Один раз и навсегда

      Родерих Эдельштайн напряженно смотрел на экран ноутбука, охваченный весьма противоречивыми мыслями. Просмотрев важные сводки и проверив электронную почту, он захлопнул крышку ноутбука и бросил взгляд на парня, что ждал, когда на него обратят внимание.       – Все мертвы? – без лишних предисловий спросил мужчина.       Тот активно закивал.       – Да, все. Мы убрали трупы, благо район тихий и немноголюдный, полиция вряд ли туда сунется.       Австриец чуть сдвинул с переносицы очки в тонкой оправе, а после потер пальцами уставшие глаза.       – Подумать только, потерять шесть человек разом… Не стоило поручать важное дело дилетанту. Ну и? – он снова посмотрел на парня ничего не выражающим взглядом, заставив того опешить от страха. – Как вообще такое могло случиться? Они наткнулись на целую банду? Как их вообще там переубивали?       Он был зол. Эдельштайн ненавидел, когда все идет не по плану. Казалось бы, что сложного просто схватить одного человека и привести его куда надо, но группа людей данное занятие провалила. Отвратительно. Скоро приедет его сводный брат, и Родерих искренне надеялся все подготовить к тому дню, но первая и самая главная попытка провалена.       – Их забили до смерти, – ответил побледневший парень. – Мы не знаем, сколько их было, Садакат до сих пор не вернулся.       – Где черти носят этого тупицу?       Турок в качестве союзника нравился Эдельштайну все меньше и меньше. Было ли хорошей идеей доверять ему такое важное дело? Вряд ли. В следующий раз не стоит полагаться на удачу и вверять все непрофессиональному дилетанту. Тем более, что в следующий раз все будет намного сложнее.       – Я не знаю. Он не выходит на связь.       – Есть вероятность, что его тоже убили? Или взяли в плен? – спросил Родерих, не обращаясь к кому-то конкретно. – Хотя кому он нужен, если даже Садыка сразу убили, а он был куда ценнее.       Мужчина больше не смотрел на парня, имени которого он все никак не мог припомнить. Тот немного осмелел, а потому решился сказать:       – Аднан провалил дело. Может, мы сами займемся этим венгром? Мы не подведем вас, герр Эдельштайн.       Он явно храбрился и хотел выслужиться, потому как все знали о том, что благосклонность Родериха поможет в дальнейшем стать важными людьми в его империи. Влияние Эдельштайна и его сводного брата только начало распространяться в Великобритании, и это дает шанс многим ненавистникам Корсара, давно уже всем осточертевшего.       – Вот как, – Родерих снова посмотрел на парня. – Уверен, что сделаешь лучше? Тогда иди и найди мне венгра, где бы он ни был, кем бы он ни являлся. Но если ты потеряешь хоть одного человека, твой труп обнаружат в нескольких мешках, имей это в виду.       Парень сглотнул.       – Я… Я понял вас.       Эдельштайн кивнул, старательно игнорируя взгляд, в котором помимо страха плескалось плохо скрываемое вожделение. Да, он всегда нравился как мужчинам, так и женщинам, и это его отчаянно нервировало. За его плечами был фиктивный брак, расторгнутый сразу после того, как жена родила от него сына. Мальчик жил и воспитывался в тайном месте, и никто бы не смог точно выяснить, где он. Даже о самом факте его существования практически никто не знал, Родерих очень постарался. Жизнь научила его тому, что тех, кого любишь, надо хорошо прятать, потому как никто не знает наверняка, где притаился враг. Мужчина был доволен тем, что у него есть наследник, которого он обезопасил, но нет пресловутой второй половинки, а узор на его запястье продолжал оставаться мутным. Любить слишком опасно. Опасно именно для того, кого он мог бы полюбить.       Должно быть, именно поэтому Эдельштайн прослыл тем еще асексуалом, которого ничто более в жизни не волнует, кроме как его работа. В этом он был мастером, что же до остального – иные прелести жизни его никак не касались, он надежно оградился от них стеной. Так на самом деле легче жить в их мире – мире криминала.       Как только парнишка ушел, Родерих позволил себе расслабиться. Он явно недооценил Корсара и его верного наперсника, а значит, придется действовать иными методами. Теперь Корсар наверняка понимает, откуда ноги растут, и кто против него затеял игру. Этот человек весьма опасен. Нужно действовать хитростью. Эдельштайн невольно вспомнил слова Гилберта, своего, если можно так сказать, родственника, который то и дело подтрунивал его еще в Гамбурге, говоря о том, что ему не по зубам Корсар. Он теперь должен из принципа завести короля преступного Лондона в угол, чтобы доказать родне, что не зря именно он является главой немецкого клана.       – Герр Эдельштайн?       Мужчина снова нахмурился. Возможно, вип-зал дорогого ночного клуба – не самое удачное место для деловых встреч, но все же это лучше, чем ехать в штаб-квартиру. Он подозревал, что за ним могут следить, а потому находился в самых мало подозрительных местах. Здесь за ним точно никто не сможет шпионить, даром что и охрана никого не подпустит к вип-комнате, так и музыка заглушает все прочие звуки.       – Что опять?       Подошедший охранник чуть наклонился к нему, а после прошептал:       – Ганс звонил. Они нашли Садаката Аднана.       Впервые за весь вечер Родерих проявил хоть какой-то интерес к тому, что происходит вокруг него.       – В самом деле? И где же?       – На окраине города, в старой квартире его брата.       Эдельштайн недовольно поджал губы. Это что же получается, Аднан лишил его нескольких людей, а потом спокойно поехал домой? Подобных вещей Родерих не прощал.       – Поехали.       Он тут же поднялся на ноги, прекрасно понимая, что охрана уже знает, куда его надо доставить, это были на редкость расторопные ребята. Когда они вышли из вип-комнаты и направились в сторону выхода, двое из его людей ловко растолкали танцующую толпу. Полупьяная и обдолбанная молодежь вообще уже ничего не соображала, а потому никаких возмущений не последовало. Едва процессия достигла выхода, мимо них прошел какой-то парень. Эдельштайн и сам не понимал, почему его взгляд зацепился за него. Ничего особо примечательного, вполне обычный молодой мужчина, довольно симпатичный, с собранными в небольшой хвост волосами и длинной челкой. В полутьме сложно было хорошо его рассмотреть, но Родерих напряг зрение и невольно поправил очки.       – Ого! – вдруг воскликнул тот. Словно наплевав на охрану, он неожиданно приблизился к Эдельштайну и до того, как его грубо отпихнули, сказал: - У тебя такие красивые глаза!       Австриец совершенно четко это расслышал. Он не часто получал комплименты в лицо, потому как мало кто решался бы говорить ему подобное, а потому слова незнакомца его искренне смутили. Отведя взгляд, Родерих гордо прошел дальше, затылком ощущая чуть насмешливый взгляд. Наверняка тот парень пьян и ничего не соображает, иначе бы он обошел стороной столь важную персону.       Едва вся эта процессия покинула клуб, Доминик Хедервари поправил челку.       – Как видно, ты ищешь встречи со мной. Что ж, будь по твоему.       Он был доволен, потому как успел узнать то, что ему нужно.

***

      Артур уже был одет. Наклонившись, он расстегнул ключами наручники, а после отошел на один метр.       – Поднимайся, живо.       Ваня поморщился. У него болело все тело, в особенности задний проход, который буквально жгло огнем, и нога, где кожу натер метал наручников. Но все же спорить с Корсаром себе дороже. Однажды он уже поверил в то, что хуже быть не может, и ошибся. Корсар показал ему, что хуже может быть всегда. Не желая усугублять свое положение, он с трудом попытался встать. Получалось плохо.       Полюбовавшись его потугами, Артур, наконец, подошел вновь и помог ему подняться.       – Пойдешь в ванну и приведешь себя в порядок, – приказным тоном сказал он. – Скоро придет врач, он сменит повязку, так что шевелись.       Брагинский прикусил губу, стараясь сдерживать в себе болезненные стоны. Стоять было нестерпимо больно, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытал в постели с этим человеком. Его первый раз стал худшим моментом в жизни, и это совершенно точно.       Поразительно, но Корсар даже отвел его в ту самую ванную. Здесь царила стерильная чистота. Белоснежный кафель, большая ванна, душевая кабинка, куча чистых полотенец и банных халатов, всякие шампуни и прочее в этом роде. Ваня поморщился, а после оперся о холодную стену. Он чувствовал, как из него что-то вытекает, и это было действительно противно. Положив руку на бинты, он снова удивился тому, что швы не разошлись.       – Шевелись, – сказал Корсар. – Я, так уж и быть, не буду смотреть, как ты тут возишься, хватит с тебя унижений. Но имей в виду – посмеешь натворить глупости, и я прострелю тебе второй бок. Это понятно?       У Брагинского тут же волосы встали дыбом.       – Понятно… – выдохнул он.       Парень старательно успокаивал сам себя. Ладно, могло быть и хуже. В конце концов, он не купался чертовых четыре дня, и это отвратительно, а еще меньше двух часов назад его изнасиловали. Это еще хуже. Но, по крайней мере, его не заперли в подвале с крысами, Корсар явно мог бы и так поступить.       Мужчина кивнул и вышел, чуть прикрыв за собой дверь. Ваня выдохнул, а после, взяв волю в кулак, направился к душевой кабинке. Забравшись в нее и закрыв прозрачную стеклянную дверь, он настроил воду. Ее теплые потоки немного успокаивали кожу, но никак не успокаивали душу, что просто кровоточила от всего пережитого. Простояв несколько долгих секунд, парень снова хныкнул, а после заплакал. Так хотелось выплакать из себя всю свою боль, чтобы стало хоть чуть-чуть легче. Вряд ли это возможно. Все тело болело, напоминая о том, что произошло. Он стал рабом этого жестокого человека. Может ли быть что-то ужаснее? Неужели он теперь должен с этим мириться? Наплевав на намокшие бинты, парень схватил с полочки гель для душа и, выдавив немного на ладонь, принялся растирать кожу. Так хотелось смыть с себя следы минувшего соития, но это невозможно. Ваня знал – в его жизни будет только один мужчина, самый худший человек, которого только можно представить.

***

      Присев за стол, Керкленд пристально уставился на экран. Камеры стояли везде, как в спальне, в которой он поместил Брагинского, так и в отдельной ванной. Он наблюдал за ним из своего кабинета, панически опасаясь того, что тот попробует сбежать, даже понимая прекрасно, что парень не в том состоянии. Теперь он мог видеть Ивана в душе. С него нельзя сводить глаз, мало ли, что он может задумать в таком состоянии.       Время шло до отвратительного медленно. Артур даже моргал через раз, глядя на разворачивающееся действо. Вот Брагинский, весь мокрый и немного раскрасневшийся, выбрался из душевой кабинки и, сперва растерянно оглядевшись, поплелся к вешалке с полотенцами. Керкленд напряженно смотрел на то, как парень вытирается, а после, повесив полотенце на место, возвращается в комнату. Внешняя дверь была заперта, на окнах стояли решетки, но Артур все равно боялся того, что парень попытается сбежать. Он даже удивился, когда Брагинский сдернул с кровати покрывало, носившее на себе следы недавнего изнасилования, швырнул его на пол, а после забрался на кровать и укрылся простыней. Он все еще подрагивал от недавних рыданий и был так слаб, что у Керкленда похолодели руки. Никаких попыток бегства, лишь слабое отчаяние и первые намеки на смирение. Этого он, по сути, и хотел, но… А хотел ли?       Корсар так часто ломал других. Ему не приносило это удовольствия, как многим другим видным людям криминального мира. Всего лишь необходимость, от которой никуда не денешься. Ломать Брагинского было особенно просто, и в то же время сложно. Не было у этого парня шансов перед ним, потому как связывал общий на двоих узор. Он был слишком наивен и чист для реального мира, он слишком уповал на его образ и слишком сильно разочаровался, узрев настоящего человека. Больно обжегся, а теперь страдает, сломленный и растоптанный тем, кто должен был заботиться о нем.       Подорванный дух, разбитые надежды. Парень сломлен.       Керкленд с трудом оторвался от экрана, а после немного растеряно уставился на свое запястье. Фиолетовый узор не искрился, как бывало, если он рядом с Иваном. Теперь рисунок казался понурым, рядом с ним до сих пор зиял небольшой шрам. Мужчина так отчаянно хотел свести эту метку, не думая о том, что это причинит немыслимую боль тому парню. Брагинский не виноват ни в чем, но от этого не легче. Ему досталась самая худшая пара из всех возможных. В душе Артура не будет сострадания для того, чтобы пожалеть бедного парня и отпустить его. Он скорее добьет его голыми руками, чем позволит ему уйти. Он отвратительный человек, и он прекрасно это понимает. Но ему все равно.       В последнем утверждении Керкленд уже не был уверен. Он смотрел на слезы Ивана, на его страдания, на перекошенное от боли лицо, и сердце щемило. Отчего-то хотелось, чтобы не было этих слез, чтобы парень улыбался и сам тянулся к нему. Собственные противоречия буквально разрывали, мешая думать логически.       Вскочив с места, Артур зачем-то подошел к зеркалу, висевшему на стене. Он посмотрел на свое отражение. Если подумать, ничего особенного. Он выглядел моложе своих лет, острые черты лица, высокие скулы, пшеничного оттенка волосы, бледная кожа, еле заметные родинки на лбу, удачно скрытые волосами, слишком широкие брови и тонкие губы. Он никогда не считал себя красивым, вообще не заморачивался по этому поводу. Франциск говорил ему, что он обладал невероятным шармом, и Артур даже поверил в это. Ведь за что-то же полюбил его Бонфуа. Керкленд и сам его любил, и тогда жизнь казалась чуточку проще. Но Франциск умер, погиб от пули врага и оказался в гробу. Его останки увезли на родину, в Париж, так что Корсар был лишен возможности навещать его могилу. А теперь появился Иван Брагинский, которого Артур сразу же сломал, истерзал, изнасиловал и искалечил. Не со зла, а просто из боязни, что тот не примет его и сбежит. Собственные мотивы мужчина осознал лишь в тот миг, когда увидел горькие слезы того, что был предначертан ему самой судьбой.       Невольно хмыкнув, мужчина ударил кулаком собственное отражение. Зеркало треснуло, острая боль в руке оглушила, но не вывела из равновесия. Мужчина сжал губы в упрямую полосу и снова уставился на свое отражение.       – Какая же ты мразь, – сказал он сам себе.       Виднелась бордовая кровь. На ум пришла мысль о том, что разбитое зеркало – плохая примета.