Говорит и показывает

Утро, когда пришли они, оказалось отвратительным для Диппера во всех смыслах. Немолодая женщина и мужчина на вид чуть старше своей коллеги постучались в дверь близнецов Пайнс, отработанными движениями продемонстрировали удостоверения в кожаных обложках и дали пять минут на сборы. Мейбл поехала прямо в пижамных штанах и с наполовину заплетённой косой, а Диппер, толком не понимающий, что происходит, так перенервничал, что забыл сменить футболку с домашней на уличную, и только в машине обнаружил у ворота пятно от зубной пасты и пару кофейных разводов на подоле. — Дело в Гравити Фолз, — заговорщицки шептала Мейбл на ухо брату. — Они хотят узнать о том лете, точно тебе говорю! Наверное, отследили какие-нибудь тайные разработки дяди Форда, а может, кто-то проговорился… Как думаешь, они будут нас допрашивать? Может, применят сыворотку правды? Кошмар, мне ведь тогда столько всего придётся им рассказать! И про Русалдо, и портал, и про полицию времени тоже… — Мейбл, не паникуй. Просто держи язык за зубами, — прошипел ей парень, смертельно бледный и дышащий через раз. — Ты не знаешь, что им нужно. Отвечай на вопросы прямо — не болтай лишнего, ясно? — Дип, я не хочу в тюрьму! — Мы ничего не сделали. — За тонированными изнутри окнами дороги было не разглядеть, и во внутренней подсветке салона лицо Мейбл казалось покрытым нездоровой желтизной. Диппер на ощупь отыскал её руку, такую же холодную и липкую от пота, как у него самого, и крепко сжал в своей ладони. — Не бойся, слышишь? Наверняка зададут пару вопросов и отпустят. Даже если дело в Гравити Фолз… мы в тот раз, вообще-то, мир спасли. Судить нас не за что. Не то чтобы он сам полностью верил в свои слова. Их с сестрой вместе отвели в невзрачного вида офис, где Диппера со стаканчиком горячего кофе усадили на приземистый кожаный диванчик и попросили подождать своей очереди. Мейбл увели первой. В комнате не нашлось ни часов, ни каких-либо электронных устройств — Диппер не знал, сколько времени прошло в ожидании. Он не помнил, когда ему в последний раз было настолько страшно. Руки дрожали, а внутри живота было пусто, холодно и как-то даже липко. Он думал, станет легче, когда Мейбл, живая и невредимая, вернётся обратно, но с её появлением тревога только усилилась. Девушку привели заплаканной, судорожно всхлипывающей и на вид совершенно разбитой. — Там… — Она шмыгнула носом, обрушиваясь рядом с братом на диван. — Диппер, там он… Т-такой… Они с ним совсем… Более внятного ответа Диппер от неё не дождался. Его очереди уже ждали. — Всё в порядке, — отмахнулась Мейбл и содрала с близстоящего столика упаковку бумажных салфеток, которыми тут же принялась утирать с лица слёзы. — Не волнуйся, просто… иди. Они сами всё тебе покажут. А потом был длинный коридор, снующие из кабинета в кабинет строго одетые люди, чьи лица выпадали у Диппера из памяти сразу, как только скрывались из поля видимости, и, наконец, комната с окном на всю стену, прикрытым опущенным жалюзи. — Нам бы хотелось, чтобы вы побеседовали с одним человеком, — сообщил очередной агент, когда Диппер подписал несколько бумажек о неразглашении, пережил тщательный и достаточно унизительный по степени бесцеремонности обыск и был уже готов пройти за нужную дверь. — Он правительственный заключённый, и вы уже встречались с ним прежде. Для начала вам нужно просто поговорить. — О чём-то конкретном? — Очень медленно уточнил Диппер. В последнее время он часто делал так, когда начинал нервничать — вместо того, чтобы привычно панически тараторить и проглатывать окончания слов, старался говорить медленнее и чётче. Звучало это, пожалуй, даже хуже прежнего, но странным образом помогало взять себя в руки. Повышенная тревожность уже несколько лет ощутимо отравляла ему жизнь. К счастью, за годы он почти научился держать ситуацию под контролем. Почти. Агент приглашающе распахнул перед ним дверь и, навесив на лицо дежурную улыбку, чуть качнул головой. — Вовсе нет, мистер Пайнс. На данном этапе нас в первую очередь интересует его реакция на встречу с вами. Постарайтесь избегать физического контакта — это единственная инструкция. Всё прочее даём вам на откуп. …Сидящий внутри человек был на вид совершенно Дипперу незнаком. Светловолосый и растрёпанный, с падающими на лоб сальными прядями, он буравил камеру под потолком немигающим взглядом и неритмично тарабанил пальцами по столу. — Надо полагать, ещё один привет из прошлого? — Хмыкнул он, когда окончательно переставший что-либо понимать Диппер устроился по другую сторону стола. — Можешь не распинаться, юная леди до тебя рассказала уже достаточно. Не сказать, что между рыданиями я много чего уловил, но суть понял. От меня, вероятно, ждут горячих приветствий и церемонных рукопожатий, в самом деле, но… — Снова покосившись в сторону камеры, мужчина выразительно звякнул цепочкой наручников, приковывающих его запястья к стальной поверхности стола. — Ну и чего ты вылупился? Или всё ещё пытаешься сообразить, откуда я такой красивый взялся и на кой-чёрт тебя ко мне приволокли? Голос у него был севший, слегка скрипучий и потому неприятный. Он царапающе резанул слух, и Диппер поморщился, пытаясь угадать в нём смутно знакомое звучание. Безрезультатно. Он не слышал этого голоса, как не видел этого лица. С той стороны, наверное, уже подняли жалюзи, но здесь окно оказалось непрозрачным, и Диппер не видел в нём ничего, кроме мутных зеркальных отражений — себя и незнакомого человека напротив. — Я вас не понимаю, — признался он и под столом нервно сцепил пальцами собственное колено. — Меня притащили сюда без объяснений и сказали с вами поговорить, но я вижу вас впервые. Вы меня знаете? Как вас зовут? За что вы здесь и что вам сказала моя сестра? Человек перед ним был молод, но явные следы изнеможённости на его лице внешне добавляли ему добрый десяток лет. Там, где браслеты наручников обхватывали запястья, Диппер разглядел полосы до крови содранной кожи. Если бы не лихорадочно блестящие глаза, больной вид и внешнее ленивое безразличие этого парня наверняка смогли бы его обмануть. Только вот глаза всё меняли. Диппер был убеждён — такой взгляд не подделать. Это глубинное выражение, оттенок которого он так и не разобрал, не сумел бы разыграть даже искусный лжец. Человек откинулся на спинку своего стула и, фыркнув, улыбнулся самым краешком рта. — Предполагалось, что давать ответы на вопросы здесь будешь ты. — А вам есть о чём меня спросить? — Диппер заёрзал на своём месте и кинул встревоженный взгляд в сторону двери. Происходящее нравилось ему всё меньше. Хотя бы потому, что догадка, едва ли оформленная и связная, выведенная скорее методом исключения, нежели вдумчивой обоснованностью, уже закопошилась на самом краю сознания и выглядела слишком чудовищной, чтобы озвучивать её вслух. — Ну, я тебе прямо скажу, — всё тем же нарочито беспечным тоном протянул мужчина, — твою смазливую мордашку я вижу впервые, а личное дело, которое мне дали прочесть, вызвало воспоминаний и вообще чувств сердечных ровным счётом на нихера. Мне плевать, кто ты, потому что, будем откровенны, вряд ли ты тот, кто сможет вытащить меня из этой дыры. Но у ребят, которые устроили нам свиданку, на тебя большие планы. И вот они точно хотят, чтобы я нашёл, о чём спрашивать. Знаешь, все эти глобальные вопросы, которые выдрали то ли из подростковых интернет-блогов, то ли из философских диспутов. Кто я, откуда пришёл, куда иду — нет, я бы понял, будь ты плешивым профессором в твиде, философом или, храни тебя господь и иже с ними, теологом, но ты же школьник на вид, мать твою! Или у тебя есть блог? Открыл там мировую истину и знаешь что-то, чего не знаю я, да? Ты ведёшь блог, Диппер Пайнс? — Ничего я не веду, — выплюнул Диппер. Он всё ещё ничего не понимал — непонимание раздражало. Пассивная агрессия взволновала его ещё больше, и он даже подпрыгнул на месте, стискивая в пальцах стальной край стола. — А вы несёте какой-то бред! — Ты всё ещё ничего не понял, — вроде бы даже сочувственно протянул мужчина. — Ну, хоть в чём-то мы солидарны. А вот твоя сестра догадалась сразу. Назвала имя, которым меня тут называют. Дико всполошилась, представляешь? Кинулась обниматься, потом залепила пощёчину. Наговорила кучу всего и разревелась. Занимательная девчушка. Поинтересней тебя будет. Ну, чисто лучик света в сонном царстве — особенно на фоне этих угрюмых хмырей в костюмах. Может, сходишь отсюда подальше и вернёшь её? Что угодно, только убери с лица эту страдальческую мину. Сил нет, бесит. Тут, понимаешь, и без тебя тошно, а ты… — «Назвала имя»… — Повторил Диппер, почти физически ощущая, как в ряд выстраиваются в голове хаотично взметнувшиеся было мысли. — Какое имя назвала Мейбл? На сей раз в ухмылке его собеседника не было ничего напускного. Он осклабился широко и без тени веселья, а в усталом, загнанном взгляде отчётливо отразилась злость. — Они говорят, меня зовут Билл Сайфер. — Цепочка его наручников лязгнула, и он добавил — буквально выплюнул в снимающую их видеокамеру: — И ты теперь, полагаю, будешь звать меня так же.

***

В их третью встречу Роберту позволили снять наручники. При том условии, что щиколотки всё ещё были зафиксированы у ножек стула, а стул — намертво приварен к полу, но Диппер всё равно предпочёл считать это немалым прогрессом. После сеансов ему не задавали вопросов. Всучали кофе, желали доброго дня и выражали желание увидеться завтра в это же время. Наверное, думал Пайнс, приберегали допрос до того момента, когда в памяти Билла хотя бы намёком забрезжит свет. Бывший демон выглядел всё таким же измотанным и раздражительным, как при первых двух разговорах. Сегодня к нему вызвали одного только Диппера. Мейбл посчитали исчерпавшей себя — она уже сделала всё, что могла, и не добилась ровным счётом никакого результата, но на Диппера агенты, очевидно, строили большие планы. Все пять лет с тех самых каникул Диппер пускай дистанционно, но продолжал контактировать со Стэнфордом Пайнсом и подробно изучал его исследования — как те, что были проведены ещё до провала в портал, так и оформленные по возвращению. Диппер знал больше. И в теории мог достичь более весомых успехов, нежели сестра. Диппер устроился за столом, почему-то избегая смотреть заключённому в глаза. Это было неловко и жутко странно — общаться со старым врагом вот так. При том, что тот не помнил даже его лица. Не помнил собственного имени. Считал себя совершенно другим человеком. В то, что парень перед ним — переродившийся благодаря своим предсмертным призывам невесть к кому Билл Сайфер, Диппер поверил куда быстрее и проще, нежели сам Роберт. Откровенно говоря, Диппер не был уверен, что гуманно судить того, кто не сохранил ни единого воспоминания о содеянном. В таком наказании не было составляющей ни искупления, ни раскаяния. Наказывали, в сущности, не преступника, а кого-то совсем другого. Этот человек с загнанными глазами не устраивал апокалиптической вечеринки, не обращал людей в камень и не строил никаких планов по завоеванию мира даже в пределах одного отдельно взятого города. Дипперу дали прочесть личное дело. Этого парня звали Робертом Смитом. Его дед мигрировал в Америку из Италии, а сам он родился в Висконсине. Обучался юриспруденции, был помолвлен с девушкой, с которой встречался ещё со школы. В возрасте двадцати двух лет попал в крупную автокатастрофу. Двое её участников погибли, трое с увечьями разной тяжести угодили в больницу. Сам Роберт пережил клиническую смерть, однако восстановился легко и в минимальные сроки. После этого он забросил университет, расстался с девушкой и разорвал всяческие контакты с семьёй. Подтверждённых данных не было, однако подозревалось, что Смит замешан в торговле не то лёгкими наркотиками, не то оружием, не то и тем, и другим — конкретной информации в перегруженных формулировками отчётах не было. Внимание спецслужб Роберт привлёк спустя четыре года после своего выхода из больницы. В эту ночь жильцы многоквартирного дома — все до единого на трёх этажах вверх и вниз — массово сошли с ума. Лишились рассудка. Страдали от одинаковых галлюцинаций, выкрикивали имя Билла и повторяющиеся фразы на языках, не имеющих никакое отношение к ныне известным. В беднягах осталось мало разумного и ещё меньше осмысленного — но все они в результате указали на одного и того же человека. Полицейский, проводивший допрос Роберта, прямо во время их разговора разбил себе голову о стену. Смит и пальцем не шевельнул, ни словом не пытался его спровоцировать — на проводимой записи это было отлично видно. На следующий день после его обследования психиатр, проводившая сеанс, чайной ложкой выдавила себе левый глаз. Другой врач, даже не выпроводив пациента из кабинета, пытался выпрыгнуть из окна и в последнюю секунду был остановлен самим Робертом. Заперли его как раз после этого случая. Но связали воедино с тем бредом, что несли жертвы его разрушительного влияния, и с едва разобранными за неимением данных, так и не обнародованными событиями пятилетней давности, только месяц назад. До тех пор Роберт — Билл, как его звали теперь, — находился в клетке. Непонимающий, почему и за что, насильно подсаженный на коктейль мощных нейролептиков и вконец изувеченный бесконечной чередой допросов. В документах не было подобной информации, но Диппер увидел достаточно, чтобы сделать вывод: по отношению к Биллу не гнушались использовать физическое насилие. Его левая нога явно была сломана не так давно. Ему было сложно держать спину прямо, он то и дело заваливался на левую сторону, а глубокое дыхание заставляло его морщиться и бледнеть от боли. Что угодно, лишь бы докопаться до правды. Это было уже не наказанием. Опытами, незаконными исследованиями, абсолютным произволом — но не справедливым возмездием за то, что Билл Сайфер однажды попытался сделать с миром. Эти люди не имели права осуждать Билла. Их там не было. Они не переживали то, что пережили Пайнсы, и не видели того, что видели они. Если у кого и было право выносить для Билла приговор, так это у жителей Графити Фолз, и однажды это уже произошло. Для второго суда оснований не было. Даже те несчастные, пострадавшие от его разрушительного ментального воздействия, навряд ли были преднамеренными жертвами. Диппер не мог знать наверняка, но полагал, что Билл этого совсем не хотел. Прежде за ним не было замечено подобной жестокости. То есть да — он, не сдержанный рамками человеческой морали и обладающий извращённым представлением о веселье, всё-таки был жесток, но по-своему. В своеобразной манере. Кроме того, намеренно попадаться за решётку Билл бы не стал. При всей своей самонадеянности и напрочь съехавшей крыше, этот ублюдок был умён — так что Диппер был уверен: ни Билл, ни уж тем более Роберт не желали причинять этим людям вреда. — Здесь должен сидеть мой дядя, — сказал Диппер честно. Слова эти вертелись на языке ещё с прошлой встречи, когда всё более или менее встало на свои места. Тогда он подумал: от Форда было бы больше пользы. Тот бы придумал, как заставить этих людей отпустить Билла и обезвредить его без вреда для него самого или окружающих. В отличие от него, Диппер едва мог найтись даже с элементарными приветственными словами. Билл ухмыльнулся. При том количестве седативных, которыми его накачивали здесь круглые сутки, оставалось только удивляться, каким образом его хватало на столь выразительную мимику. А та работала в самом деле удивительно: движения лицевых мышц оживляли внешность, в целом скучноватую и блеклую. Чуть обрюзгший тонкогубый рот, растягиваясь в улыбке, преображал лицо до неузнаваемости, и Диппер, возможно, лишь убеждал себя в этом, но ему казалось, что теперь он видит отчётливо: в глубине глаз, где иногда сужались, сокращаясь и будто бы пульсируя, зрачки, горит то же самое пламя, которым полыхал в своё время город. Лучшее место на планете, пожранное безумием этой космической психопатичной твари. — Стэнфорд Пайнс? — Кивнул Билл на бумаги, разложенные на столе перед ним. — Здесь написано, он уже мёртв. — Погиб год назад. Несчастный случай. Они с братом путешествовали, и их лодка… Хотя тебе, наверное, неинтересно, — вздохнул Диппер, отмечая скучающий вид собеседника. — Суть в том, что я совсем тебя не знал. Дяде Форду ты врал как проклятый. Отравил ему добрую половину жизни, посадил на цепь и погиб… ну, мы думали, что погиб, при его непосредственном участии. И всё равно ты с ним был гораздо ближе, чем со мной. Уж он-то наверняка сумел бы придумать, как тебе помочь. — О, так мы этим здесь занимаемся? — Бывший демон оскалил зубы. — Помогаем мне? — Мы занимаемся ничем. Я не мой дядя и понятия не имею, что делать. Мы с тобой познакомились, когда я был совсем ещё ребёнком. В сущности, всё, что мне о тебе известно, я узнал из его рассказов. — Но ты хотел бы помочь, — это прозвучало не как вопрос — утверждением. Зелёные глаза словно бы подсветились изнутри ярким и живым, почти диким по своей страстности любопытством. Это длилось всего мгновение, могло показаться бликом, плодом повышенной мнительности, но Диппер знал наверняка, что ему не почудилось. Врать в ответ он не стал. — Хотел бы, — честно признался он. — Но без дяди Форда я бесполезен. И снова блик — дурацкая игра света, не более. Чёрт его знает, были ли различимы такие детали на записи, но Пайнс отчётливо видел, как коротко дрогнули в глазах сузившиеся зрачки и как нечто змеиное, совершенно нечеловеческое мелькнуло в ухмылке. Билл никогда не отводил от него взгляда. Пять лет назад, тем самым летом, при каждой их встрече смотрел точно так же. Тогда казалось: невозможно разобрать в этой исковерканной пародии на мимику без лица, в гротескно очерченном в треугольнике глазу изображаемые эмоции. Но каким-то образом получалось. Прямо как сейчас. — А вот тут я абсолютно с тобой согласен, — с неожиданной твёрдостью кивнул он. — Но я не помню твоего дядю. А вот тебя теперь знаю. Думай, что пожелаешь: но я рад, что здесь сидишь именно ты.

***

С двенадцати лет Дипперу больше не приходилось испытывать прежнего уважительного трепета и восторга по отношению к работникам спецслужб. Он увидел достаточно, чтобы лишиться большей части иллюзий. Когда они с Мейбл вернулись к родителям в Калифорнию, к ним домой заявилось несколько человек с попытками допросить о странных событиях, произошедших во время каникул, но ушли агенты ни с чем. Всё получилось настолько нелепо, что даже не смешно. Сейчас смешно не было тем более. — Это бесчеловечно, — тихо всхлипнула Мейбл, когда Диппер вернулся в их съёмную квартирку с очередного допроса. — За что они так? Ты видел, что с ним делают? Мучают, пичкают лекарствами. И эти его наручники… Неважно, кем он был раньше и что делал. Он ведь этого даже не помнит! Диппер, вздохнув, сел рядом и приобнял её за плечи. В сущности, он был вполне солидарен с сестрой, но возразил, сам не поняв, то ли из попытки утешить, то ли из глупого внутреннего упрямства: — А может, они пытаются защитить его от него самого? — мрачно предположил он. — Ты же читала рапорт. Он сорок семь человек свёл с ума. Пятеро в итоге покончили с собой. А если бы подобное повторилось? Если бы кто-то ещё пострадал? Или даже он сам, что тогда? — Они не пытаются ему помочь, — Мейбл произнесла это жёстко и чётко. Так, что было ясно: в этой мысли она не сомневается ничуть. — Мы говорим о Билле Сайфере, Мей. Том парне, который едва нас всех не прикончил. Разрушил город, натравил на меня монстров, пытал дядю Форда и тебя заточил в пузыре, который… — Конфеты там были вкусными, — пожала Мейбл плечами. — Даже не начинай. Послушай меня, братишка: ты ведь сам понимаешь, что это чушь. Сидишь и выдумываешь отговорки. Просто ищешь оправдания тому, что они делают, чтобы струсить и ничего не делать самому. — Я и не могу ничего сделать. — А почём тебе знать? — Она посмотрела брату в глаза и вздохнула, чуть заметно качнув головой: — Подумай, что бы сказал дядя Форд, будь он здесь. Диппер в ответ только усмехнулся. Этот внутренний аргумент он прокручивал в голове уже столько раз, что тот почти потерял силу. Стэнфорд боялся Билла и ненавидел всем сердцем. Предугадать его реакцию было тяжело. Может быть, Диппер идеализировал его образ. Может быть, Форд только порадовался бы, узнав, что Сайфер находится там, где ему самое место. — Дяди злились на Билла, — улыбнулась Мейбл немного грустно. — Сильно и вполне заслуженно. Но это всё слова, понимаешь? Они не были жестокими. Иногда жёсткими, да, но не злыми. Ни один из них. А потом она, забавно сморщив чуть вздёрнутый нос, расплакалась, и кинувшийся утешать её Диппер так и не успел найтись с достаточно уместным ответом.

***

Всё стало проще, когда Билл впервые вышел с ним на открытый диалог. Диппер в тот раз спросил: — Что бы ты сделал, если бы вышел отсюда? И увидел жёлтые вкрапления в мутной зелени. У него были запавшие щёки, синяки под глазами, а лоб покрыт испариной. За прошедшие восемь встреч Диппер отыскал в комнате ещё три спрятанные камеры. Берущие крупным планом их лица и снимающие издалека всю картину в целом. Каждое их слово записывалось — за каждой беседой тщательно следили. Диппер понятия не имел, как скоро терпение спецслужб подойдёт к концу и его, так и не добившегося от Билла ничего конкретного, выдворят вон. Он только надеялся, что времени в запасе ещё достаточно. — Я бы начал новую жизнь, — сказал Роберт и прямо посмотрел ему в глаза. — Сначала надрался бы в стельку, а потом зажил заново. По-моему, я заслужил третий шанс. Если верить этим парням, второй-то мне использовать не удалось, так? А если не верить… если не верить, то у меня не было и первого. Из тех лекарств, которыми меня тут пичкают, я подобрал бы самые необходимые на постоянный курс — знаешь, чтобы никто больше не пострадал. Я ведь так и не понял, что произошло со всеми теми людьми. То есть… я ни черта им не делал. Мне просто снились кошмары. — Мне они тоже снятся, — признался Диппер, настороженно разглядывая бывшего демона в ответ. — Из-за них кто-нибудь умер? — Из-за них — нет. В них — слишком часто. — Кошмары о Билле? — Да. О тебе. — Мне правда нужно повторять, что я думаю по этому поводу? — Роберт издал негромкий смешок и тут же скривился от боли — кажется, у него снова были треснуты рёбра. — Слушай, ты вроде не совсем тупой и не совсем псих. Неужто я правда похож на этот… геометрический кошмар на тонких ножках, а? Я человек. Со своими чувствами, между прочим. Из всех них хоть ты, Сосна, мог бы обращаться со мной, как с человеком. Диппер почувствовал, как параноидальный холодок ледяной лапой скользит вниз по позвоночнику. — К-как ты меня назвал? — У тебя забавная фамилия, — фыркнул Смит и с болезненной гримасой откинулся на спинку стула. И снова суженные змеиные зрачки у него в глазах — не более отблеска. Камера не заметила. Диппер замечал всё.

***

Диппер снова проснулся в холодном поту. Его колотила мелкая дрожь, очертания комнаты в темноте расплывались и казались сейчас совсем чужими и незнакомыми. Кошмары вот уже пять лет не давали ему спать по ночам. Он в очередной раз видел каменные фигуры, бывшие недавно его родными и близкими. Искажённые ужасом и застывшие так лица. Пылающий город. Глазницы, высеченные в древесной коре, и подвижные зрачки, пляшущие, бешено вращающиеся, залезающие под кожу… «Я этого не заслужил, Сосна» «Даже смерть была бы милосерднее» «Неужто позволишь этому случиться?» Зрачок останавливает движение и замирает напротив его лица. «Ну, и кто из нас тогда был бы большей сволочью?»

***

— Чувствую себя, как на кукольном представлении. Знаешь, том самом, где из тряпок сшивают невесть что человекоподобное, а потом запихивают туда руку и заставляют дрыгаться под музыку. Текст читать. Совершать потуги на актёрскую игру. Ощущения круче, чем на приёме у проктолога. Роберт был очень, очень болен. Диппер не представлял, как тому вообще удавалось складывать слова в связные предложения. Он едва шевелил немеющими губами и с трудом фокусировал на Диппере взгляд. — Бывал когда-нибудь на кукольном представлении, Сосна? — Добавил он. Он — в смысле Билл, а не Роберт. Разница вроде бы условная, но для Диппера она выглядела колоссальной. Диппер в ответ крупно сглотнул. Намёк он понял. — Мейбл однажды такое устроила. В результате в зале случился пожар. Все куклы сгорели. Билл посмотрел ему в глаза, и взгляд этот показался Дипперу столь пронзительным, что по коже у него пробежали мурашки. — Вы были детьми. Это неудивительно. — Возраст в таких вопросах ничего не решает. Он не определяет ни опыт, ни вынесенную из него ценность. Может, ребёнком я был даже более разумен. — Судя по твоим рассказам, ребёнком ты был храбрее. — Потому что думал, будто знаю, что делаю. Даже если сомневался в себе, понимал, когда делал что-то правильно. — А сейчас? Диппер улыбнулся ему тоскливо — почти виновато. — Сейчас я совсем ничего не понимаю. — Но продолжаешь приходить. — Продолжаю. — Эти встречи тебе вредят. Мне нечего тебе дать, Сосна. Гештальты твои не закрою, от кошмаров не избавлю и помочь не смогу. Замкнутый круг какой-то. Это становится скучно, ты не находишь? Жаль, что мы оказались бесполезны друг другу, но… На долгие секунды в комнате повисло молчание. — Так мне больше не приходить? — Без улыбки поинтересовался Диппер и действительно, глядя ему в глаза, поднялся из-за стола. — Считай, я снимаю с тебя ответственность, — заверил его Сайфер. Он глядел загнанно и тоскливо, и на сей раз это не получилось скрыть даже за гадкой на вид ухмылкой. А может, Диппер просто приучил себя видеть больше. Или обманываться: с героизмом или жертвенностью. Всё равно разница между двумя категориями была иллюзорна.

***

Это казалось паршивым планом. Отвратительным. Провалом несло за милю и, серьёзно, даже в свои двенадцать Диппер не мог представить себя, совершающим нечто подобное. И ведь ради кого?.. У него не было ни гарантий, ни обещаний, ни даже шаткой надежды на честность Билла в виде заключённой сделки. Он не знал, к чему это приведёт. Понятия не имел, выживет ли. — Стиратель памяти в любую минуту готов к отправке, — сообщил Диппер негромко. — Если со мной что-то случится, если пострадает кто-то ещё, его перешлют прямо сюда. В чьём бы теле ты ни находился, они тебя отыщут. И захватят снова, а если не сумеют — уничтожат. Мы с Мейбл приложили к посылке записку с инструкциями. Неважно, сейчас или через годы, но если возьмёшься за старое, они её получат. Я не угрожаю. Просто информирую о последствиях. Токсичность выпитой горсти лекарств работала вовсю. Он рассчитал всё тщательно. Доза не смертельная, хотя всё ещё рискованная. Но её, по крайней мере, можно было списать на досадную случайность — такими медикаментами счёты с жизнью не сводят. Фармакохимия развернулась во всей красе — Диппер уже с трудом шевелил губами и пытался ухватить очередную мысль, но с каждым ударом сердца всё больше терялся в наркотическом дурмане. Роберт с интересом распахнул глаза. «Сейчас ты умрёшь». Диппер слышал его голос у себя в голове. Знакомый голос. Тот самый, из сновидений — из фантастической и страшной реальности, произошедшей пять лет назад. Наверное, это хороший знак — раз он снова слышал Билла. Всё должно было получиться. Он, должно быть, сошёл с ума, раз пошёл на такое. «Не умру. Просто потеряю сознание. Нельзя, чтобы они догадались, что происходит». У Билла будет пара минут времени. Этого должно хватить. Комната перед глазами поплыла. Диппер знал, что сейчас агенты, наблюдающие за их беседой, ворвутся к ним и окажут первую помощь. От него не зависело уже ни черта. «Я ведь могу тебе доверять, Билл?» Жёлтые глаза Роберта — последнее, что он увидел перед потерей сознания. «Ни в коем случае, Сосновое Деревце» Нечто ледяное и изворотливое гибкими щупальцами коснулось сознания. «Но ты не будешь разочарован».