***
На сборы у слизеринца ушло куда больше времени, чем он планировал изначально. Все мысли были заняты утренним происшествием, от которого юноша никак не мог отойти. И хотя стало понятно, что непрошеный гость не собирается его убить, и, более того, что ему самому нужна помощь, волшебника это не успокаивало. И теперь, торопливо спускаясь по лестнице на первый этаж, Люциус сосредоточенно обдумывал свое нынешнее незавидное положение. В голове его крутилось множество вопросов. Первый: слышит ли еще кто-нибудь Старшего и чувствует ли его присутствие? Глупость, конечно, раз тот заперт в сознании юного Малфоя, не имея возможности даже вернуться в собственное тело. Так что логично, что мужчина сейчас беспомощен и полностью зависим от воли слизеринца. Которого это осознание несказанно радовало: в будущем не будет никаких неприятных сюрпризов от невидимого спутника. Второй, наиболее важный и волнующий Люциуса: может ли он читать мысли Старшего? Теперь, когда у них одна черепная коробка на двоих, и, видимо, все же имеющаяся в наличии какая-то связь разумов, — иначе студент вряд ли бы мог слышать своего «сожителя», — проникнуть в чужое сознание наверняка проще. От внезапного осознания Малфой споткнулся на последней ступеньке и чуть было не упал, вовремя успев ухватиться за темные лакированные перила. Если у него получится увидеть замыслы Старшего, значит… Тот тоже сможет проникнуть в его воспоминания. Или он, будучи запертым в голове школьника, может беззастенчиво копаться в его мыслях, не нуждаясь в пресловутом заклинании легилименции? Эта догадка сильно встревожила Люциуса. Меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то посторонний рылся в его мозгу, а потом использовал полученные сведения против семьи Малфоев. Может быть, этот человек прямо сейчас, пользуясь тем, что юный волшебник даже с помощью окклюменции не может ничего поделать, изучал его прошлое. Или даже уже знал о том, что слизеринец его подозревает. Замерев у тяжелых дверных створок, ведущих в обеденный зал, Люциус постарался ни о чем не думать, надеясь уловить мысли Старшего. Но тот молчал, а о его присутствии говорила лишь та легкая щекотка, к которой парень уже успел привыкнуть. Никаких неизвестных образов в голове, никаких ложных воспоминаний или чужих рассуждений. Это вселяло в Малфоя некую веру в то, что его личное пространство может остаться ненарушенным. Взявшись за массивную серебристую ручку, студент толкнул двери, со скрипом расступившиеся перед ним, и вошел в столовую, попутно натягивая на лицо привычную легкую ухмылку. Главное — не подать перед родителями виду. Пусть думают, что у него все в порядке. Заметив появление в комнате сына, Абраксас отложил газету, которую до этого читал за кружкой чая, и неодобрительно взглянул на своего отпрыска. Утром первого сентября старший Малфой всегда пребывал не в самом радушном настроении, главным образом из-за того, что придется провожать Люциуса в Хогвартс. И, ладно бы, просто отвезти его в Лондон. Статус обязывал мужчину сначала заглянуть со всей семьей к Блэкам, еще одному чистокровному клану, с которым их связывал договор, заключенный много лет назад. Согласно ему, единственный сын Абраксаса должен будет жениться на младшей дочери Сигнуса и Друэллы — Нарциссе. И хотя больше обе семьи ничем не были друг другу обязаны, формальности соблюдать приходилось. Совместная поездка на Кингс-Кросс стала такой традицией, которой, волей-неволей, приходилось ежегодно следовать. И больше всего глава Малфоев не хотел опозориться перед своими уважаемыми друзьями и будущими родственниками. Люциус знал, что припозднился к завтраку, но поделать ничего не мог. Не рассказывать же отцу о вынужденных обстоятельствах, задержавших его в спальне. Коротко кивнув родителям, семикурсник опустился на свое место и взял в руки столовые приборы. Аппетита не было, но, если он откажется от еды, семья точно что-то заподозорит. Лениво наколов на вилку тонкую полоску поджаристого бекона, юноша снова погрузился в размышления. Третий вопрос, который не давал ему покоя: что же, все-таки, случилось со Старшим? Люциус не верил в переселение душ, несмотря на то, что для магического мира и такое могло оказаться вполне обычным явлением. И потом, если его новый знакомый действительно был на грани жизни и смерти, почему его разум не последовал за своим владельцем? И почему в качестве убежища выбрал именно юношу? Даже, если предположить, что сознание Старшего в момент агонии отделилось от его физической материи, было бы логично ему вселиться в первого ближайшего человека. Хоть в собственного убийцу, если гибель мужчины произошла не по совсем естественным причинам. И, наконец, почему вдруг «Старший»? В чем была проблема назвать свое настоящее имя? Малфой все равно вряд ли бы смог использовать эту информацию в своих целях. Скорее, наоборот, зная хотя бы фамилию своего нового знакомого, он мог бы выяснить, что с ним случилось. Точнее, с его телом. Поискал бы родственников или друзей мужчины. Может, они могли бы помочь? Все же, не так много волшебников в мире, Люциус бы справился. А в том, что таинственный сосед не магл, юноша был уверен. Хотя… Может, этот человек — какая-нибудь знаменитость? Известный и опытный чародей, написавший книгу о своих подвигах или сделавший какое-нибудь важное открытие? Наверняка ему не хотелось бы предавать свое имя широкой огласке. А вдруг Старший — какой-нибудь высокопоставленный член Визенгамота? Или даже министр магии? Чушь, конечно, но после сегодняшнего происшествия слизеринцу казалось, что он теперь мог поверить во что угодно. При удобном случае, когда они останутся одни, нужно будет расспросить Старшего. Возможно, тот поймет, что Малфою можно доверять. В конце концов, у него нет выбора, ибо Люциус — единственный человек, который может с ним как-то общаться. — Сынок, все в порядке? — ласковый и встревоженный голос матери отвлек юношу от тяжелых мыслей. Женщина бережно сжимала теплой ладонью запястье сына и с беспокойством заглядывала в его глаза. — Ты совсем ничего не ешь. — Я просто не выспался, — соврал семикурсник, опасливо переводя взор на отца, с подозрением следившим за их разговором. — Надеюсь, в Хогвартсе ты будешь соблюдать режим, — с нажимом заметил Абраксас. — С этого года ты староста уже школы, а не факультета, а, значит, пример для подражания. — Мы с папой очень гордимся тобой, — миссис Малфой увлажнившимися глазами взглянула на своего единственного ребенка и ободряюще сжала его руку. Порой она чересчур сильно пеклась о сыне и всегда переживала, когда приходилось с ним расставаться на долгое время. А с его постоянными отъездами в школу-интернат она до сих пор, кажется, не могла смириться. — Долго здесь не засиживайся, — велел отец, поднимаясь из-за стола. — Еще не хватало опоздать к Блэкам! И с этими словами мужчина удалился в свой кабинет. За ним вскоре последовала и мать, которой еще предстояло собраться в дорогу. — У тебя милые родители, — произнес Старший, когда Люциус, наконец, остался в одиночестве. — Да уж, — хмыкнул юноша, отодвигая от себя почти полную тарелку. Последний год в Хогвартсе обещал быть запоминающимся.Глава 1
23 июля 2016 г. в 18:20
Проснувшись ранним утром первого сентября в своей спальне, Люциус внезапно понял, что с ним творится что-то неладное. Чувство было странное и, надо сказать, не самое приятное — будто бы за волшебником кто-то пристально наблюдал. Малфой никогда не был параноиком, а потому решил, что в его покои пробрался эльф-домовик, который теперь наверняка тихо стоял в сторонке и терпеливо ожидал, когда хозяйский сын соизволит пробудиться. Мысленно ругаясь и перебирая в голове всевозможные проклятия, которыми наследник Абраксаса собирался осыпать нерадивого слугу, юноша сел в постели и огляделся в поисках нарушителя своего спокойствия. Которого, к удивлению слизеринца, в комнате не оказалось. Люциус нахмурился: ощущение присутствия рядом кого-то постороннего не исчезло.
— Черт! Этот старый колдун меня обманул! — вдруг раздался практически над самым ухом Малфоя громкий возмущенный вопль, от которого тот подпрыгнул, испуганно озираясь по сторонам.
— Кто здесь? — настороженно спросил юноша, схватив с прикроватной тумбочки волшебную палочку, которую всегда держал рядом, и выставив ее вперед. Цепкий взгляд серых глаз заскользил по спальне, пытаясь определить укрытие незваного гостя. — Выходи, хватит прятаться!
По правде говоря, Люциус совершенно не горел желанием встретиться с неизвестным лицом к лицу. Если тот сумел проникнуть в особняк, обойдя все защитные чары и при это оставаясь незамеченным, он определенно сильнее, чем какой-нибудь воришка, шарящийся по чужим домам в отсутствие их владельцев и выискивающий фамильные ценности, которые потом можно было бы успешно продать на черном рынке. Хотя обычно такие жулики избегали родовых имений чистокровных потомственных волшебников, а тем более таких влиятельных и широко известных, как семья Малфоев. Что только сильнее наталкивало юного чародея на мысль, что посторонний, чей голос он только что слышал, являлся опытным магом. А следовательно, очень опасным. Слизеринец, к своему стыду, занервничал. Он не был готов к тому, чтобы сражаться с заявившемся в его покои преступником. Несмотря на то, что отец неоднократно предупреждал сына об огромном числе завистников и недоброжелателей, Люциус не ожидал, что ему так скоро придется самому разбираться с каждым из них. Конечно, в школе на уроках по защите от темных искусств они регулярно тренировались, в том числе и на магических дуэлях, чтобы быть готовыми к внезапной встрече со своим противником. Но одно дело Хогвартс, где все возможные злопыхатели - это твои товарищи по учебе и еще начинающие волшебники, и совсем другое — реальный магический мир, где мало кого волнует, студент ты или просто удачная мишень для грабежа. Судорожно вздохнув, Малфой постарался успокоиться. В случае чего, он точно сумеет защитить себя. Или, на крайний вариант, позвать на помощь.
— Боюсь, что у меня не получится, — спустя пару мгновений, показавшихся слизеринцу вечностью, невидимый присутствующий снова заговорил. Отчего-то Люциусу его голос показался смутно знакомым. Низкий, глубокий, он звучал совсем рядом и будто эхом раскатывался по комнате.
— В смысле? — студент обернулся, но никого рядом с собой не обнаружил. Да где же он?!
— Сомневаюсь, что ты меня увидишь. Кажется… Кажется, я застрял внутри тебя.
В спальне повисла тишина. Волшебник растерянно моргнул и от удивления даже опустил палочку. А потом внезапно громко расхохотался. Большей чуши он и в жизни не слышал! А Абраксас еще велел своему отпрыску быть настороже и никогда не доверять чужим словам. Да тут даже стараться не нужно было: кем бы ни был этот таинственный взломщик, с фантазией у него явно большие проблемы.
— Да-да, очень смешно, — хмыкнул Малфой, немного осмелев. Похоже, незримый собеседник сам его боится? — Признавайся, как проник сюда. Использовал какие-нибудь чары? Надел мантию-невидимку? В любом случае, это неважно. Раз тебе хватило наглости заявиться в дом моего отца, то наверняка найдется и храбрость открыть лицо. Или запал на этом закончился?
— По-твоему, я шучу? — голос незнакомца сочился сарказмом, словно ядом. — Неужто сам ничего не чувствуешь?
Люциус не собирался вестись на россказни непонятно кого, тем более, такие нелепые. Но что-то, вопреки воле самого слизеринца, заставило его насторожиться и прислушаться к своим ощущениям. Возможно, тот факт, что проникший в его владения маг до сих пор не напал, хотя возможностей у него для этого было более, чем предостаточно. Да и какой смысл был этому человеку вступать с юношей в разговор и тем самым сдавать себя с потрохами? Нет, тут явно что-то нечисто. Набрав в легкие побольше воздуха, Малфой прикрыл глаза и сосредоточился. Одна вещь ему не давала покоя с самого начала. Вещь, которую тот не заметил сразу, но теперь явственно ощущал.
Легкое щекотание в мозгу, которое Люциус наверняка бы почувствовал, если бы не испытывал его раньше. Осознание яркой вспышкой мелькнуло в голове, заставляя волшебника вздрогнуть от внезапной догадки. Ну конечно.
В его разум проник легилимент.
Слизеринец знал, что такое возможно. Отец не зря в свое время нанял репетитора, который обучал его наследника окклюменции. Абраксас предпочитал действовать осторожно, но, в то же время, любил быть готовым к любым неожиданностям. Это касалось и защиты семьи. Особенно — безопасности Люциуса, который однажды должен будет занять место главы их рода. Рода знатного, древнего и для некоторых мешающегося под ногами. Абраксас Малфой все просчитал заранее, а потому тратил огромные средства для того, чтобы единственный сын, его самое слабое место, не пострадал от врагов своего отца. Умение противостоять легилиментам, считывающим мысли и воспоминания человека, тот считал одной из самых важных составляющих. Люциус не так давно начал заниматься с частным преподавателем — они пересекались только на зимних и летних каникулах, в свободное от Хогвартса время, — но ощущения от присутствия в своем разуме запомнил хорошо. Подобное ни с чем не спутаешь.
Очевидно, что кто-то из отцовских противников захотел проникнуть в голову младшему Малфою. Наверняка, чтобы выведать какую-нибудь важную информацию, вроде местоположения их убежища или еще каких-нибудь семейных тайн. Люциус должен был почувствовать это сразу! Как он упустил такой момент? Почему позволил чужаку завладеть его мыслями? Разозлившись на самого себя, чародей поспешил захлопнуть свое сознание от непрошеных гостей. Что-что, а это у него получалось неплохо — на практических занятиях учителя моментально выбрасывало из головы наследника Абраксаса, на что тот одобрительно кивал.
Но сейчас это не сработало.
— Я же говорил, — снова произнес незнакомец, поняв, что слизеринец ему, наконец, поверил. — Я застрял.
— Зачем ты вообще полез в мои мысли?! — гневно воскликнул юноша, напряженно сжимая виски. Он отчаянно пытался закрыться, остановить человека, посмевшего посягнуть на его сознание. Но Люциус даже не мог нащупать чужой разум, каждый раз будто бы ускользавший от него. Сколько бы раз Малфой не возводил в голове стены, сколько бы ни пытался вытолкнуть оттуда постороннего, все было напрасно. Или этот колдун — умелый и весьма талантливый легилимент или же… Ему просто некуда вернуться?
— Поверь, это не входило в мои планы, — голос внутри слизеринца (теперь тот понимал, где он находится) был полон досады.
— Уходи, — твердо произнес студент, которому происходящее с каждой минутой нравилось все меньше и меньше. — Даю тебе шанс уйти добровольно. А не то…
— Не то что? Кажется, прогнать меня у тебя не вышло. Побежишь рассказывать родителям? Сомневаюсь, что они поверят. Может, семья тебя и любит, но вот только все это мало похоже на правду.
Люциус в нерешительности замер. Отец бы выслушал его, попытался помочь. Но как, если он сам не может повлиять на легилимента в своем разуме? Да и легилимента ли? Малфой не помнил, чтобы те могли общаться со своей жертвой, при этом копаясь в ее мозгу. Больше походило на то, что сознание незнакомца каким-то образом оказалось в его, Люциуса, голове. Но разве такое вообще возможно? Да даже если так, то почему именно он?
— Поверь, — снова заговорил человек, медленно и осторожно, будто пытаясь успокоить. — Я не меньше твоего хочу поскорее вернуться в свое собственное тело. Увы, оно сейчас слишком далеко. И, к тому же, я понятия не имею, что мне теперь делать. Как бы это парадоксально ни звучало… Сейчас я полностью в твоей власти.
Обычно слизеринец любил слышать подобные речи, вот только сейчас ему от них стало невыносимо жутко.
— Допустим, я поверил, что ты не желал мне зла и попал в мои мысли неосознанно, — съязвил юноша. — Но мой отец — великий волшебник. Он наверняка знает, как все исправить.
— Нет. Пойми ты уже, наконец! Я не могу вернуться обратно. Мне некуда возвращаться.
— Хочешь сказать… — Малфой похолодел. — Что ты умер? Точнее… Погибло твое тело?
— Вроде того, — с каким-то облегчением ответил мужчина, и от Люциуса это не ускользнуло. Все было слишком подозрительно.
— Но я не хочу остаток жизни провести с непонятно кем в моих мыслях! — возмутился слизеринец. — Ты должен уйти! В рай, небытие, нирвану… Куда-нибудь!
— Даже, если бы я мог, мне меньше всего на свете хочется умирать, — прямо заявил незнакомец. — Еще многое предстоит сделать, а смерть, увы, нарушает все мои планы.
Студент чуть не задохнулся от подобной наглости. Да как он смеет! Попал в его мозг, занял там прочное место, а теперь еще и отказывается оставлять юношу в покое!
Волшебник хотел было уже высказать своему вынужденному «соседу» все, что о нем думает, но его зарождавшуюся гневную тираду прервали. Осторожный стук в дверь, а затем и последовавший за ним приглушенный голос эльфа-домовика, возвестили о том, что Люциуса уже ждут внизу. Чертыхнувшись, Малфой поспешил подняться с кровати. Рядом, на стуле, висела его новая школьная мантия, на которой уже красовался золотой значок старосты школы. Который сейчас был для своего обладателя только лишней головной болью: всего через несколько часов студенту предстоит отправиться в Хогвартс, а в его мыслях застрял сомнительный неизвестный с непонятными намерениями и еще более непонятной участью. Самое страшное, что он, похоже, был прав: отец действительно не сможет помочь слизеринцу. В лучшем случае он решит, что сыну накануне приснился кошмар, от которого он никак не может отойти, а в худшем — отправит его в больницу Святого Мунго, где его запрут с подозрением на слабоумие. Конечно, перед этим в голове у Люциуса побывает нанятый заботливыми родителями окклюмент, который, конечно же, ничего не сможет поделать. А ставить крест на своей судьбе школьнику совершенно не хотелось. Может, стоит и правда повременить, чтобы самому разобраться во всем, что теперь творится в его голове? Это был бы хороший выход. Да и неожиданный визитер, кажется, не особо доволен тем, что ему приходится наблюдать за жизнью глазами другого человека.
— Как тебя зовут, хотя бы, скажешь? — буркнул юноша, стягивая с плеч ночную рубашку.
— Не думаю, что мое имя как-то тебе поможет, — с усмешкой ответил голос. — Но зови меня Старший. Так будет легче нам обоим.
— Что ж, Старший… Добро пожаловать. Я — Люциус Малфой. Будем знакомы.