Заместитель 2-3

9 октября 2011 года Ханты-Мансийск Дневник Гунтрама де Лиля Сегодня Конору исполнился год, и он просто очарователен. Порой мне не верится, что он здесь, со мной и Александром. Он — величайший дар в моей жизни. Это такая радость — наблюдать, как он растет. Месяц назад он начал гораздо лучше ползать, и теперь мы целыми днями за ним бегаем. Конор ненавидит сидеть в манеже и желает самостоятельно исследовать дом. Закрытый кабинет для него является непреодолимым искушением. Александр позволяет ему делать все, что он хочет... в разумных пределах, конечно. Он очень гордится Конором и показывает его своим деловым партнёрам, которые иногда приходят к нам ужинать вместе с женами и детьми. Александр очень внимателен ко мне. Он всегда заботится, чтобы у меня было все, что нужно, и я счастлив. * * * Гунтрам отложил ручку и взъерошил волосы. Он не знал, что написать, чтобы выговориться и при этом не вызвать подозрения. Он взглянул в сторону и увидел, что Конрад все ещё спит на ковре в окружении игрушек, накрытый легким одеялом. «Ему хорошо, и это главное. Константин любит его, как родного. Он его не тронет, — Гунтрам привычно установил сигнал будильника, чтобы тот прозвонил через час, перед тем как достать новую коробку карандашей из ящика стола, где он прятал от Конрада свои материалы, чтобы тот до них не добрался. — Всё стало хуже, чем прежде. Я не знаю, что ещё сделать, чтобы контролировать провалы во времени. Неужели я схожу с ума?» Подавив вздох, он взял альбом, в котором рисовал все утро, и с опаской открыл его. Облегчение затопило его, когда он убедился, что все зарисовки посвящены теме, которую он разрабатывал последний месяц. «Все-таки стало лучше. Только один провал за две недели, — неуверенно подумал он. — Когда Масаева нет, можно заводить будильник, чтобы контролировать себя. Это просто стресс. Мне нечего бояться. Константин не тронет ни мальчишек, ни меня, пока я делаю, что он хочет». «Я смогу играть в его игру. Я действительно смогу». Он заметил, что темно-красный карандаш затупился, и достал точилку, досадуя, что все ножи убрали и он не может заострить грифель так, как ему нравится. «А если Конор доберется до ножа?» — сказал Константин, и Гунтраму пришлось смириться. Он заточил карандаш, наждачкой заострил ему кончик и принялся работать. Звук будильника заставил его подпрыгнуть, и он поспешно выключил звонок, пока сын не проснулся. Гунтрам взглянул в альбом и обрадовался, увидев там рисунки, которые запланировал на сегодня. Он лихорадочно пересчитал страницы и прикинул, что на каждую иллюстрацию ушло примерно по двенадцать минут, а, значит, никаких провалов не было. Он снова завел будильник. * * * — Очень мило. Что это? — спросил Константин, обнимая Гунтрама за плечи и разглядывая лица четырех девочек-подростков, видимо, откуда-то по соседству. — Я не знаю, кто они, — быстро ответил Гунтрам, приходя в себя от неожиданных объятий. — Думаю использовать их как модели для историй, которые хочу иллюстрировать. Я до сих пор не определился, как должна выглядеть Василиса. — Да, возможно, они подойдут. Они все чем-то похожи между собой. Кузины? — Может быть. Я видел их в Макдональдсе, они там ели бургеры. Я не понял, о чем они говорили, — робко ответил Гунтрам, молясь, чтобы Константин прекратил его выспрашивать. — Нужно разбудить Конора. Он должен посмотреть на свой подарок. — Подарок? — Ты же не забыл, что сегодня его день рождения? — обеспокоенно спросил Константин. — Нет. Я просто подумал, что он слишком мал, чтобы праздновать. Конор же ещё младенец, — ответил Гунтрам, пытаясь скрыть смущение. «Вот дерьмо! Я перепутал дату. Вот почему Масаева с утра не видно. Должно быть, поехал за чем-нибудь в город». — Доктор сказал, что ничего страшного не случится, если мы дадим Конору маленький кусочек пирога. И он может сегодня лечь спать немного попозже, — решил Константин. Он подошел к спящему Конраду и взял его на руки. — Привет, Кон. Хорошо спал? — мягко спросил он, пытаясь разбудить малыша. Конрад приоткрыл глаза, сонно взглянул на Константина, обезоруживающе улыбнулся ему и зарылся лицом в широкую грудь, надеясь ещё поспать. Константин фыркнул, позабавленный тактикой, которую использовал малыш, чтобы добиться своего. — Не сейчас, маленький. Пора просыпаться, иначе потом тебя не уложишь, — сказал он по-русски. — С такой улыбкой у тебя будет море поклонников, но не бойся, я не дам им забрать тебя у нас. Ты наше солнышко. С ребенком на руках он прошел к двери и передал его няне, распорядившись помыть Конрада и принарядить его для вечера. Гунтрам с замиранием сердца смотрел на всё это и еле выдавил улыбку, когда Константин обернулся к нему. — Почему бы тебе тоже не переодеться? Всё-таки это его первый день рождения, ангел. Он подошел к Гунтраму, схватил его за талию и прижал к себе. Не дожидаясь ответной реакции, взял за подбородок и страстно поцеловал, еще крепче обняв, когда ему захотелось углубить поцелуй. Удовлетворенный откликом Гунтрама, Константин отпустил его. — Тот бежевый джерси в голубую клетку очень хорошо на тебе смотрится, ангел. Подчеркивает цвет твоих глаз, — мягко сказал Константин, и Гунтрам молча кивнул. Он с тревогой следил, как Константин, потеряв к нему интерес, внимательно рассматривает его работы. Не вытерпев напряжения, Гунтрам сбежал к себе в комнату. * * * Переодевшись, Гунтрам пошел искать Константина, но в студии его не было, и он бросился бежать в гостиную. Когда он постучал в белую деревянную дверь, хорошо знакомый голос разрешил ему войти. — Как всегда, чудесно, — похвалил его Константин, держа на руках причесанного и приодетого Конрада. — Хочешь немного шампанского? — Нет, спасибо, — коротко ответил Гунтрам и хотел взять у него ребенка, но Константин спустил Конрада на пол, и малыш резво пополз от отца, который взволнованно и слегка раздосадованно смотрел на эту демонстрацию независимости. — Пусть ползет, ангел. В этом возрасте им интересно всё, кроме родителей. — Я думал, это начнется только в подростковом… — Гунтрам прикрыл глаза, когда Константин рассмеялся и поцеловал его в лоб. — Сейчас они еще хотя бы слушаются, когда им велишь что-то не трогать, — ответил он, и Гунтрам улыбнулся. — У меня кое-что есть для него. — Он слишком мал и еще не понимает, что такое подарок. — Зато он достаточно взрослый, чтобы его открыть. На самом деле, он уже понимает, что мы сейчас говорим о нем, — Константин указал на малыша, который сидел и внимательно смотрел на обоих взрослых. — Кон, иди сюда, — ласково позвал его Константин, и ребенок быстро пополз к нему, но на половине пути увидел блестящие золотисто-молочные шары, висящие над кофейным столиком в качестве украшения, и, отвлекшись на них, пополз в другом направлении. — Ну, цель почти достигнута, — хмыкнул Константин и подошел к Конраду, чтобы взять его на руки. — У меня кое-что для вас есть, молодой человек. Он усадил малыша на кожаный диванчик, и Гунтрам поспешил сесть рядом с ним, испугавшись, что тот может упасть. Константин взял в руки зеленую коробку, обвязанную желтой лентой, и вручил ее Конраду. Когда Гунтрам наклонился, чтобы помочь сыну, Константин деликатно убрал его руки со словами «Пусть сначала сам попробует». Конрад посмотрел на коробку, дернул ленточку и осторожно взял ее кончик в рот. — Мда, наверно, всё же надо ему немного помочь, — вздохнул Константин, и Гунтрам, перерезав ленточку, открыл коробку. Конрад сразу же забыл о ленточке, с интересом уставился на коробку и потянулся, чтобы порвать бумагу и съесть коробку. — Нет, твой подарок — не коробка, — добродушно засмеялся Константин, придерживая малыша, пока Гунтрам снимал крышку и вынимал средних размеров мягкий красный мяч. Мягкий материал походил на плюш, но был несколько иной на ощупь. При виде мяча глазенки Конрада вспыхнули, и он потянулся, чтобы схватить его, но Константин успел быстрее — он положил мяч на пол и толкнул, чтобы тот покатился прочь. Малыш был готов прыгнуть за ним, и Константин спустил его на пол. Оказавшись внизу, Конрад пополз к желанному шару, который остановился на середине комнаты, светясь изнутри. Когда мальчик уже почти схватил его, мяч волшебным образом ускользнул от него, и Конрад, завопив от полноты чувств, снова погнался за ним. — Что это? Прямо волшебство какое-то! — улыбнулся Гунтрам. — Не видел никогда ничего подобного. — Никакого волшебства — просто датчик движения. Каждый раз, когда мяч пытаются схватить, он откатывается. Эта игрушка займет его на полчаса. — Откуда он? — спросил Гунтрам, беря Константина за руку. — Его сделали в нашей компании. Помнишь Петра Васильевича, у которого тройняшки? Он помогал мне придумывать конструкцию. — Неужели ты сам сделал его для Кона? — Скоро зима, и Конор не сможет много гулять, ангел. Гунтрам бросился к нему на шею и благодарно поцеловал. — Это чудесный подарок, Александр! Спасибо. — Мяч гарантированно загоняет его к вечеру, — самодовольно отвечал Константин, возвращая поцелуй. — Семь инженеров и физиков работали, чтобы создать последний вариант. Это лето выдалось тихим для компании; у нас был выбор — либо придумывать эту штуку, либо вместе рубиться в «Mafia Wars», а я не люблю проигрывать в видеоиграх. — Как он работает? На батарейках? — спросил Гунтрам, когда мяч прикатился ему под ноги, и он смог взять его и рассмотреть. — Здесь используется кинетическое движение, внутри маленькая батарейка. Оригинальное устройство называется Socket, предполагается, что батарея будет использоваться для подключения светодиодной лампы или, например, в устройстве для стерилизации воды. Мы увидели такие штуки в «Инициативе Клинтона»*, и поскольку наша компания является одним из спонсоров фонда, мы получили один или два экземпляра в подарок. Ну и мы по старой русской привычке распотрошили его. Идея хорошая, но очень затратная в производстве, и я не думаю, что она окажется полезной в бедных районах. Такие мячи, как игрушки, можно было бы продавать миллионами и на вырученные деньги покупать настоящие генераторы, но мы инженеры, а не политики. Итак, мы распотрошили одно устройство, вставили туда светодиодные лампочки, датчик движения, небольшой моторчик, чтобы заставить мяч катиться, и уменьшили емкость аккумулятора, потому что ни один ребенок не будет играть с мячом дольше полутора часов. Чтобы мяч заработал, надо просто толкнуть его, ну и не забывать заряжать аккумулятор. — И ты сам сделал его? — ошарашено спросил Гунтрам. — Это было очень тихое лето, и у многих из нас есть дети. Я думаю, Илья пытается сделать один достаточно мощный экземпляр для iPod его сына-подростка. А я думал, что бы такое подарить Конору — хотелось чего-то особенного. — Это чудесно, — с восхищением сказал Гунтрам, глядя, как его сын ползает по комнате за мячом. — Он ему не надоест? — Через десять минут он остановится, и Конор сможет его поймать. — Такая штука должна понравиться малышам, — заметил Гунтрам. — У нас есть международный патент, но цена производства слишком высока. Около пятидесяти долларов за штуку. На Рождество много не продашь. Кто заплатит цену планшета за мяч? — Большое спасибо! — Гунтрам снова поцеловал Константина, и тот обнял его, наслаждаясь тем, как замер Гунтрам, прижавшись к его груди головой. Через несколько минут мячик остановился, и Конрад сумел наконец его поймать. Он уселся посередине комнаты, крепко вцепившись в мяч и сияя от радости, что всё-таки победил эту штуку. Гунтрам рассмеялся. — Надо добавить в описание слова «повышает самооценку ребенка» — фыркнул Константин. — У него такой гордый вид… — Адская штучка, Александр, — рассмеялся Гунтрам. — К счастью, он вовремя остановился. — Ребенок против мяча, — пошутил Репин. — Он должен понять, что если хочет чего-нибудь, то должен добиться этого сам. * * * За ужином Гунтрам кормил сына кусочками специально испеченного для него пирога, а его собственная порция лежала на тарелке нетронутой. Он улыбался — Константин рассказывал ему историю о том, как однажды пьяный северный олень пытался вломиться в офис компании. «Это была плохая идея — посадить вокруг яблони. Проклятая тварь теперь регулярно надирается». Звук машины, подъехавшей к дому, заставил его замолчать; лицо приобрело суровое выражение. — Иди в комнату в подвале, ангел, — тихо сказал он; Гунтрам послушно взял Конрада на руки и поднял мяч. Но у выхода он наткнулся на незнакомого человека, который дернул у него перед лицом полуавтоматическим оружием, показывая, что он должен вернуться на место. Нервно сглотнув и даже не взглянув на Константина, Гунтрам отошел в сторону, уступая место незнакомцу. Вспомнив происшествие в Парагвае, он крепче прижал к себе ребенка. В ту же секунду в комнату ворвалось четверо мужчин. Гунтрам отметил, что они серьезно вооружены — штурмовыми винтовками, и вместе с тем отсутствие военной выправки свидетельствовало о том, что, в отличие от телохранителей Константина, эти люди не служили в армии. Какой-то человек, не старше тридцати с небольшим лет, растолкал их и остановился у стола, брезгливо глядя на Константина. — Значит, ты — Курагин, — к удивлению Гунтрама сказал он по-английски. Люди тут в основном говорили по-русски, и никого не заботило, понимает он их или нет. На короткое мгновение у Гунтрама вспыхнула надежда, что их послал Конрад, но она умерла, когда мужчина с гримасой посмотрел в его сторону. — А это, должно быть, твоя шлюха. Не слишком ли он стар для постельных развлечений? Константин не отвечал, только холодно смотрел на мужчину. «Похоже, они неопытны. Тем легче будет с ними разобраться», — подумал он, сохраняя независимый расслабленный вид. — У вас тут день рождения, а нас позвать забыли? — с ухмылкой сказал мужчина. — Я был лучшего мнения о городских. «Точно, идиот. Слишком много болтает. Этим неотесанным соплякам еще многому надо учиться», — Константин молчал, со злорадством наблюдая за тем, как незваные гости начинают нервничать, видя его уверенное спокойствие. Он глянул на отражение в столе, проверяя, как там Гунтрам, и обнаружил, что тот тяжело дышит и вцепился в малыша. Конор удивленно озирался, но уже начинал проявлять беспокойство, словно чувствуя страх отца. — Ты их еще и разводишь? — спросил мужчина, показав на Гунтрама. — А это не лишняя трата денег? Проще достать экземпляр посвежее. — Настоящее качество трудно найти, сэр, — степенно ответил Константин. — И хороших друзей тоже, — заметил другой человек. — У тебя тут нет друзей, и ты не знаешь, как правильно себя вести. — Боюсь, что нас друг другу не представили. — Ты забыл заплатить взносы в профсоюз перевозчиков за последние четыре года. Мы были более чем терпеливы с тобой. — Боюсь, вы ошибаетесь. Я уже внес все взносы. Спросите Крестовского. — Он забыл заплатить нам, а теперь мы тут всем заправляем. Ты должен нам четыре миллиона рублей. «Всего-то? Значит, он понятия не имеет, кто я такой». — Это большая сумма, господин Корсаков, — ровно сказал Константин. — Как ты узнал мое имя? — Вы довольно известны в округе, но ваша цена мне не по средствам. — Слышь, ты, педрила, заплатишь до завтра, или мы поджарим мелкого! — крикнул Корсаков, и один из его людей подскочил к Гунтраму, ударил его по лицу и вырвал из рук ребенка. Гунтрам повалился на пол, и прежде чем он успел подняться и отобрать ребенка, мужчина приставил к его голове оружие. Гунтрам замер, а Конрад разразился сердитым плачем. — Умная у тебя сучка, Курагин. Мы тут педиков не любим, поэтому твой взнос удваивается. Восемь миллионов рублей завтра до вечера, или никогда больше не увидишь своего выродка. — Очень хорошо, но я буду очень признателен, если вы заберете с собой тела, — сказал Константин, и Корсаков обнаружил, что двое из его людей лежат у стены застреленные. Гунтрам зажал рукой рот, чтобы удержаться от крика при виде двух трупов. «Они все ненормальные! Стрелять вблизи моего малыша!» Он посмотрел на изумленного бандита, держащего Конрада, и понял, что тот без колебаний убьет его. — Что за хрень! — завопил Корсаков, но примолк, когда увидел красное светящееся пятнышко у себя на груди и людей, целящихся в него с верхнего этажа. — Верните ребенка моему другу, и мы поговорим о деле, — повысив голос, чтобы перекричать воющего Конрада, сказал Константин, который так и не поднялся со стула. — Мои люди опустят стволы, когда Федя выйдет из комнаты. — Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь здесь командовать. — Я хочу договориться, но как вы сказали, это мужское дело. Детям здесь делать нечего. Корсаков дернул головой, и человек, державший извивающегося Конрада, бросил его на пол. Гунтрам кинулся к малышу и, подхватив на руки, прижал сына к груди и стал успокаивать, гладя по голове. — Ступай, Федя, — невозмутимо приказал ему Константин. — У меня есть дела. * * * В коридоре Гунтрам увидел, как двое людей Константина вытаскивают тела из дома. Ужаснувшись, он закрыл ладонью сыну глаза и пошел еще быстрее. — Тише, парень. За тобой не угонишься, — услышал он позади голос Масаева. — Пойдем со мной в подвал. Здесь тебе не место. — Кто они? Как они вообще смогли сюда войти? — Через дверь. Господин Курагин разберется с ними, — сказал Масаев, беря его за руку. — Конор в порядке? — Они уронили его! — крикнул Гунтрам, и его сын снова заплакал. — Это может стать помехой переговорам, но малыш, похоже, не пострадал. Пойдем со мной, — он схватил Гунтрама за локоть и заставил спуститься по лестнице в подземную часть дома, где обычно спали слуги. В подвале был оборудован домашний кинотеатр, и по какой-то причине Константин устроил внизу пять гостевых спален. Масаев привел Гунтрама в самую большую комнату, и тот обнаружил, что на кровати лежит любимая плюшевая игрушка Конрада, заяц с длинными ушами, которого Константин привез для него из Штатов несколько месяцев назад. Он неверяще взглянул на Масаева, все еще тяжело дыша от страха. — Переодень малыша в ночную одежду и сам переоденься. Сегодня будешь спать здесь. В эту часть дома практически невозможно попасть, — коротко сказал Масаев и отвернулся, чтобы не смущать Гунтрама. — Можете мне сказать, что происходит?! — Как ты знаешь, идут переговоры, и молодые люди немного горячатся. Оставайся здесь и ни о чем не волнуйся — тут безопасно. — Не волноваться?! — крикнул Гунтрам, но поймав острый взгляд Масаева, заговорил спокойнее. — Что происходит? — Полагаю, случился передел власти, и теперь этот Корсаков — новый босс. Он всего лишь хочет обложить налогом господина Курагина, угрожая проблемами с перевозками. Ничего необычного, — не поворачиваясь, сказал Масаев. — Не мог бы ты принять свои таблетки? Пульсирующая головная боль не давала Гунтраму забыть, что всё это реальность, а не ночной кошмар. — Абсурд какой-то! — пробормотал он. — Так мы делаем дела. Не о чем волноваться. Постарайся поспать. — Вы так делаете дела? — в шоке повторил Гунтрам. — Угрожаете штурмовыми винтовками и обижаете детей? — Русские — как кошки, мой мальчик. Чем громче они орут, тем сильнее любят друг друга. Тебе этого не понять, так что доверься господину Курагину, — сказал Масаев, присаживаясь на постель, чтобы поиграть с Конрадом. Он фыркнул от смеха, когда увидел, как малыш вцепился в огромную зайчиху. — Игрушка больше него самого, но он не сдается. Почему бы тебе не принять теплый душ перед сном, Федя? Я посижу с ним. Гунтрам изумленно смотрел на Масаева. Как он может быть таким спокойным? Он уже собирался сказать все, что думает, но в последний момент испугался, что потом может пожалеть о сказанном. — Хорошо, — пробормотал он и вытащил пижаму из-под подушки, заметив, что там уже лежит и пижама Константина. «Он тоже собирается перебраться сюда. О радость!» В ванной он пустил из крана чуть ли не кипяток и даже не заметил этого. «Я больше так не могу. Надо уходить отсюда, пока с Конрадом что-нибудь не случилось. Год закончился, Константин должен отпустить нас». Он переоделся и, вернувшись в спальню, обнаружил, что его сын уже почти заснул в обнимку с зайчихой, а Масаев рассказывает ему сказку по-русски. Гунтрам сглотнул, нервно улыбнулся и подождал, пока тот не закончит. — Видишь, Федя? С ним снова все в порядке. Постарайся расслабиться, и назавтра Конор всё забудет. Младенцы не понимают, что такое оружие, но зато они чувствуют страх родителей. Успокойся сам, и с ним всё будет хорошо, — шепотом сказал Масаев, подтыкая одеяло вокруг Конрада. * * * Гунтрам проснулся оттого, что кровать прогнулась под чьим-то весом, и испуганно отпрянул, почувствовав чужое прикосновение. Узнав фигуру Константина, он облегченно вздохнул. — Это всего лишь я, ангел. Спи дальше, — устало пробормотал тот и осторожно погладил Конрада по голове. — Ты пил? — спросил Гунтрам, учуяв сильный запах водки в дыхании Константина. — Ну не с самоваром же нам дела улаживать, — усмехнулся Константин. — Расслабься, ангел. Теперь мы договорились. — С бандитом? — Я не могу перебить их всех. Это моя земля, и я не гажу там, где ем, ангел. Это просто временное решение. — Какое именно? — Я плачу ему три миллиона за услуги, а он обеспечивает мне охрану. Это выгодное соглашение для всех. Еще он ликвидирует беспорядок наверху, — устало сказал Константин. — Теперь дай мне поспать. — Это всё? — Да. — Ты позволишь этим людям ошиваться в доме? Людям, которые пришли с оружием и угрожали моему ребенку? — Конор и мой ребенок тоже. Корсаков сегодня недосчитался троих, он теперь знает, как играю я. Подкупить его дешевле, чем ликвидировать. Мы долго беседовали и договорились по деньгам. Я, знаешь ли, не бросаю людей в ванну с кислотой на своем собственном заднем дворе! — сердито прошептал он, и Гунтрам отдернулся. — Это не Латинская Америка, и у него связи в местной полиции. Я решу эту проблему так, как считаю правильным. Или ты хочешь, чтобы я начал взрывать машины?! — Нет, — испуганно прошептал Гунтрам. — Тогда позволь мне вести дела, как я умею. Я был на самом верху, помнишь? И знаю, как туда взобраться. Мне всего лишь надо усилить этого идиота, чтобы он защищал территорию от более крупных хищников. Если они придут сюда, первым делом убьют его. Можно сказать, что сегодня я купил дополнительную линию обороны. — Как ты можешь быть таким спокойным? Он угрожал Конору! — Его люди больше и пальцем не тронут ни его, ни тебя. Они познакомились с Димиными друзьями и осознали правила. Проблем больше не будет. А ты держись рядом с Масаевым и Клячко, — он перевернулся на другой бок. — Конор и мой сын тоже. Я сделаю всё на свете, чтобы защитить его и тебя. Клянусь, что больше никому не позволю украсть тебя у меня. Это ясно, Гунтрам? — он с нажимом проговорил его настоящее имя. — Я понял, Константин, — пошептал Гунтрам, стараясь не обращать внимания на комок страха, поселившийся у него в животе. 20 октября 2011 года «Возможно, это убывающий световой день так действует на него, — озабоченно подумал Масаев, глядя на Гунтрама. — Летом он был в гораздо лучшем состоянии, а сейчас становится все рассеяннее, все забывает, у него снова провалы во времени, и он рисует странные вещи. Может быть, недостаток ультрафиолета так на нем сказывается. Он долго жил в солнечной стране и почему-то боится здешней зимы». Масаев сидел в саду, покрытом первым снегом, и наблюдал, как Конрад катается по снегу и хихикает, играя с мягкими снежными хлопьями. «А малыш наоборот — быстро привыкает, — подумал он гордо. — Живой, энергичный ребенок. Возможно, и Федя был таким, пока его отец не сдал его в закрытую школу». «Федя становится беспокойнее, и я не понимаю, почему. У него нет причин бояться людей Корсакова. Босс сказал ему, что через какое-то время мы собираемся переехать в другое место. Может, снова в Штаты. Боссу нравится Боулдер, Сиэтл и Аспен; там хорошо растить ребенка. Или, возможно, мы поедем в Монреаль. Будет приятно снова услышать французскую речь». Он с некоторым трудом поднялся с холодной скамейки и почувствовал боль в спине. «Я старею. Если так будет продолжаться, меня наймут «дедушкой». На самом деле босс уже начал шутить на эту тему». — Федя! — громко крикнул он. — Конору пора обедать! — Иду, — отвечал Гунтрам, поднимая извалявшегося в снегу сына. Он подошел к Масаеву, стряхивая снег с одежды. — Наверно, лучше его сначала переодеть. — Вот это правильно. Отдай его Галине, она вполне способна с этим справиться, — шутливо сказал Масаев. — Эта женщина целый день ничего не делает. Непорядок. — Вы слишком строги, Михаил Петрович, — с улыбкой заметил Гунтрам, пока они шли к дому. — С годами я размяк, уж поверь мне, — фыркнул Масаев. — Посмотрел бы ты на меня в молодости. Смех умер у Гунтрама на губах, когда трое незнакомых мужчин загородили дорогу и обступили его. — Ну-ну, вот это, значит, та шлюшка, с которой мы должны нянчиться, — сказал один из них по-русски. — Прочь отсюда, — рявкнул Масаев. — Или что, старик? — ухмыльнулся другой. — Давай, принцесса, иди домой. Тут слишком холодно для тебя, — сказал он по-английски. — Вы будете обращаться к господину Тарасову уважительно, или ваш контракт расторгнут, — прорычал Масаев и подошел ближе. Двое других мужчин громко рассмеялись. — С такими, как ты, неудивительно, что Курагин очень нуждается в новой охране, — ухмыльнулся один из них. — Посмотрим. Масаев потянул Гунтрама за рукав — тот словно в землю врос и с беспокойством смотрел на незнакомцев. — Милый малыш. Сколько ты за него заплатил? — спросил один мужчина, и Гунтрам с ужасом уставился на него. — Неплохо иметь папика вроде твоего, но, возможно, он поменяет тебя на кого-нибудь помоложе, как думаешь, Медведь? — Я слышал, что сучка еще и больна, а сопляк всю ночь плачет. Лучшее, что может сделать Курагин, это продать его, чтобы вернуть часть денег, — презрительно прокомментировал мужчина. Гунтрам рвано задышал, слушая, как смеются мужчины. — Я сообщу о вашем поведении, — пролаял Масаев и еще энергичней потянул Гунтрама за рукав. Тот окаменел и крепче прижал сына к груди. «Только не сейчас, дитя. Это всего-навсего безмозглые прыщи. Не о чем беспокоиться». С большим трудом Масаеву удалось увести Гунтрама в дом. — Не думай о них. Вечером я поговорю с господином Курагиным, — сказал он, и Гунтрам печально посмотрел на него. — Они не будут контактировать с тобой. До смерти перепуганный, Гунтрам молчал. «А если они заберут моего ребенка? Они же не подчиняются Константину». — Дитя! — Масаев встряхнул Гунтрама, чтобы вывести из кататонии. — Ступай наверх, отдай Конора няне. С него течет, он все тут забрызгает. — Да, верно, — пробормотал Гунтрам и пошел наверх. * * * «Константин не сможет защитить Конрада — его постоянно нет дома. Он либо в офисе своей фирмы, либо уезжает по делам. Практически я тут один с Масаевым, Димой и его двумя ребятами. Большая удача, что нам удалось отбиться от них тем вечером. Их больше, чем нас, — думал Гунтрам, глядя, как спит его сын. «Мне надо уходить. Год закончился. Константин должен меня отпустить». Дверь резко отворилась, и огромный, как медведь, мужчина (кажется, они так его и называли — Медведь) решительно вошел в спальню и, расхаживая по комнате, стал рассматривать картины Гунтрама. — Славные штуки. Я-то думал, что ты один из тех, кто рисует по клеточкам и считает это искусством, но эти пейзажи действительно хороши. — Пожалуйста, покиньте комнату. Здесь спит мой сын. — Правда, принцесска? — ухмыльнулся мужчина. — Нам лучше подружиться — мы теперь будем много времени проводить вместе, — он подошел к Гунтраму ближе. — А ты все-таки неплохо выглядишь. — Уходите, — рявкнул Гунтрам. — Будь умницей, и мы с тобой сможем договориться. Ты же не хочешь, чтобы с твоим выблядком что-нибудь случилось, так ведь? — Уходите. — Ну смотри сам, принцесса. Только потом не жалуйся, если мелкий попадет в неприятности. Твой папик не сможет все время держать тебя за ручку, и вот тут-то я доберусь до тебя. Курагин просто педик с деньгами. Он без возражений заплатил боссу, так что, возможно, он спокойно даст нам напрокат своего любимца. Участвовал когда-нибудь в групповухе? Будет весело. Гунтрам пристально уставился на мужчину, но его гневный взгляд не возымел на того никакого действия. — Блин, а ты горячая штучка, когда злишься. Будет клёво трахать тебя, — хмыкнул мужчина и удалился. Сердце Гунтрама сжалось от страха; глаза заволокло слезами. Он словно во сне подошел к колыбели и аккуратно взял сына на руки. Накормленный обедом и крепко спящий Конрад не проснулся. Гунтрам надел на него толстое пальто и ботинки, достал из гардероба свое пальто и пошел вниз. Он выбрался из дома через дверь кухни, откуда сбежали все горничные, когда пришлые мужики заполонили ее после обеда. Гунтрам пронесся мимо них, как ураган, и бандиты, занятые своей беседой, не обратили на него внимания. Крепко прижимая к себе сына, Гунтрам, как сомнамбула, шел вперед, думая лишь о том, как добраться до города и уехать отсюда. Никакого четкого плана у него не было, но он не сомневался, что если пройдет лесом до главной дороги, то найдет кого-нибудь, кто подбросит его до Ханты-Мансийска. Снег затруднял ходьбу, но он упорно, не останавливаясь, преодолевал бесконечное белое пространство, подгоняемый сознанием, что его ребенок в опасности. Он не думал ни о холоде, ни о том, как быстро садится солнце, лишь прибавляя шагу и упрямо не замечая легкие уколы боли в груди. Время перестало для него существовать, он шел через лес к дороге, зная, что трасса уже где-то близко и как только он выйдет к дороге, его ребенок окажется в безопасности. Он не обращал внимания на пронзительные крики галок, заботясь лишь о том, чтобы его сын оставался в тепле. Он чуть не пропустил черный внедорожник, преградивший ему дорогу. Гунтрам взглянул на него и хотел бежать, испугавшись водителя, но из машины выскочил Дима Клячко и окликнул его: — Ты ненормальный?! Куда ты собрался?! Не знаешь что ли, что после захода солнца становится гораздо холоднее? — закричал он, подбегая к Гунтраму. — Если господин Курагин найдет тебя здесь, ты покойник! Дай мне ребенка! — Нет! — крикнул Гунтрам и попытался сбежать, но Дима поймал его за воротник, как щенка. Он с легкостью сбил Гунтрама с ног, схватив ребенка, прежде чем тот ударился о землю. Он ожидал, что малыш завопит, но тот молчал, и у Димы сжалось сердце от страха. «Пожалуйста, пусть он будет жив, не так уж сейчас и холодно», — повторяя про себя, пошел он к машине, на ходу пытаясь согреть его. Открыв пассажирскую дверь, он положил маленькое тело на сиденье и принялся энергично растирать его, заметив, как бледно его личико и что губы малыша посинели. «Если он мертв, босс убьет нас всех». Гунтрам подбежал к машине и попытался оттеснить мужчину от своего сына, но Дима еще сильнее наподдал ему. — Ты вообще без мозгов?! Кто выходит с ребенком на улицу в такую погоду! Ты запросто мог убить его! — Отдай мне его! — Нет! Залезай в чертову машину и дай мне одеяло. Мы должны согреть его, или он умрет! — заорал Клячко, борясь с желанием прибить Гунтрама. — Да что ты за идиот?! — снова заорал он. — Я собираюсь идти домой! — Что? Ты еще безумней, чем мы думали! Несешь всякий бред. В чем состоял твой гениальный план? Идти, пока не замерзнешь? Этот ребенок умрет от переохлаждения, если мы его не отогреем! Гунтрам с ужасом посмотрел на него, не задумываясь, снял пальто и, обернув его вокруг Конрада, прижал малыша к груди. — Прекрати! Дай мне проверить ему пульс, — Дима взял крошечное запястье двумя пальцами. — Слабый и учащенный, — оценил он. — Мы должны довезти его до дома и вызвать врача. Полезай в машину! — скомандовал он, и Гунтрам подчинился. Когда Дима развернулся, чтобы уехать, он глянул в окно и застыл, увидев очертания знакомого черного Бентли. Еще больше он занервничал, когда Константин вылез из машины и подошел к Диминому внедорожнику. — Что ты здесь делаешь? — прорычал он по-русски, все еще не видя Гунтрама и ребенка. — Возвращаюсь домой, сэр, — нервно сказал Дима. Константин пристально посмотрел на Клячко и заметил его беспокойство. — Домой? — Да, с Федей, — признался Дима. Константин развернулся, открыл пассажирскую дверь и обнаружил там Гунтрама и малыша, завернутого в пальто. Он сразу же понял, что с ребенком что-то не так, и вырвал его из рук Гунтрама. — Что ты сделал? — злобно прорычал он, потрогав до сих пор не согревшегося ребенка. — У него холодная кожа. — Я хотел уйти домой, — прошептал Гунтрам и попытался забрать сына обратно, но Константин не дал. К нему подбежали двое телохранителей. Константин передал ребенка одному из своих людей и что-то шепнул ему по-русски. Тот бросился к Бентли, унося малыша. Константин смотрел, как уезжает машина, пытаясь успокоиться. Он обернулся, и Гунтрам, увидев его искаженное от гнева лицо, стал пятиться, пока не уперся спиной в машину. Было очень похоже, что Константин убьет его прямо здесь. Константин рванулся вперед и одним ударом выбил из него дух; Гунтрам повалился на землю. Не дав ему времени прийти в себя, Константин упал коленями на снег, схватил Гунтрама за шею и несколько раз ударил головой об машину, стискивая ему горло, пока у Гунтрама не загорелись легкие. Константин в последний раз ударил его, отпустил и поднялся. — Ненормальный! — крикнул он. — Ты у меня заплатишь за это! На сей раз ты узнаешь, как я поступаю с предателями! — Константин! — взвыл Гунтрам. — Сэр, он не совсем ясно соображает, — испуганно вмешался Дима. — Масаев сказал мне, что новые люди оскорбляли его утром. — Он мог убить моего сына! — заорал Константин, и Дима опустил голову, опасаясь, что гнев Репина перекинется на него. Но Константина он не интересовал, он наклонился над Гунтрамом: — Значит, так ты играешь? Хочешь убить моего мальчика, мстишь мне? Ладно, тогда я уничтожу тех двоих! — Они хотели навредить ему! — крикнул Гунтрам. — Я его спасал! — Тупое животное! — проревел Константин, снова припечатав хрупкое тело Гунтрама к машине. — Я покажу тебе твое место! Если с Конором что-нибудь случится, я велю, чтобы ублюдков Линторффа сегодня же ликвидировали. — Нет! Я не знаю, что со мной! — заплакал Гунтрам. — Он сказал, что с Конором произойдет несчастный случай, если я не буду делать, что он хочет! — Кто? — Я не знаю! С Конором всё было нормально! Он просто спал! — Перед тем, как замерзнуть и умереть, люди погружаются в сон, — медленно проговорил Константин, к нему начало возвращаться привычное самообладание. — У него посинели губы. Молись, чтобы с ним было все нормально, когда мы вернемся домой, или я заставлю тебя дорого заплатить за это. Ты хотел мне отомстить! — Он мой сын! Думаешь, я стал бы ему вредить, ты, мудак! — заорал в ответ Гунтрам, и Константин врезал ему тыльной стороной руки, но Гунтрам, выйдя из себя, ударил Константина в живот и прыгнул на него. В шоке Дима смотрел, как хрупкий Гунтрам врезал его тренированному боссу, отчего тот упал спиной на землю, а Гунтрам, всем весом навалившись сверху, бьет его по лицу. «Не зря его прозвали Соболем», — подумал Дима и ринулся оттаскивать Гунтрама от Репина. «Он совершенно безумен, — пришел к выводу Константин. — Ну сверну я ему шею, и что дальше?» Он лежал, не сопротивляясь, лишь уворачиваясь от ударов. Когда Дима потянул разъяренного Гунтрама от своего босса, тот рухнул на грудь Константина и потерял сознание. Константин сдвинул его в сторону и проверил пульс, забеспокоившись, что Гунтрам мог не выдержать напряжения и сейчас умрет вот так, в лесу, прямо на дороге. — Это сердечный приступ? — взволнованно спросил Дима. — Нет, у него стоит дефибриллятор. Он должен контролировать аритмию и предотвращать инфаркты. — Босс, даже с такими штуками люди умирают. — Мы отвезем его домой и вызовем врача, — сказал Константин, слегка встряхивая Гунтрама, чтобы привести его в чувство, но тот не очнулся. Константин взял его на руки, и Дима бросился открывать дверь внедорожника. * * * Молодой врач закрыл за собой дверь спальни и увидел, что в коридоре его поджидает хмурый хозяин дома. «Свердлов говорил, что этот Курагин — непростой клиент, и он был чертовски прав». — Состояние сердца господина Тарасова стабильное, сэр. Сегодня ему нужно отдохнуть. — Что случилось? Он вдруг потерял сознание. — Он очень изможден; я смогу сказать вам больше, когда будут готовы результаты анализов крови. Сердце у него в порядке, хотя он выглядит очень уставшим и напряженным. Попадал ли он в стрессовые ситуации в последнее время? Это могло бы объяснить обморок. У него также имеются признаки анемии, но я хочу в этом точно убедиться, прежде чем что-либо пропишу. — Он прошел несколько километров по снегу. Полагаю, пять или шесть. — В такую погоду и в его состоянии? Нет, ему такое противопоказано. И еще: господин Тарасов должен больше есть. Он весит ниже нормы, и я собираюсь прописать ему витамины. Завтра или послезавтра ему нужно прийти ко мне на прием, и мы проверим записи дефибриллятора. — Спасибо, доктор, — сказал Константин. — Водитель отвезет вас домой. Константин подождал, пока врач скроется из виду, и вошел в комнату. «В конце концов это случилось. Масаев был прав, Гунтраму нельзя доверять ребенка. Но если я заберу у него Конора, он умрет от тоски. Мне нужно снова приструнить его и что-нибудь сделать с его депрессией. Всё вышло из-под контроля, и он может опять себе навредить. Он сел на кровать и посмотрел на спящего Гунтрама. «Должно быть, доктор дал ему снотворное. Это хорошо — на некоторое время он избавил меня от проблем». Константин наклонился и поцеловал Гунтрама. Гунтрам проснулся и открыл глаза. — Как Конор? — испуганно спросил он. — Нормально, спит в своей колыбели. Приходила его доктор, она сказала, что он не должен выходить на улицу несколько дней. Она считает, что последствий не будет. — Я не хотел этого делать. Не знаю, что на меня нашло. — Ты мог его убить, — медленно проговорил Константин. «Он не ноет по поводу линторффских ублюдков — это хорошо». — Я не сознавал этого. Константин, клянусь, я ничего такого не планировал. Я просто знал, что должен его защитить. — Федя, ты всегда боялся холода. Зачем ты вышел из дома в такую снежную погоду? Куда ты собирался попасть без денег? — Я не знаю, — опустошенно пробормотал Гунтрам. — Думаешь, я сумасшедший? Скажи мне правду, Константин. — Александр, — поправил его Репин. — Ты порой ведешь себя очень странно, и тебя трудно понять. Иногда ты не замечаешь, сколько прошло времени, и не помнишь, что и как делал. Зимой тебе становится хуже. — Думаешь, я шизофреник? — Я не психиатр, ангел, — мягко сказал Константин. — Но шизофрения — это очень серьезно, и у нее гораздо больше симптомов. Нет, я думаю, это просто перенапряжение из-за того, что ты отказываешься принять свое положение. Гунтрам молчал, уставившись на одеяло. — Год закончился, друг мой, — осторожно сказал он. — Я хочу вернуться домой. — И на этом всё? — очень спокойно спросил Константин, и у Гунтрама затеплилась надежда, что он выполнит условия сделки. — Думаю, да, — пробормотал он. — Я изо всех сил старался, чтобы тебе было хорошо, но ты же знаешь — я не люблю тебя. Мы всего лишь друзья, которые вместе спят. — Это было так плохо? — Это не то же самое, что любовь. Ты говорил, что я смогу вернуться домой через год. Я не хочу здесь . Здесь не безопасно для Конора. — И что ты собираешься делать? Сесть на следующий самолет в Цюрих? — вкрадчиво поинтересовался Константин. — Так ты отпустишь меня? — А что ты собираешься говорить Линторффу? Где ты жил с июня 2009 года, с кем спал? И не будем забывать про годовалую блондинистую проблемку, которую ты не сможешь от него скрыть, — ощерился Константин. — А, и еще. Как ты ему объяснишь эти отметины на руке? — Конрад поймет меня, — неуверенно проговорил Гунтрам. — Почему ты считаешь, что для нашего ребенка здесь небезопасно? — спросил Константин, и Гунтрам съежился, когда услышал «нашего ребенка». — Я боюсь этих людей. — Почему? — Они грубы и не подчиняются тебе. Они думают, что ты — ноль, и что они смогут выжать из тебя столько денег, сколько захотят, что ты заплатишь за ребенка, если они с ним что-нибудь сделают. Они — бандиты, и я не хочу, чтобы Конор находился поблизости от них! — заканчивая предложение, Гунтрам практически кричал. — И из-за такой мелкой проблемы ты срываешься и забираешь моего сына? Бежишь к моему злейшему врагу и готов отдать ему то, что по праву моё? — медленно проговорил Константин. — Ты дал мне слово! — Обстоятельства изменились. Уходи, если хочешь. Меня это больше не волнует. С меня хватит тебя и твоих истерик. Но Конор останется здесь. Он такой же мой, как и твой, и я тебе его не отдам. — Ты не можешь так поступить! Он — мой сын! — крикнул Гунтрам. — Сын, которого ты сегодня едва не убил. Ты — безответственный отец. Может, ты психически нездоров, может, нет, но для Конора в обоих случаях последствия были бы одинаковы — он замерз бы насмерть. Это я дал ему жизнь — не ты, и я не позволю подвергать её опасности. Тебе ясно? — Я смогу о нем позаботиться! — Он остается здесь, Федор, и тебе надо заслужить право быть с ним рядом, — прорычал Константин, железной хваткой стиснув его запястья. — Я спас твою жизнь, дал тебе ребенка, и вот как ты отплатил мне? Очень хорошо, Гунтрам. Если ты считаешь, что сам сможешь о нем позаботиться, тебе придется это доказать. --------------------- Примечание переводчика *«Глобальная инициатива Клинтона» — фонд, созданный в 2005 году президентом США Биллом Клинтоном для исследования новых моделей борьбы с бедностью и заболеваниями во всем мире.