Долгий путь домой

Прошло чуть больше полугода с того момента, как Стив взял Джеймса к себе, но сейчас Стиву кажется, что это было только вчера. Потому что внутри боль такая же, как была в тот самый день. Стив молча выкатывается из-под бока Джеймса и уходит в ванную, запираясь там с вещами и съезжая по двери, задыхаясь от беззвучных криков. Всё не может быть так. Не может. Что случилось? Почему Баки снова смотрит так, будто не узнаёт? Почему он снова не узнаёт? У Стива нет сил бороться с тем, что происходит. Вчера он дал себе расслабиться, позволил выпустить ситуацию из-под контроля. И вот результат. Он не уверен, что сможет пережить этот день в компании Джеймса. Ему хватило того, что утром он мельком увидел синяк на месте укуса на его плече. Поэтому Стив одевается, чуть приоткрывает дверь, чтобы услышать, в какой части квартиры находится Джеймс. Судя по шуму, на кухне. Стив кивает сам себе, проскальзывает в зал, быстро пишет записку о том, что будет позже, и выбегает из дома, аккуратно прикрыв дверь. Это выглядит как побег. Стиву плевать. Это и есть побег. Он идёт к Эсси. Знает, что по понедельникам она дома, поэтому уверенно проходит через дворы, сворачивает за угол и находит нужную многоэтажку. Уже почти полдень, так что Стив стучит, всё равно переживая, что они ещё спят. Но дверь открывается сразу же, как будто его ждали. Эсси тут же кидается на шею, звонко чмокая в щёку, и Стив немного отшатывается от такого напора. Они виделись только мельком, когда Стив выходил в магазин, потому что дома — неуравновешенный тогда Джеймс и Роджерс просто не хотел подвергать девушку опасности. Из зала Стива радостно приветствует её муж. Они проводят вместе почти целый день. Обсуждают последние новости, разговаривают на отвлечённые темы. Эсси зовёт его на празднование пятилетней годовщины свадьбы, а её муж рассказывает эту поистине прекрасную историю их любви. Прекрасную, потому что они поженились в разгар войны, когда он, сбежав в самоволку, приехал к ней сюда, чтобы взять в жёны. «Я не был уверен, доживу ли до следующей недели, и тогда понял, что хочу провести с ней всю жизнь». Стив искренне радуется за них и даже почти не думает о Джеймсе-Баки, который ждёт (он надеется, что ждёт) его дома. Но вечером он спешно прощается с ними и почти бежит домой. На улице уже темнеет, сумерки укутывают Бруклин нежным туманом, а фонари светятся путеводной еле различимой нитью. Стив аккуратно прикрывает дверь и уставшим — резко уставшим — голосом говорит: — Я дома, — и проходит в квартиру. Джеймс отзывается из зала. — Вернулся? — жёстко спрашивает он, и Стив застывает в дверях. — Что-то случилось? — осторожно уточняет он. — Кроме того, что ты ушёл, даже ничего мне не сказав, а теперь от тебя за километр несёт женскими духами, — ничего. Всё в порядке, Стиви. Джеймс выплёвывает его имя, словно это ругательство. Стив закатывает глаза. От него действительно несёт — даже не пахнет — духами, потому по дороге домой он столкнулся с какой-то девушкой, которая разбила маленький флакон духов, забрызгав Стива. И теперь этот запах будто намертво въелся в одежду. — А что прикажешь делать? Скрываться весь день от тебя дома? — цедит Стив. — Зачем вообще нужно скрываться? — А затем, что я виноват перед тобой, понимаешь? — Стив подходит ближе и смотрит Джеймсу в глаза. Там — всё тот же взгляд послушного Солдата, какой был утром. Стив морщится. — В чём? — недоумевает Джеймс. — Во всём. Мы переспали с тобой вчера, — почти шипит Стив, а на лице Джеймса вдруг проявляется усмешка. Злая и холодная. — И в чём ты виноват? В том, что использовал меня для своих желаний? Что наутро сбежал к какой-то бабе, которая, судя по всему, гораздо лучше меня? Я помню не всё, я знаю. Но я помню, кем мы были до войны. И я могу сделать вывод, что она появилась, когда я ушёл на фронт, — жёстко произносит Джеймс, и Стива пробирает дрожь. — Но ты не переживай, Роджерс, я и не такое переносил. — Я тебя использовал? Какая-то баба? — он почти задыхается от возмущения. — Эсси не дала мне тут сдохнуть, пока тебя не было рядом, придурок. И не смей её обвинять ни в чём. Она замужем, и… Да как ты вообще мог такое подумать? Пока ты был там, пока ты не отвечал на мои письма, она была здесь и не давала мне загнуться от боли. Стив знает, знает, что не может обвинять его, но слова лезут сами, вытаскивая следом обиду, которая слишком долго копилась в душе, и его несёт. Он просто не может закрыть рот и замолчать. Джеймс хмыкает. А потом смеётся. Бездушно, насмехаясь. И Стив зажимает себе рот рукой. — Где я был? Ты прекрасно знаешь, где я был. И ты не имеешь никакого права обвинять меня в том, что меня не было рядом. Скажи мне, где ты был, пока я подыхал на фронте? Рисовал плакаты на балконе? Мы видели эти листовки, огрызки прошлой жизни, яркие и бездушные, как и всё, что вообще там происходило. Где был ты? Стив молчит, только кусает пальцы, чтобы не заорать в ответ. Джеймс смотрит на него долгую минуту, а после уходит в спальню. Стив приходит под утро, видит Джеймса на его кровати и сам ложится на свою. Но до утра не может сомкнуть глаз. ~~~ Просыпается — всё-таки уснул? — Стив от того, что под боком кто-то возится, тыча пальцами куда-то под рёбра. От этого даже немного смешно, потому что — совсем чуточку — щекотно. Понятно, что возится там Джеймс. Стив уже ничего не ждёт, ну, разве что удара в челюсть за вчерашнее. Но Джеймс приподнимается на локтях и тихо спрашивает: — Стив? Где я? — Ты дома, Джеймс, — на автомате выдаёт Роджерс. Джеймс откидывается на подушку обратно и выдыхает, тихо и почему-то счастливо. — Я дома, — говорит он. — Дома. Тишина звенит пару минут после этого, пока Стив настороженно наблюдает за Джеймсом. Что-то в его поведении изменилось, даже лицо будто стало мягче, и поэтому он напрягается, ожидая удара или очередного жёсткого замечания. А Джеймс тем временем переворачивается и двигается ближе, прижимаясь к Стиву со спины, обнимает так, что он чувствует твердый, прохладный металл на животе через ткань рубашки, и выдыхает в самое ухо: — Я же дома, Стиви. С каких пор ты стал называть меня «Джеймс»? ~fin~