вспотевшие от волнения ладони. — Роджерс, — рычит Баки, и Стив закрывает рот. На крыше всё уже действительно готово. Расстелен плед, расставлены тарелки и какая-то еда. Стив точно знает, что дома вся посуда на месте, так что либо Баки её украл, либо купил. И ему очень хочется надеяться на второе. Баки сажает его у бортика, чтобы он мог опереться спиной, и сам садится рядом, как тогда, на пляже. Стив сжимает зубы, чувствуя растущую волну тепла. Господи, ну за что? Баки разливает вино по фужерам. — Где ты взял всё это? — спрашивает Стив. — У соседки. Ну, чтобы сюрприз удался и ты не спрашивал, куда я перетащил половину посуды из дома. Стив тихо смеется, забирая бокал с вином, и в этот момент раздаётся первый залп фейерверка. С крыши вид совсем другой. Кажется, будто цветные искры разрываются прямо над тобой, норовя осыпать цветными осколками. Ощущения непередаваемые, вид прекрасный, и Стив жалеет, что с собой нет блокнота, чтобы зарисовать всё прямо сейчас. — Стиви, хей, у меня ещё есть подарок, — Баки тянет его за рукав, заставляя повернуть голову. — Ещё один? Баки, не стоило, правда, этого достаточно, зачем ты… — бормочет безостановочно Стив. — Я работающий человек и могу себе позволить подарок на День Рождения, — он запинается на мгновение, — моего лучшего друга. Держи. Он протягивает какой-то прямоугольный свёрток, и Стив вздыхает. Господи, этот идиот неисправим. Он и так делает для него многое, зачем ещё подарки? Стив аккуратно снимает обёртку и в неверном свете фейерверка видит обложку тетради и набор карандашей. — Баки, — восхищённо тянет Стив. — Ты зачем это… Господи, какой же ты придурок. Они же дорогие до ужаса, Бак! — Значит, будешь рисовать ими только шедевры. Иначе я тебя прибью, — смеётся Баки. Стив откладывает подарок и отставляет вино, а потом цепляется руками за шею Баки, обнимая его в благодарность. — Господи, я никогда не смогу тебя отблагодарить так, как ты этого заслуживаешь, — шепчет он, а Баки просто немного отстраняется, смотрит ему в глаза, пока Стив не отводит взгляд, и, подцепив пальцами за подбородок, легко целует в уголок губ. У Стива внутри всё обрывается. Мир вокруг для него перестаёт существовать. И ему кажется, что он оглох, потому что взрывов салюта он больше не слышит. Для него есть только губы Баки рядом с его и тёплые руки на своей спине, прикосновения которых прожигают через тонкий свитер. Он выдыхает, судорожно цепляясь за ворот рубашки Баки, и тот будто срывается, тут же касаясь губами его губ и мягко посасывая нижнюю. Стив зарывается руками в его волосы, притягивая ближе к себе, и сходит с ума от поцелуя. Его трясёт крупной дрожью, он стонет в его губы, потому что так давно этого хотел. Так давно представлял себе, как всё пройдёт. И могло ли это произойти лучше, чем сейчас? Баки стоит перед ним на коленях, вжимая в бортик крыши, и Стив опускает руку ниже, на шею, касаясь самыми кончиками пальцев линии роста волос. У него холодные — как обычно — руки, и Баки отстраняется, ошарашенно смотря на Стива. Баки выглядит как в далёком детстве, когда они только познакомились, — такой бледный и удивлённый, волосы растрёпаны. Разве что губы ярче сейчас. И Стиву нравится Баки. Нравится таким — ошеломлённым, всклокоченным, резким, порывистым. А потом Баки вскакивает и чуть ли не бегом направляется в сторону выхода с крыши. — Барнс! — хриплым голосом зовёт Стив. — Придурок, ты меня сначала унеси обратно, а потом вали, куда хочешь. Стив даже не будет притворяться, будто ему не обидно от такой реакции. Баки возвращается и уносит Стива. Он молчит, не смотрит ему в глаза и даже вообще на него, так что Стиву остаётся только догадываться, что он там себе надумал. Спать они ложатся поздно. Баки ещё убирается на крыше, приносит домой подарок, вино, аккуратно ставит тарелки на стол. Стив убирает еду в холодильник, хотя руки после поцелуя не слушаются. Один бог знает, скольких усилий ему стоит не подъехать к Баки и не зарядить этому идиоту кулаком в живот. Стив ложится раньше, кутается в одеяло, потому что его снова знобит, и не слышит, как Баки проходит на свою кровать, перед этим нежно поцеловав его в лоб. Ночью у Стива поднимается температура. Его снова колотит, но он продолжает спать, только сильнее натягивая одеяло. А утром он просыпается от ощущения чужого тела на себе. Баки лежит рядом с ним, обняв одной рукой и уткнувшись носом в волосы. — Баки? — тихо зовёт Стив. — Ты что тут делаешь? — У тебя температура ночью поднялась, — сонно бормочет тот, зарываясь носом в волосы. — А п… — хочет спросить Стив, но Баки перебивает: — А про остальное поговорим потом, спи. Стив разворачивается, утыкаясь лбом Баки в грудь, чувствует, как на губах расцветает счастливая улыбка, и закрывает глаза.