Долгий путь домой

Конечно же, Стив говорит, что заберёт Баки домой. Агент Томпсон только смеётся. У Зимнего Солдата (так они его называют) нет дома. Он — оружие нацистов, место которого — на скамье в зале суда в Нюрнберге. Стив застывает в дверях, а после, обернувшись, безжалостно выплёвывает: — Тогда почему вы держите его здесь? Кажется, так агента не затыкал ещё никто, потому что агент Картер прячет улыбку в ладони. Она обещает всё уладить, говорит, что Баки перевезут к нему, — в принципе, для этого Стива и вызвали. Стив кивает и уходит, абсолютно разбитый и опустошённый. Все встаёт на свои места. Объясняются все неотвеченные письма. Только легче от понимания не становится, потому что… Потому что в стальном взгляде серых глаз Баки — нет. Нет в них и жизни, и тяги к ней. В них есть только сосущая пустота и тщательно скрытая покорность. Будто рявкни посильнее, скажи что-то голосом потвёрже — и всё. Солдат твой. Готов отвечать. У Стива внутри — Большой Взрыв и осколки сердца, падающие на колья рёбер и вызывающие дикую боль. У Стива внутри — Марианская впадина под шестым ребром, и она засасывает в себя всё живое из его души, всё, до чего может дотянуться. Пустота горит изнутри, отчаяние выламывает грудную клетку. Стив добирается до дома и, закрыв дверь, сползает по обратной стороне. Вечером приезжает агент Картер. Она рассказывает ему всё, что сама знает о Солдате, говорит, что у него амнезия и Стива он не узнаёт. Кажется, нацистские учёные изрядно почистили его голову, потому что он подчиняется только приказному тону и точным руководствам к действию. Вроде: Встань. Сядь. Отвечай. Перестань гипнотизировать взглядом решётки. Веди себя, как человек. На этом приказе обычно происходит сбой, потому что ни сам Солдат, ни Томпсон за человека его не считают. У Стива в голове действительность трещит по швам. Он видит Баки, пусть уставшего, пусть затасканного и абсолютно вымотанного, но Баки. И в то же время не видит его. Ни во взгляде, ни в движении рук, ни даже в лёгком повороте головы нет ни единой черты от прежнего Барнса. И Стив не дурак, он видит, знает, чувствует, что всё изменилось, что искать прежнего друга там бесполезно. Но когда он был не упрямым? Пегги — к концу вечера они переходят с агентом Картер на «ты» — говорит, что, если Стив не захочет брать на себя такую ответственность, все поймут и не станут давить. Это не страшно. Это понятное желание. Но Стив смотрит на неё так, что она замолкает на середине мысли. — Ты не сдашься? — отчего-то восхищённо спрашивает она. — А должен? Стив искренне не понимает, почему все ждут, что он откажется, оставит Баки в подвале в камере. То, что он невысокого роста, да и вообще тощий, как щепка, ничего не говорит о его внутренней силе и характере. И там, в камере — в клетке, — его Баки. И если нужно будет, Стив будет и год, и два, и целую вечность собирать его прежнего по крупинкам, вытаскивая из задворок сознания Зимнего. Даже если будет трудно. Особенно если будет трудно. Пегги желает ему удачи и уходит, на прощание заявляя о готовности помочь в любое время. Говорит, что свяжется с лучшим инженером страны, с Говардом Старком (Стив знает о нём только из газет да из радиопередач), чтобы тот разобрался с протезом Баки. Стив говорит спасибо, потому что больше не находит слов. А следующим утром агент Томпсон привозит Баки и несколько пакетов продуктов — «чтобы вам не нужно было думать хотя бы об этом». Стив благодарит его искренне, но как только тот выходит из квартиры, громко закрывает дверь и щёлкает замком. Хватит с него сочувствующего взгляда. Баки сидит на диване и отрешённо смотрит в одну точку. Рядом стоит сумка с одеждой. Сам Баки одет в безрукавку и какие-то брюки чёрного цвета. Его вымыли и переодели перед тем, как привезти сюда. Волосы не висят сосульками, как при первой их встрече, они свободно рассыпаны по плечам. Стив жадно разглядывает такого Баки. Это странно и необычно, и он даже не знает — нравится ему или нет. — Что-то не так? — тусклым голосом спрашивает Баки. — Я что-то делаю не так? Стиву кажется, что он слышит звон разбивающихся надежд. ~~~ Называть Баки по имени Стив не может. Поэтому буквально через день он приучает Солдата отзываться на безликое «Джеймс». Язык болит произносить это, но больше болит где-то внутри. Стив терпит, убеждая себя, что всё наладится обязательно. Первая неделя проходит относительно спокойно. Привыкнуть к Джеймсу оказывается легко: он тихий, незаметный, если этого хочет, и не доставляет никаких проблем. Ответственно ест, если сказать, пьёт чай и даже иногда разговаривает со Стивом, если тот что-то спросит. О прошлом и о потерянной памяти они не говорят. Стив не знает, с какой стороны к этому подойти, а Джеймс — просто не помнит. Он напоминает Стиву собаку (самому себя поколотить хочется за сравнение) своей услужливостью. Когда Стив что-то говорит ему, просит хотя бы поесть, Джеймс выполняет действия на автомате, а после смотрит на Стива, пока тот не скажет, что задание выполнено хорошо. Стив проверял — ради собственной уверенности, — долго ли тот может ходить хвостиком и ждать похвалы? Долго. Ровно до момента, пока не услышит приказ завершить миссию. Стива ранит такое поведение больше, чем потеря ног в своё время. Он смотрит на Баки, но раз за разом видит Джеймса, и ему плохо от этого. Он не может смириться с мыслью, что перед ним — не тот человек, которого он хочет видеть. Успокаивая себя тем, что прошла всего неделя, Стив знает, что легче не станет. ~~~ Трудности начинаются со второй недели. Стив не выходил из дома уже много дней, потому что всё необходимое привозит сердобольное СНР и агент Картер. Она наблюдает за переменами в поведении Солдата — какие, к чёрту, перемены?! — что-то записывает в блокнот и уезжает. Стив провожает её взглядом с балкона. — Она мне не нравится, — говорит Джеймс после одного из её визитов, выходя к Стиву на балкон. — Чем? — Молодая красивая дрянь, — спокойно говорит он. — Ездит сюда только из-за тебя. Стив смотрит на него во все глаза. В голосе слышатся нотки ревности, но это звучит не так, как говорил Баки в своё время. — Ты ревнуешь, что ли? — ошарашенно переспрашивает Роджерс. — Да, потому что ты — мой хозяин, и если она будет лучше меня выполнять твои задания, я стану тебе не нужен, — так же спокойно говорит Джеймс и уходит с балкона. Стиву хочется выйти тоже, но — в окно. А суть в том, что Стив не даёт Пегги никаких заданий, наоборот, был бы рад, если бы она не приезжала. И у неё есть жених, так что Стив ей не нужен так же, как и она — ему. Но объяснять что-то Джеймсу кажется смешным, потому что, ну боже, как это будет выглядеть? «Ты всё неправильно понял и никто в жизни не выполнит моё задание лучше тебя», «Ты подчиняешься мне лучше всех» или «Я хочу быть только твоим хозяином»?. Бред. Поэтому Стив молчит, и пару дней они не разговаривают вообще. На третью неделю всё становится только хуже. Джеймса и раньше мучили кошмары, Стив слышал, как тот возится на соседней кровати, бродит по дому или сидит у балконной двери, играя с лунным лучом, пуская «зайчиков» отточенным лезвием ножа. Стив и про оружие знает. Бесполезно разоружать Солдата, он пытался, тот всё равно достаёт себе нож, который хранится у него непонятно где, но явно в зоне быстрой досягаемости. Потому что нож может опасно блеснуть в руках в любой момент. Стив как-то разбил кружку, потому что не смог дотянуться до неё (результат того, что Джеймс мыл посуду), а буквально через секунду прибежал Солдат, держа нож наизготовку, и потемневшими глазами уставился на Стива. Выпускать оружие он не хотел ещё долгих два часа, игнорируя приказы — настоящие приказы — Стива. Оружия Стив не боится. Он понимает, что это — единственная действительная защита Солдата. Хотя для Стива и рука выглядит, как холодное оружие массового поражения. Но кошмар заключается в том, что в одну из ночей он просыпается от тёплого дыхания на щеке. Первая мысль — Баки! — исчезает сразу же, как только Стив открывает глаза. Джеймс склоняется над ним с абсолютно дикими глазами, приставив к горлу нож. Стив сглатывает. — Джеймс, — твёрдо, но тихо говорит он. — Отойди от меня. Джеймс молчит и не двигается. Только часто дышит и пристально смотрит. Стив осторожно прокашливается. Кадык цепляет лезвие, и от этого по спине ползут липкие мурашки. — Я сказал, отойди от меня. Сейчас же. Джеймс отходит, роняя нож. Пятится, пока не упирается спиной в собственную постель. Обессиленно падает на неё, спиной вжимаясь в стену, и смотрит пристально, но уже испуганно. — Ты теперь обнулишь меня? — спрашивает тихо у Стива. Роджерс знает и про заморозки, и про обнуления. Знает, как из Зимнего вытравливали душу, превращая в покорное оружие. И его передёргивает от этих слов. — Или ты предпочтёшь заморозку? — Я хочу, чтобы ты лёг и объяснил мне, почему. А потом уснул, — говорит Стив, натягивая одеяло до горла и прячась от холода. Джеймс послушно ложится, так и не подобрав нож. — Кошмар, — говорит он. — Подробности, Джеймс. — Показалось, что в комнате кто-то есть. В твоей кровати. Что там не ты. Стив тяжело вздыхает. — Молодец, Джеймс. А теперь спи. — А заморозка? — кажется, Джеймс сбит с толку нарушением алгоритма. — Спи, господи. Просто спи. — Ты очень странный хозяин. Ты ни разу не наказывал меня, хотя я знаю, что некоторые задания выполняю не так, как тебе хочется. Ни разу не замораживал и не обнулял. И, да, да, я сейчас усну, ты очень странный… Он ещё что-то сонно бормочет, а потом всё же засыпает. А Стив подбирает нож и проводит всю ночь на кухне, завернувшись в одеяло. Заснуть он точно не сможет, потому что в голове эхом звенят слова Джеймса, а перед глазами стоит его дикий взгляд. И, господи, дай хоть намёк, что Баки можно вытащить из этого дерьма.