Целующиеся в буллпене

Впервые в жизни Савамура Эйджун проснулся с адской болью и туманом в голове. Он обнаружил себя в одних трусах завернутым в одеяло, как в кокон, и долго пялился перед собой, пытаясь заставить мозг включиться. Наконец что-то щелкнуло. Савамура подумал, что это мозг, но оказалось, что это Курамочи стукнул его ногой по заднице. Эйджун медленно перевел на него взгляд дохлой рыбы. — Проснулся? Я тебе водички принес. Услышав это животрепещущее слово, Савамура наконец понял, что с ним происходит. Он умирает от жажды. Питчер захотел потянуться за своим спасением, но понял, что находится в плену у одеялка. Он перекатился через кровать на пол, докатился до кровати напротив и обнаружил, что теперь он на свободе. Обрадовавшись этой новости, он резко приподнялся, но потом так же резко лег обратно и схватился за голову, промычав что-то бессвязное. Курамочи присел на корточки у его головы, поставил рядом бутылку с водой и ткнул пальцем в щеку соседа. — Это я тебя уложил, — гордо объявил он, ткнув один раз, — даже раздел, — и еще раз ткнул, — и водички принес, — и еще раз, — и даже не буду на тебя сегодня кричать, — и еще раз ткнул. — А ну, поблагодари доброго семпая. — Спасибо большое, — хриплым голосом проговорил кохай. Прокашлялся. Более четко повторил: — Большое спасибо, Курамочи-семпай. Савамура ухватился за бутылку с водой и ненадолго задумался, как бы выпить ее так, чтобы не вставать с пола. Особых вариантов не было, поэтому он все-таки приподнялся. Медленно, но он сделал это. Оперевшись спиной о край кровати, он открутил крышку и сделал несколько больших глотков. Память начинала проясняться, и питчер наконец-то начал вспоминать, что произошло прошлым вечером. Сто процентов, это был день рождения Тоджо. Первыми полегли Маэзоно и Канемару, за ними, недолго продержавшись, отправился Харуичи. Было около двенадцати ночи, когда Курамочи решил, что в комнате именинника слишком скучно, и предложил продолжить веселье в другом месте. Самый бодрый и добрый — Миюки — воодушевленно согласился, назвав шорт-стопа гениальнейшим человеком на свете. Савамура тоже поддержал идею, а услышав голос своего соперника, Фуруя вышел из спячки и неожиданно уверенно подтвердил: — Идем. Тоджо, сославшись на наличие в своем доме трех трупов, от продолжения банкета отказался. Таким образом, раздумывал Эйджун, их было четверо. Он точно помнил, как они шли по темной улице, помнил тяжелую руку Миюки на своем плече и как дул в лицо прохладный ветер, но дальше — пустота. Савамура оглянулся в поиске очевидцев. Увидев, что его взгляд стал более оживленным, Курамочи поинтересовался: — Как самочувствие? — Голова раскалывается, — поделился Эйджун. — Курамочи-семпай, а как мы домой вернулись? — Оо, и много ты забыл? — протянул семпай, довольно ухмыляясь. Савамура пожал плечами. — Помню, как мы с Миюки и Фуруей пошли гулять по городу, а после этого — вообще ничего. — Мы еще в бар зашли, — подсказал Йоичи. — Точно! — воскликнул питчер, вспомнив дурацкие занавески над барной стойкой, над которыми они долго и тупо ржали. Потом в память ворвался образ долго что-то рассказывающего Фуруи, но Савамура счел, что это, скорее всего, ему приснилось. Первогодка нахмурился. Теперь в воспоминаниях он обнаружил Миюки Кадзую. Точнее, его шею, оголенные ключицы, не скрытые вырезом футболки, и глупую пьяную ухмылку, а еще слова: … Савамура прыснул. — Подожди, Курамочи-семпай, Миюки вчера реально назвал меня крутым питчером? — весело спросил он. — Он говорил не только это, — поделился Курамочи. — Еще он говорил, что всех любит, что тебя он просто обожает, даже обещал потренироваться с тобой сегодня с самого утра, хотя не думаю, что ваше состояние вам это позволит, — он беззвучно рассмеялся. — А еще он весь вечер называл тебя милашкой, кья-ха-ха! — Да… помню такое, — пробормотал Эйджун, но тут новое воспоминание поразило его мозг, и первогодка напрягся. Абсолютно точно это ему не приснилось. Горячие ладони кетчера под его одеждой и ощущение его губ на своих он точно не мог придумать. — Это…, а мы… — Савамура покраснел, — целовались, что ли? — Кья-ха! Да ты действительно ни черта не помнишь! Мы же в бутылочку играли! — объявил шорт-стоп. — С кем? — не понял питчер. — Друг с другом, — семпай пожал плечами, а потом широко ухмыльнулся. — Кстати, это была твоя идея. — Прошу меня извинить… — мрачно пробормотал Эйджун. Курамочи опустился рядом, отпил из бутылки с водой и легонько хлопнул кохая по плечу. — Не волнуйся, — проговорил он, — я, наверное, единственный, кто запомнил эту ночь во всех подробностях, — и он ухмыльнулся, явно довольный таким достижением. — Хочешь сказать, мы с тобой тоже…? — Савамура смотрел на соседа по комнате не с самым довольным выражением лица. Йоичи ничего не ответил и только посмеялся. Эйджун понял, что многое пропустил из того, что с ним произошло, и решил, что должен загладить ситуацию и привести вещи в порядок. Одним словом, обернуть все так, словно в субботу вечером ничего не происходило. Вот только что же произошло? Что ж, Савамура Эйджун, у тебя есть целое воскресенье, чтобы узнать это. Дерзай! * Миюки проснулся с худшим привкусом во рту за всю свою недолгую жизнь. Первое, о чем он подумал: «Хочу блевануть». Второе, о чем он подумал: «Хочу воды». Третье: «Хочу почистить зубы». И наконец: «Черт». Вот это «и наконец» было самым емким и глубоко содержательным выражением Миюки Кадзуи, потому что в одном слове он уместил целый недостаток своей личности, целое признание в любви и еще и ответ на него. Кетчер перевернулся на бок, выдохнул и наконец открыл глаза. Он был одет, в очках и рад, что живет в комнате один. Иначе его бы точно заставили ночевать на улице за перегар. Он сел на кровати, протер глаза и бросил взгляд на настенные часы. Было десять двадцать утра, и Кадзуя был искренне рад, что сегодня нет тренировок. Он обессиленно рухнул обратно на кровать, закрыл глаза, потом открыл их, вспомнив, что обещал Савамуре потренироваться с ним сегодня утром. Обещал по секрету от Фуруи, которого Курамочи проводил в туалет. И пока эти двое находились там, Миюки успел натворить делов. Кетчер перевернулся на спину, не испытывая никакого желания двигаться сегодня. В голове у него тоже была каша, но немного по другой причине. Во-первых, он понял, что пить ему нельзя. Вот вчера он сказал Савамуре и Фуруе, что они лучшие питчеры на свете, хвалил их на чем свет стоит, говорил, что обожает их и что они прекрасные люди, а что он будет делать завтра? Как он будет издеваться над людьми, которые теперь щеголяют знанием его настоящего к ним отношения? Молодец, Миюки Кадзуя. Молодец! Во-вторых, Миюки понял, что пить ему нельзя. Вот просто никогда не давайте ему спиртное, потому что стоит ему хоть чуть-чуть опьянеть, как сразу смелости выше крыши и глупости не меньше. Кадзуя смотрит в потолок и думает: «Зачем же ты признался пьяному Савамуре, пьяный Миюки?». Хотя кое-что его радует. То, как Савамура на это признание ответил. Правда, потом вернулись Курамочи и Фуруя и прервали их, а потом… Миюки ржет, потом пытается успокоиться, потому что голова болит, но ничего не может с собой поделать, потому что очень ясно помнит, как Фуруя поцеловал шорт-стопа, увидев их с Савамурой поцелуй. А потом они вместе сели играть в бутылочку. Но об этом Миюки хочет забыть. Часам к четырем бар закрылся, и они ушли. Донесли до комнаты Фурую, потом долго целовались у порога, и Миюки все норовил затащить Эйджуна к себе, но Курамочи забрал его с собой. Ночью Кадзуя разозлился и назвал шорт-стопа предателем, но вспомнив это на утро, понял, что у него есть настоящий друг. Если бы они проснулись в одной постели, было бы совсем плохо. Кетчер заставил себя встать, достал из маленького комнатного холодильника банку с соком и приложил ее ко лбу, блаженно прикрыв веки. Что же подумает о нем Савамура, когда проснется? У тебя есть целое воскресенье, чтобы узнать, Миюки Кадзуя! * Курамочи проснулся в семь утра и раз в жизни пожалел, что его биологические часы работают без сбоев. Первым делом он открыл окно, чтобы проветрить комнату. Савамура спал, как в коме, и шорт-стоп его не трогал. Оставив открытым окно, он переоделся, пробежался вокруг общежития, вернулся и принял душ, почистил зубы и даже купил бутылку воды для страждущего. Вернувшись в комнату, он обнаружил Савамуру едва живым, что не было удивительно, учитывая, сколько он выпил накануне. Попробовал оживить кохая, поднять его с колен, на которые его поставило похмелье, поделился некоторыми подробностями прошлой ночи, но всего не рассказал. Некоторые вещи Курамочи должен был обсудить с Миюки прежде, чем рассказывать Эйджуну. А если быть честными, то у Йоичи скопился некоторый фотокомпромат на лучшего друга, и именно поэтому с самого утра он был в отличнейшем настроении. Садизм всегда поднимает силу духа, что тут скажешь. Оставив Савамуру наедине с мыслями, шорт-стоп захватил телефон и направился в комнату кетчера. По пути он встретил Фурую. — Доброе утро, Курамочи-семпай, — безжизненно, как и обычно, поздоровался питчер. — Судя по твоему виду, не такое уж и доброе, кья-ха! — Это, извините за вчерашнее, — Сатору чуть наклонился вперед. Йоичи уже хотел ответить, чтобы кохай забыл об этом, но тут ас выдал: — Пожалуйста, давайте останемся друзьями, — и величественно, как и всегда, ушел восвояси. Курамочи проводил его мрачным взглядом и негромко выдал: — И почему я чувствую себя отвергнутым? Поцелуй, над которым ржал Миюки, не был плодом его фантазии. Дело в том, что когда шорт-стоп вместе с Фуруей возвращались из туалета, они застали картину весьма пикантного характера. Именно ее Курамочи и запечатлел в памяти своего телефона. Но Фуруя, не поняв такого поведения своих товарищей, подумал, что это какая-то игра, поэтому засосал шорт-стопа не менее страстно, чем это вытворял Миюки. Вспомнив этот инцидент, Курамочи скривился, пожелав забыть его навсегда. Он продолжил свой путь в комнату кетчера и больше никого не встречал. Миюки выглядел так же хреново, как и его питчеры. Он полулежал на кровати, бессмысленно уставившись в одну точку. — Доброе утро! — ухмыльнувшись, поприветствовал его шорт-стоп. — Не очень, — пробормотал Кадзуя, мрачно взглянув на него. — Спасибо за Савамуру, — добавил он, подняв ладонь в знак благодарности. — За это ты мне уже отплатил! — весело объявил Йоичи, доставая телефон. — Смотри-ка, — и он показал ему ту самую фотографию. — В том году, после днюхи Тамбы-сана, твои фотки пошли на ура, а эту, я думаю, можно сразу за пять тысяч за штуку продавать. — Выкуплю, — серьезно объявил Миюки. — Да сдались мне твои выкупы, я так больше заработаю, — отмахнулся Курамочи. — Я уже давно хотел себе новую биту, вот как раз и куплю. — Будет тебе новая бита. Удали ее, — настойчиво продолжил кетчер. — Хмм, я подумаю, — весело протянул шорт-стоп. — Шантажист, — заключил Кадзуя. Курамочи рассмеялся. — Кстати, Савамура ничего не помнит, — поделился он. — На утро он забыл свою большую любовь к тебе, как жаль, — и Йоичи, состроив грустную мину, пожал плечами. Миюки бросил в него подушкой, и шорт-стоп с раздражающим смехом удалился. * Прошло около двух часов. За это время ничего существенного не произошло. Фуруя у всех попросил прощения и заявил, что они могут быть только друзьями. Савамуре сказать, что они могут быть друзьями, он не смог, поэтому они просто долго прожигали друг друга взглядами и, видимо, поняв друг друга телепатически, кивнули и расстались. Курамочи справился о здоровье других своих товарищей и узнал, что Канемару больше никогда не будет пить, а Маэзоно не встанет с кровати до вечера, потому что помирает. Харуичи выглядел так, будто мог и самого Курамочи перепить, хотя вчера после второй бутылки саке упал столбом и до утра не просыпался. Йоичи действительно не понимал, что за дьявол иногда вселяется в этого человека. Вот и все, что произошло за два часа. А по истечении их Савамура почтительно постучался в комнату капитана. Миюки выглядел уже немного лучше, чем когда проснулся. Савамура, в общем-то, тоже, хотя они оба были немного бледные и с мешками под глазами. Эйджун принес бутылку с водой. Такому подарку Миюки обрадовался, а вот извинениям за слишком настойчивый поцелуй во время игры в «Бутылочку» — нет. Конечно, Савамура очень мило краснел, когда пытался это выговорить, но какого черта он за это извиняется?! — Не знаю, что ты там помнишь, Бакамура, но твои извинения не принимаются, — мрачно объявил кетчер. — Ты… — Савамура скривил губы, пытаясь подавить раздражение, но естественно, у него не получилось. — Я хотел извиниться, как нормальный человек, а ты! Да ты же сам ко мне лез не хуже! «Вот именно», — думает кетчер, а вслух говорит: — В отличие от тебя я все прекрасно помню, во всех подробностях, — такое уточнение заставило питчера смутиться, — и именно поэтому отказываюсь принимать твои извинения. — А ну прими их, сволочь! — возмущенно парировал Эйджун, ткнув в капитана пальцем. — Боже, только не ори… — сокрушается Миюки. Хватает первогодку за шкирку и выбрасывает за дверь для более эффективной шумоизоляции. — Когда вспомнишь, что было вчера, тогда и поговорим. Савамура еще около минуты пытался открыть дверь силой мысли, но у него ничего не вышло, и расстроенный, он вернулся в пятую комнату. У Курамочи — лыба до ушей и перспективы на новую биту, поэтому Эйджун без особых усилий выпытал у него новые детали. — Выгнал, значит? Неудивительно! Ты ж ему вчера в любви признался, а на утро забыл! От такого заявления Савамура впал в ступор и долго думал, как мог забыть ТАКОЕ. Потом припомнил что-то размытое, но похожее. Правда, там Миюки первый ему признался. Стоп. Стоп. Стоп. Стоп. Курамочи посмотрел на ошарашенно взлетевшего с кровати Эйджуна таким хитрым взглядом, будто мысли умеет читать. Савамура глазел на него так, словно только что отправил в страйк-аут лучшего бэттера в мире. Он бросил все дела и немедленно ушел к Миюки. — Даа, — мечтательно протянул Йоичи. — Вот бы увидеть их лица, когда я им видео покажу. Савамура ворвался в комнату двести три без стука, и застал Миюки в крайне неловком положении. Тот пил пиво. Эйджун оглядел это зрелище с искренним негодованием, потому что лично его воротило от выпивки. Кадзуя, поняв реакцию, потянулся в ухмылке, обещающей одни страдания. И действительно. После нескольких минут пыток кетчер заставил первогодку выпить вместе с ним. Первая бутылка шла очень тяжело, и Савамура после каждого глотка называл Миюки сволочью. Вторая бутылка уже воспринималась поспокойней, но лицо Миюки все еще раздражало. После третьей Савамуре весь мир казался фиалкой. На четвертой он наконец вспомнил, зачем пришел. — Миюки Кадзуя, ты сейчас примешь мои извинения! — решительно заявил он, ткнув в линзу очков Миюки пальцем. — Ой, извини. Так вот. Я, к большо-о-ому сожалению, помню не так много из того, что мы вчера делали. Но Курамочи-семпай добрый, поэтому он мне немного рассказал. — Это он-то добрый? — хмуро переспросил Миюки. — Этот предатель пытается заработать на мне… — и кетчер со всей ненавистью добавил: — Козел. — Все потому что ты придурок, а я добрый, — объяснил Савамура. Кадзуя заржал. — Да, именно так! — гордо подтвердил питчер. — Так вот, он сказал мне, что я признался тебе в любви… Но я-то помню, что это ты первый это сказал! Так что, примешь мои извинения? — За что? — Ну… за то, что я тебя… — Савамура замолчал и задумался. — Получается, мне не за что извиняться, — догадался он. — Та-дам! — Миюки развел руками. — Миюки Кадзуя, я ж весь день сидел и думал, чего я такого натворил, а ты опять смеешься надо мной! — возмутился Эйджун. Кадзуя пропустил это мимо ушей. — Так мы типа встречаемся? — уточнил после паузы питчер. — А ты хочешь? — переспросил кетчер. — Я? Хочу! А ты? — Хотя нет, Савамура, лучше иди-ка ты в свою комнату! — неожиданно объявил Миюки и потащил его к выходу. — Если ты передумал, то это самый подлый способ отмазаться. За это я тебя ударить могу, — предупредил Эйджун. — Я не отмазываюсь, — заверил его кетчер. — Но мы снова пьяные, а у меня нет желания снова осознавать, что я тебе в любви признался, а ты забыл! — А ты не признался, — Савамура остановился в дверях, скрестил руки на груди и покачал головой. — Ты такой милашка! — не выдержал Миюки. Он наклонился вперед, коснувшись кончиком носа кончика носа питчера и, подчеркивая каждое слово, произнес: — Я. Тебя. Люблю. Эйджун чуть покраснел и выставил вперед большой палец. — Хорошо, я постараюсь не забыть об этом. И только когда Савамура ушел, Миюки понял, что не получил ответа. Что ж, Миюки Кадзуя, для этого у тебя вся жизнь впереди. Дерзай!