Целующиеся в буллпене

Естественно, Миюки никогда и не думал, что будет, как в каких-нибудь глупых американских комедиях — в одной школе, в один Универститет и в одной профессиональной команде, но спустя пару лет на него вдруг нападает смертельная хандра. Ему нравится. И люди здесь нравятся, и команда, и перспективы, но он заходит вечером в комнату, устало валится на кровать и чувствует неутолимую пустоту. Как раз в этот момент всё только начинается, но ему кажется, что всё уже давно кончилось, и он утопает в какой-то полуностальгии. Так, наверное, со всеми происходит — в школе кажется, что вы всю жизнь будете вместе, а когда школа заканчивается, вы разбегаетесь кто куда, и постепенно имена и лица, которые, казалось, будут окружать тебя всегда, тихо и незаметно испаряются из памяти. И через пять лет ты уже не можешь вспомнить, как же звали того парня, который сидел рядом с тобой два года подряд. Миюки попадает по другую сторону. Ему кажется, что забыли о нём, и это прошлое, вроде, не такое уж и важное теперь, всё равно гложет, каждый вечер в мелких, зернистых деталях напоминая о себе. Порой Казуе даже кажется, что всё в порядке, но он переходит порог комнаты, валится на кровать, и его охватывает какая-то полуностальгия. Пробовал не валиться, а садиться за стол, пробовал приходить в другое время, пробовал не охватываться, но вне зависимости от условий, ощущения точно такие же. Неважно, насколько весело и легко он ощущает себя за этой дверью, стоит остаться наедине с собой, и тут же становится невыносимо грустно. Он снимает очки, и серый потолок расплывается перед глазами. На связи остался Курамочи, и Нори пишет изредка, но на этом всё. Конечно, было весело отказаться дать Савамуре номер телефона, чтобы услышать прощальное: «Ты козёл, Миюки Казуя!», но Миюки пожалел об этом уже через пару дней после выпуска. Курамочи только фыркнул, когда он попросил его передать этот самый номер, но Савамура писал на удивление редко. Желал удачи перед важными играми, да по праздникам. И даже в те разы, когда он писал, Казуя отвечал в привычной шуточно-язвительной манере, вызывая бурю ответных эмоций, но никак не помогая дискуссии продолжиться. А как только он задумывался о том, чтобы написать самому, это сразу же казалось идеей, достойной мусорной урны. Первое, что приходило в голову: «Привет, как дела?», и это звучало до глупости истёрто и бессмысленно. Второе — приветствие рандомная полушутка-полуиздевательство. В этом фантазии у Миюки — хоть на целый роман, но ни один вариант ему в конце концов не нравился, и вводная строка остаётся пустой. Изредка он говорит об этом с Курамочи. Тот долго и мрачно смотрит на него, а потом врезает коленкой по заднице и обзывает идиотом. С тех пор, как Миюки поступил в этот Университет, у него прибавилось несколько тысяч подписчиков в Твиттере, и он, по словам Йоичи, стал «ещё более важной шишкой», что, впрочем, не мешает тому всё так же посылать Казую на все четыре стороны в самых культурных выражениях, на которые он способен. На фоне подчёркнуто вежливого отношения всех остальных ценность этого факта немного меняется. Миюки вглядывается в серую рябь потолка и пытается вспомнить: громкий голос, посмуглевшую от Токийского солнца полоску кожи на шее и глаза, решительно сверкающие из-под козырька кепки. Широкая улыбка, как дополнение к картине, гладит сердце шёлковой лентой, и возникает ощущение, среднее между щекоткой и тёплой грустью. Семпай где-то задерживается, а Казуе совершенно не хочется оставаться в комнате одному. Иначе он рискует начать вспоминать куда больше деталей, которых он раньше совершенно не замечал. Только после выпуска он начал осознавать, что всегда отмечал эти мелочи про себя, просто не спрашивал себя, почему и зачем это делает. Теперь это уже не имело значения и приходилось только вспоминать. Как у Савамуры выгорели кончики волос в первое лето и появились почти незаметные веснушки, из-за которых долгое время Миюки никак не мог понять, что в нём изменилось. Как он прятал мозоли на руках после слишком долгих ночных тренировок с битой и искренне верил, что никто ничего не замечает. Как он засыпал на кровати Казуи во время вечерних посиделок, и Курамочи постоянно приходилось его будить, а порой и силой утаскивать в пятую. Однажды, после того, как они ушли, Миюки долго и задумчиво разглядывал свою кровать, а потом лёг, уткнувшись в подушку. Постель была тёплой. Странно, но даже по ребячливости и легкомысленности Савамуры, которая в былые времена то и дело действовала на нервы, Казуя скучал. Может быть, лишь потому, что здесь все были слишком серьёзными и «взрослыми». Настолько, что даже становилось скучно и хотелось, чтобы появился какой-нибудь громкий ребёнок и устроил весёлое представление. Миюки переворачивается на бок и достаёт из кармана телефон. Покопаться в нём — самый лёгкий способ не сойти с ума, пока ещё несколько минут нужно оставаться наедине с собственными мыслями. Но в Твиттере он натыкается на безнадёжное от Курамочи «Бакамура не меняется со временем» с ссылкой на воодушевляющий твит с четырьмя восклицательными знаками в конце — подобный одному из тех, из-за которых они издевались над Савамурой ещё в старшей школе. А в галерее — натыкается на старые фотографии, и мысли снова уводят его не в ту степь. Останавливается на той самой, с выпуска, и очки, валяющиеся на полу, совсем не скрывают, как взгляд постепенно утопает в горьковатой печали. Миюки вздыхает и под влиянием момента делится этой фотографией. Бросает телефон куда-то за голову и снова погружается в воспоминания. Грязный с головы до ног и счастливый Савамура после тяжёлого дня тренировок. У него чёрный кончик носа — весь пыли, а Миюки так и не смог заставить себя сказать об этом. Только смотрит и улыбается, потому что Савамура выглядит слишком забавно. Савамура разговаривает с Харуичи, широко улыбаясь, ловит на себе взгляд и улыбается ещё шире, кивает, здороваясь, и спустя несколько секунд направляется в его сторону. Миюки знает, что ему пора делать ноги, потому что он опять будет просить половить пару подач, а Казуя в этот день совершенно не собирался этим заниматься, но широкая улыбка, как прицел, наведена на него, и Миюки не двигается с места, будто от этого зависит его жизнь. Взгляд Савамуры становится неожиданно взрослым и ожидаемо упрямым, когда Миюки подходит слишком близко и смотрит на него слишком долго. У него алеют уши и щёки, а Миюки хочется ещё хотя бы немного побыть под этим прожигающим-прожигающим-прожигающим взглядом, но Савамура называет его дураком, резко разворачивается и уходит. Казуя продолжает ловить эти прожигающие-прожигающие-прожигающие взгляды. Каждый раз в нём что-то ёкает, будто он считает каждый такой взгляд про себя. Сколько же было их, в конце концов? Он смеётся, отвечая себе же: «Сбился со счёта». Из мыслей вырывает сигнал об уведомлении. Миюки видит, что его фотографию ретвитнули. С надписью: «Мой уважаемый семпай из старшей школы». Он взрывается смехом, уже придумывая, что такое саркастичное и задевающее ответить к этому, и делает вид, что не замечает, как в грудной клетке взрываются фейерверки. И то ли греют, то ли обжигают. «Стал бы ты так писать, если бы не хотел примазаться к моей славе, мелкая задница», — думает Миюки, быстро набирая ядовитый комментарий. Бросает телефон, игнорирует дрожащие руки и крутящееся на языке «Давай встретимся». В те редкие моменты, когда он переписывается с Савамурой, ему всегда хочется написать это. И ещё добавить нетерпеливое «прямо сейчас». Через какое-то время получает ответ и снова заливается смехом. Их дурацкая переписка продолжается какое-то время, к ней присоединяются Курамочи и Харуичи, а чуть позже — Фуруя, и Казуя внутренне возвращается в то время, когда всё это происходило в реальности. Но приходит семпай и возвращает в реальность его. — Чего такой счастливый? Произошло что-то хорошее? — Да нет, ничего, — улыбается Миюки, и тут же происходящее перестаёт его радовать и приходит осознание, что всё это далеко в прошлом и уже не вернётся. Но сердце предательски бьётся и разливает по телу горячую кровь. И вроде ещё хочется поучаствовать, но интерес уже потерян, и Казуя продолжает писать, но уже без запала. Забывается за повседневной беседой с соседом по комнате, пытаясь заглушить в себе тоску, которая, как всегда неожиданно, нападает вслед за весельем. Но вдруг ему приходит sms-ка. И следом — ещё одна. «Мы с Курамочи-семпаем договорились встретиться». «Приходи и ты, Миюки БаКазуя!» Его нет, но даже через текст Миюки чувствует этот прожигающий-прожигающий-прожигающий взгляд. И снова чувствует себя трусом. От этой мысли настроение окончательно портится. «Давай без Курамочи» «Мне надо с тобой поговорить» «Я скучаю по тебе» Последнее остаётся неотправленным. Миюки откидывает телефон, не собираясь читать те двести sms-ок, в которых Савамура будет допытываться, о чём он хочет поговорить. А может быть, он просто боится, что Савамура откажется или вообще не поймёт, почему именно так, и начнёт задавать вопросы, к которым придётся придумывать отговорки. Он прячет лицо в подушку, громко вздыхает и пытается справится с внутренним трепетом. Но сердце безнадёжно уходит в пятки, когда приходит сигнал об ответе. Ещё в старшей школе Миюки думал, что косвенного достаточно. Делать про себя заметки, запоминать детали, записывать особенно приятные нотки голоса и довольствоваться малым, не пересекая никаких граней. Но чтобы нечто важное навсегда не осталось в прошлом, косвенного совсем не достаточно. То, что казалось ему данностью в старшей школе, после её окончания оказалось тем, что необходимо изо всех сил удерживать, если ты действительно хочешь, чтобы это осталось в твоей жизни. Это касается многих вещей, но некоторые из них Миюки намного сложнее принять, чем другие. Он долго пытался от этого увернуться, но, в конце концов, нельзя получить желаемое, не делая никаких попыток. Включая экран телефона, он видит лишь короткое «Хорошо» и выдыхает с облегчением. Потом целых два дня до встречи чувствует себя полным идиотом, потому что Бакамура не умеет читать между строк и уж точно ничего не понял. Но увидев его прожигающий-прожигающий-прожигающий взгляд, Миюки вдруг думает, что, возможно, Савамура понимает куда больше, чем Казуя вообще способен был написать. Вишнёвый вечер располагает к тишине, и все сказанные слова утопают в нём без смысла — они так и не «говорят». Но чем ближе к ночи, тем теплее и откровеннее становится — пусть не в словах, но в мыслях и взглядах, и в жестах, почти незаметных, но создающих ту неповторимую влюблённую атмосферу, которая невольно бросается в глаза. Когда Миюки приходит домой и валится на кровать, он думает, что ничего не было, что ему всего лишь привиделось. И лишь сердце предательски греет, давая надежду. Савамура выходит на своей станции, громко выдыхает, чуть нахмурившись, и направляется к выходу в сторону дома. Чувство, возникшее у него после этой встречи, похоже на конфеты с вишней в ликёре. Он никогда не любил их, и только в этот вечер понял, в чём смысл этого сладко-кислого пьянящего вкуса. Он достаёт из кармана телефон и пишет: «А ты не такой унылый, как я думал, Миюки Казуя. Надо как-нибудь повторить». «Только в следующий раз возьми меня за руку» Последнее остаётся не отправленным.