Один раз и навсегда

      Николай не знал наверняка, но просто сердцем чувствовал, что что-то не так. Он вновь набрал номер брата и в очередной раз бездушный голос сообщил ему о том, что аппарат абонента выключен. И так с минувшего вечера. Это было слишком не похоже на Ивана. Мало того, что он не позвонил сам вечером, как и обещал, так ещё и телефон отключил.       ─ Не парься ты так, ─ тихим тоном сказал Штефан. ─ Мало ли что могло случиться. Может, он просто устал и уснул, а телефон разрядился. День ещё только в разгаре, он точно скоро позвонит.       Калиш слишком хорошо понимал, в каком сейчас состоянии его наречённый. У них с братом была совершенно особенная связь, которой впору позавидовать. Первое время румын даже ревновал, но потом он понял, что отношения Вани и Коли слишком родственные и особенные. Несмотря на то, что именно Николай был младше, он опекал брата и относился к нему в некотором роде даже покровительственно. В итоге Штефан и сам привязался к Ване и перестал ревновать.       ─ Он не мог не позвонить, ─ отозвался Николай. ─ Он обещал, но не позвонил. Это странно.       ─ Ну, может акклиматизация?       ─ Возможно.       Арловский нервничал всё утро. Штефан буквально ощущал его состояние и начинал переживать сам, хотя и понимал, что не стоит паниковать так рано. Иван только первый день в Англии, не мог же он попасть в передрягу вот так сразу.       ─ Послушай, ─ Калиш приблизился к любимому и аккуратно присел к нему на колени. Николай отвлекся от неприятных мыслей, посмотрел на парня и приобнял его. ─ С Ваней точно всё хорошо. Ты так привык опекать его, но он же старше тебя.       Коля тут же уткнулся лицом в светлые волосы румына, прижав его к себе.       ─ Он старше, но ты и представить не можешь, какой он, по сути, беспомощный.       Штефан хихикнул.       ─ Не делай из него маленького ребенка. Я уверен, что он в полном порядке и не нуждается в присмотре.       ─ Хорошо бы, если так.       Бороться с привычками всегда непросто. Да, Николай стал взрослым очень рано, в то время как Иван предпочитал всегда быть маленьким ребёнком. Если Коля всегда брал на себя ответственность, старался всем руководить и командовать, то его старший брат готов был подчиниться и делать то, что ему говорят. Он не любил ответственность, не любил сам что-то решать или принимать серьёзные решения. Именно поэтому братьям было так комфортно друг с другом. Именно поэтому Николай не мог перестать опекать брата.       Штефан улыбнулся, когда парень сжал его в своих объятиях. Он чуть поёрзал на месте, ощущая ответную реакцию любимого тела.       ─ Я подожду, ─ Коля кивнул. ─ До вечера, так уж и быть. Но если он не позвонит, меня ничто не остановит.       ─ Тебя точно ничто не остановит.       Румын хмыкнул и, приблизившись, поцеловал Николая в губы. С ним было очень приятно целоваться. Иногда Арловский вёл себя, как дикий зверь, хватал его, грубо стискивал, оставляя синяки, целовал властно, едва ли не кусая и заставляя Штефана сходить с ума не столько от этих прикосновений, сколько просто от осознания того, что его настолько сильно хотят. Хотят так, что трудно дышать и невозможно терпеть.       Но порой на Николая находило нечто непонятное, в нём просыпались приступы нежности. Он всё делал медленно, лаская почти невесомо, но при этом страстно, вновь заставляя сходить с ума, на сей раз от чистейшего наслаждения. Калиш первое время с опаской изучал повадки своего наречённого, ясно осознавая, что ему нравится абсолютно всё. Что бы не пришло в голову Николаю, что бы он с ним не делал ─ Штефан будет в восторге в любом случае. Они на самом деле были созданы друг для друга. Вот бы и Ване найти себе такого человека.       Оторвавшись от его губ, Николай провёл ладонью по его груди, а после скользнул под футболку, заставив выдохнуть.       ─ Я серьезно, милый, ─ сказал он. ─ Если Ваня не позвонит, я поеду к нему в эту Англию.       Калиш прекрасно понимал, что парень не шутит. Он восторженно замер, смотря на Колю и откровенно наслаждаясь его решительным взглядом и блеском в невероятных синих глазах.       ─ Ошибаешься, ─ хмыкнул он. ─ Мы поедем в Англию. Собственно, почему бы и нет.       Ему была противна сама мысль о том, что надо будет хоть ненадолго расстаться с Колей. Нет уж, они всегда будут вместе, в какую бы дыру их не занесло. Это Калиш давно для себя решил.       ─ Мы?       Арловский убрал ладонь с его живота, а после взял за руку. Они бы и сами не смогли объяснить, отчего им столь приятно касаться запястий друг друга. Именно в те мгновения, когда левое запястье касалось запястья возлюбленного, их общий узор становился единым и искрился алым цветом. Цветки шиповника сияли, причудливо переливаясь, и даже Коля признавал, что это невероятно красиво.       ─ Мы, ─ твёрдо сказал Штефан. ─ Я тебя никуда не отпущу одного, ты же знаешь.       ─ Я знаю.       Негрубо скинув с себя любовника, Николай поднялся на ноги и направился в сторону спальни, ведя за собой Калиша. Румын улыбался ─ он знал, что сейчас будет, и с трепетом ожидал этого. Каждый новый день с тех пор, как узор на его руке заискрился алым, был невероятно прекрасным и полным жизни, потому что в нём был этот человек, его мужчина, наречённый, родственная душа. Его смысл жизни.       Если вдруг понадобиться, они поедут в Лондон спасать Ваню или помогать ему, коль будет такая нужда. Они всё будут делать вместе, и это самое главное.

***

      Иван Брагинский поморщился и открыл глаза. Он плохо помнил, что произошло, а потому сперва растерялся, не узнав странный низкий потолок и желтоватые стены небольшой комнаты. Эта комната была странной, и парень мог поклясться, что никогда прежде её не видел. Он дёрнулся с места, чтобы подняться, но тут же охнул, почувствовав острую боль в боку.       Чудо, что он не издал громких звуков при этом. Коснувшись рукой больного места, парень наткнулся на бинты. Его кофта была порвана как раз на уровне живота, но рана была перевязана.       Ваня выдохнул и начал вспоминать, что с ним произошло. В него стреляли. Кто бы мог подумать, что он ─ простой тихий парень из российской провинции, ─ мог попасть в такую вот заварушку. Словно боевик, только вживую, с бандитами и перестрелкой. Ваня помнил лицо маленькой девочки, напуганной и плачущей. Её могли убить. Он понял это и не думая бросился под пулю сам, лишь бы только малышка спаслась. Пуля угодила ему в живот. Наверное, рана была не смертельна и жизненно важные органы не пострадали. Что ж, это определённо хорошо.       Но плохо было другое.       В тот миг, когда Брагинский лежал на полу кафе и истекал кровью, к нему подошёл тот самый человек, который устроил перестрелку. Хоть Ваня и не видел сам лично, он прекрасно понимал, что те два посетителя кафе, что шептались о чём-то за одним из столиков, были убиты. Понимал, что сейчас перед ним хладнокровный убийца. Это было безумно страшно. Он уже представлял себе, как преступник направит на него дуло оружия и добьёт, как ненужного свидетеля, но вот что странно ─ вся жизнь не пронеслась перед глазами. Несмотря на боль, он заметил, что запястье левой руки как-то странно покалывает.       Когда молодой на вид мужчина склонился над ним, Иван замер, увидев красивые зелёные глаза. Преступник казался сбитым с толку, а Брагинский напрягся, понимая, что что-то не так. В тот миг, когда уже всё понявший раньше него незнакомец приблизил своё запястье к его запястью, понял и Иван.       Понял, но отчаянно не хотел в это верить.       Этого просто не могло быть. Не могло, но всё же узор стал цельным и заискрился пурпурным сиянием. Поразительно, судьба решила поиздеваться над ним и в этот раз, подсунув вместо исполнения заветной мечты кривое зеркало его ожиданий и надежд.       Преступник, хладнокровный убийца ─ его наречённый. Тот, кого он ждал всю свою жизнь, кого представлял совершенным и идеальным в своих фантазиях… Интересно, за что же Иван так прогневал эту судьбу, что она одаривала его одним ударом за другим. Она била с каждым разом всё больнее и больнее, и теперь решила добить окончательно.       Должно быть, он обречён. Уже родился обречённым. Иначе как вообще объяснить такую несправедливость? Он не сможет просто смириться с тем, что его вторая половинка ─ убийца. Не сможет с этим жить. Тогда что же делать? Бежать домой, в Россию, подальше от этого человека и этой страны? Тогда ему точно обеспечены невероятные мучения. Он знал о том, что наречённые уже после того, как их узоры совпали, крайне тяжело переживают разлуку. Что ж, он будет страдать так же, как и прежде. Хотя нет ─ на сей раз страдания будут куда страшнее.       Будет ли бегство выходом? Не будет, определенно. Тогда, быть может, вернее будет просто перестать жить? Решиться на самоубийство он вряд ли сможет. Не потому, что жалко себя, а потому, что это причинит страшную боль Коле. Наверное, было бы лучше, если бы он трагично погиб от этой пули. Даже как-то символично ─ умереть от рук своего наречённого в миг первой встречи.       Интересно, а его наречённому было бы хоть немного больно от его смерти? Судя по тому холоду в зелёных глазах ─ нет, нисколько. Стоило понять, где же он находится и что вообще произошло. Кто притащил его сюда, кто перевязал рану? Зачем вообще?       Услышав шум в стороне, Брагинский сперва замер, а потом прикрыл глаза. Кто-то зашёл, но парень решил не открывать глаз и не показывать, что уже очнулся.       ─ Ты уже что-то решил?       Незнакомый голос разрушил тишину в помещении. Такой нерезкий, чуть хриплый и немного томный, приятный голос.       ─ Да, я думаю наведаться к ним завтра утром. Надо узнать наверняка, что задумали эти немцы.       ─ Идти в лобовую опасно, венгр.       ─ Я сам это знаю. Кто сказал, что я пойду в лобовую? Просто тихонько изучу всё, дабы знать врагов в лицо.       ─ Смотри не спались.       ─ Естественно.       На какой-то миг они замолкли. Что ж, по крайней мере Иван теперь знал, что их двое. Похоже, те самые бандиты, хотя он вполне может ошибаться. Интересно, зачем они принесли его сюда?       ─ А ты сам что-то решил, Корсар?       Судя по голосу, говорил тот, который венгр. Брагинский старался дышать как можно спокойнее, дабы услышать всё, что они говорят. Мало ли, вдруг пригодится.       ─ Что?       ─ Ты понял. Что ты решил по поводу этого парня?       ─ Можно подумать, что вся эта икебана на руке даёт шанс решить что-то самостоятельно…       ─ И всё же. Вот он лежит здесь, и именно ты должен решить, что с ним делать теперь.       Снова наступила пауза. Теперь уже Ваня не сомневался ни в чём. Да, это те самые люди, что стреляли в кафе. И один из них, тот, кого назвали Корсаром, его наречённый. Как видно, этот человек совершенно не рад тому, что в его жизни появилась его вторая половинка.       ─ Нечего решать. Он теперь мой, хотя, полагаю, он всегда и был моим. Мне этого не надо, но придётся принять, как данное.       ─ Отчего же сразу придётся? Посмотри, какой он хорошенький. Хотя кому я это говорю ─ психу, который дважды пытался свести узор хирургическим путём. Ты далеко не самая лучшая вторая половинка.       ─ Ему придётся с этим смириться, ─ голос Корсара звучал пугающе холодно. ─ Равно как и мне придётся смириться с тем, что придётся терпеть рядом это бесполезное существо.       ─ Не говори так. Парень ни в чём не виноват…       ─ Он виноват в том, что появился на свет. Жаль, что его мамаша не сделала вовремя аборт, избавила бы меня от проблем.       Ваня почувствовал, как больно сжалось сердце. Стало так обидно и горько, что хотелось просто заплакать от жалости к себе. Ну, как же так? Он столько лет утешал себя мыслью о том, что всё будет хорошо, что жизнь станет прекрасной, когда появится тот самый человек, что носит на своём запястье половину его узора. Он всё представлял, как они будут любоваться пурпурным узором, как будут проводить время вместе, разговаривать, узнавая друг друга получше, как они постепенно полюбят друг друга по-настоящему, хорошенько узнав и полностью приняв. Сколько раз он представлял себе это счастье, украдкой поглядывая на Колю и Штефана. Сколько раз он мечтал об этом…       Но реальность оказалась воистину суровой. Она ударила даже больнее, чем пуля, напомнив о том, что Брагинский просто обречён на страдания.       ─ Ну и мудак же ты.       ─ Заткнись, венгр. И вообще, не лезь не в своё дело.       ─ Если ты снова сотворишь нечто идиотское, это точно будет моё дело. Я слишком хорошо тебя знаю, Корсар.       ─ Ты ничего не знаешь. Лучше иди по своим делам, а с этим я как-нибудь сам разберусь.       ─ Знаю я, как ты разберёшься. Ладно, мне и правда надо идти, наводить справки о наших ребятках. Будь на связи.       Брагинский всё так же лежал на месте, ничем не выдавая того, что он уже в сознании и всё слышит. Его сердце уже было разбито. Поразительно, чем дальше, тем хуже, а ведь всё обещали, что с наречённым он обретёт своё счастье. А этот самый наречённый ясно дал понять, что устроит ему самый настоящий ад на земле.       Боже, да он даже пытался свести узор! Дважды! Это вообще преступление против самой природы. До чего же надо ненавидеть наречённого, чтобы пойти на такое. Этот человек заранее презирает Ивана, так что надежды на нормальную жизнь можно не питать. Надо придумать, как сбежать. Или как быстрее и безболезненнее умереть, потому как терпеть муки судьбы и дальше Брагинский уже не сможет.       Он слишком устал терпеть…