***
Парой дней спустя, когда ожог успел зажить почти до конца, Билл, сидящий на жутко занудной лекции, взвизгнул коротко и как-то тонко, совсем по-женски, после чего цветасто ругнулся — ногу под столом ошпарило острой болезненной вспышкой, узнаваемой каждому, кто хоть раз врезался мизинцем ноги о нечто очень и очень твёрдое. Спустя ещё неделю Билл почти привык к тому, что бёдра почти каждый вечер оказываются ошпарены чем-то горячим и жидким, колени вечно о что-то бьются, а на лице от чужого бритья остаются мелкие саднящие порезы. Согласно статистике, только двадцати процентам населения выпадало счастье обладать предназначенной родственной душой. Биллу это счастье было ровным счётом побоку — зачем нужно зацикливать свою жизнь на каком-то стороннем человеке, если можно зациклить её на себе любимом, он не понимал в упор. Кроме того, влюблён Сайфер был вот уже давно, основательно и крепко. Избранник его, что примечательно, никаких признаков обладания соулмейтом не выказывал (а Билл следил очень внимательно — во все глаза следил) от слова совсем. На этом фоне почти иронично выглядел тот факт, что его новообъявленная родственная душа обладала, очевидно, не только ногами логично из задницы, но и руками оттуда же — и координацией движений, застрявшей там же. «Наверное, у неё какие-то задержки в развитии, — мрачно думал Билл, дуя на чужим произволом ушибленные пальцы или залепляя пластырем в кровь ободранное колено. — Или она пьёт. Или просто решила себя прикончить — и меня заодно». В конце концов, решил он, в данном случае так нелюбимая им тактика игнорирования сработать не могла, но некую долю морального удовлетворения всё равно привносила.***
— А ведь я, в сущности, несчастный человек! — Заявил Билл, когда с двумя стаканчиками кофе привычно подсел за столик к единственному, кажется, человеку во всём белом свете, компания которого даже в долгосрочной перспективе не казалась Сайферу угнетающей, и который с потрясающим упорством игнорировал его существование на этой бренной земле. — Сегодня ещё две лекции на очереди, ты, Сосёныш, вот уже полгода не хочешь идти со мной на свидание, а моя родственная душа — криворукое хуйло, которое… Договорить он не успел. Мальчишка напротив него разволновался так, что едва не выронил книгу, опрокинул свой кофе и вылупился на собеседника выразительными тёмными глазами, в которых сейчас застыло совершенно ошалелое выражение. — Ты сказал — родственная душа? — Переспросил он почему-то севшим голосом, полностью игнорируя расползающуюся по столу кофейную лужу. — Появилась, значит? На самом деле? У тебя? Сайфер в ответ жизнерадостно заржал. — Сосна со мной таки заговорила! — Восхитился он. — Вот они, чудеса селекционной ботаники — говорящая Сосна! И да, малой — «я другому отдана и буду век ему верна», но это только в том случае, если ты всё же не пойдёшь со мной на увеселительное рандеву. Ты же в курсе — ради твоих очаровательных кудряшек хоть к чёрту в пекло, хоть родственную душу в утиль! На мальчишку Пайнса, тут же принявшегося буравить его немигающим жутким взглядом, жалко было смотреть. — Мудак ты, Сайфер, — резюмировал он. Прозвучало как-то неожиданно устало. Почти тоскливо. В глаза Биллу Сосна больше не смотрел - будто бы даже нарочно избегал. Поднимаясь из-за стола, он ухитрился споткнуться, опрокинул стул и всё-таки уронил на пол свой учебник, который немедленно подобрал. — Самый большой мудак на свете. Ещё раз ко мне подойдёшь — по морде получишь, и не посмотрю, что драки в кампусе запрещены, понял? Ушёл он прежде, чем Билл успел возразить. По крайней мере, с его уходом Биллу больше не было нужды держать лицо.***
«Курица криволапая», — простой шариковой ручкой кое-как наскрябал Сайфер у себя на ладони, когда его подневольный избранник от души, до слёз из глаз, приложился о что-то жёсткое самым затылком. «Пок-пок-пок», — добавил он парой минут спустя, когда так и не дождался ответа. «Бесишь», — уже поздним вечером подытожил Билл почти удовлетворённо — к этому моменту стало окончательно ясно, что, какие бы там у неё ни были мотивы, игнорировать его существование его родственная собирается с не меньшим упорством, нежели он сам. Вот и молодец.***
…большим терпением и постоянством в большинстве непринципиальных вопросов Билл, впрочем, не отличался никогда и никоим образом. Неделей спустя только-только согласившаяся продолжить вечер у него дома молодая особа, вспыхнув, выплеснула свой мартини ему в лицо и сбежала, припечатав напоследок прочувствованным: — Скотина! Вот ненавижу таких, как вы! Спутника жизни нашёл, а сам? И чего вам не хватает только?.. Сайфер, издав тяжёлый вздох, облизнул губы и потянулся к салфеткам. — Моя дорогая родственная душа, — торжественно обратился он к собственной руке, на которой отрывистым неровным почерком продолжала проступать чернильная надпись — длинный перепись покупок от энергетиков и консервов из тунца до средства для прочистки труб, — уже перешедшая с ладони на самое запястье. — Я не знаю, кто ты, но имей в виду: я тебя уже заранее ненавижу. За вот эту цыпочку, за заваленный тест, когда проф меня с зачёта вышвырнул, потому что в твою бестолковую голову вздумалось записывать формулы у нас на руке, за набитые шишки, за Сосну… за Сосну — особенно. У меня на этом хвойном поприще вроде как большие планы и всё такое, а вот ты мне даром не сдалась. Думаю, нам с тобой многое нужно прояснить, но ты не обольщайся. Когда отыщу — нахрен прихлопну, ясно? Рука ожидаемо не ответила, а Билл, к самой ночи добравшись до дома, среди вороха раскиданной по квартире канцелярии в первую очередь отыскал толстый несмываемый маркер. Встал перед зеркалом, снял с маркера колпачок и широко, довольно осклабился собственному отражению.***
…добрую часть субботнего утра Диппер потратил за безрезультатными попытками смыть со лба схематичное и очень узнаваемое изображение мужского полового члена и неровной линией пересекающий щёку номер телефона. На исходе второго часа всё-таки сдался — и забил указанные цифры в специальное окошечко на смартфоне. Предопределённость Диппер не любил. Не выносил, когда ему диктуют правила, особенно — против его же воли. Никакая родственная душа ему нужна не была. На фоне недавно открывшейся, для него самого ставшей откровением, изматывающей и жуткой симпатии к однокурснику, раздражающему до трясучки и по его же словам уже успевшему обзавестись собственным соулмейтом, так особенно. Ввиду этого же невыносимого однокурсника переживаний на почве взаимоотношений Пайнсу хватало сполна. Набирая номер, Диппер принялся наматывать круги по комнате и дважды споткнулся о свои же брошенные на пол кеды и неровную стопку учебников. — Вот сейчас узнаю, кто ты, — пробурчал он мрачно, — и, честное слово, глаза на задницу натяну. И со вкусом ткнул на кнопку исходящего вызова.