Заместитель 2-3

30 июля 2014 года Лондон Недовольное лицо Димы подсказывало Константину, что терпение его помощника на исходе. Лететь в Лондон оказалось плохой идеей. За последние семь лет город так сильно изменился, что он больше не узнавал его. Константин был уже по горло сыт деревенской тишиной, и ему хотелось какого-то движения. Вот почему в один прекрасный день он взял Костю и сел в самолет, вылетающий в Лондон. Двухлетний малыш широко открытыми глазами смотрел на красивые улицы, высокие здания и людей, спешащих по своим делам. По замыслу Константина его новый дом в Найтсбридже с внутренним двориком должен был стать идеальным местом для его мальчика, где тот мог бы играть, пока отец ходит по художественным галереям. Константин привез с собой в Лондон няню, чтобы можно было по вечерам сбегáть в театр. Но громкая музыка и шумный смех из соседних домов заставили его передумать. А когда он обнаружил в своем собственном дворе разбросанное женское белье и бутылки из-под шампанского, то распрощался с надеждой, что его малыш сможет проводить там время. Молодежь с Ближнего Востока, празднующая конец Рамадана, и ревущий под его окнами «ламборгини» стали последней каплей. Константин ненавидел рэп всей душой, и когда он увидел, как его сын плачет и затыкает уши, его терпение лопнуло. Он как раз собирался взять восстановление справедливости в свои руки, когда из окна его дома вылетел арбуз и метко угодил в лобовое стекло сверкающего золотистого автомобиля. Из дома выскочил разъяренный Дима и прямо посреди улицы начал по-арабски орать на буйных юнцов и их девушек по вызову. Единственное слово, которое смог понять Константин, это «хайа» (скромность. – Прим. пер.) — Дима напоминал им о моральном долге мусульманина. Машина перестала реветь, но шумная вечеринка продолжалась. В последнее время Дима сделался раздражительней обычного, и Константин подозревал, что в любой момент может случиться кровопролитие. Клячко даже вызвал несколько своих бывших боевиков, и сейчас они раскинули лагерь у Константина дома. «Десять чеченцев — это слишком много для любого». Юные наглые арабы, убежденные, что их богатство сможет защитить их от десяти разозленных чеченцев, похоже, переполнили чашу терпения последних. «Это не мое дело. Они большие мальчики и знают, где зарыть останки». Так что Константин взял малыша, переехал в отель близ Ковент-Гардена и снова обрел покой, но в процессе лишился няни. Она, шокированная грязной бранью, которую слышала в свой адрес каждый раз, когда выходила из дома, решила, что сейчас самое время навестить свою семью в Лионе. «Могло быть и хуже», — думал Константин, медленно ведя за руку сына по длинной галерее, где у него была назначена встреча. Ребенка радушно встретили, угостили печеньем и усадили за стол одного из секретарей рисовать, но виноватое выражение на лице арт-дилера не сулило ничего хорошего для дела, с которым пришел сюда Константин. — Мистер Арсеньев, — сказал он, показывая Константину большую картину с двумя девушками в русских народных костюмах, — боюсь, что первоначальные условия немного изменились. — Вот как? — проворчал Константин. Он помнил их: две студентки, которых Гунтрам увидел в Макдональдсе, превратились в сказочных принцесс, изображенных в полный рост маслом. Он любил эту картину, потому что, глядя на нее, начинал верить, что, возможно, Гунтрам наконец оставил прошлое позади и начинает привыкать к новой жизни в Сибири, если снова рисует людей в виде волшебных существ. — Цена поднялась на пятьдесят процентов, — быстро сказал дилер. — Мне жаль, но продавец хочет больше денег, так как художник в последнее время сделался довольно известным. — Ему мало пятидесяти тысяч фунтов? — Константин проклял тот день, когда какой-то русский чиновник взял полотно себе, вместо того чтобы добавить его в порядочную стопку, в которую сложили работы Гунтрама российские власти. Нет, кому-то понадобилось украсть картину и теперь пытаться вытянуть из него побольше денег. — Честно говоря, мистер Арсеньев, я и не подозревал, что у меня в руках оказалось такое ценное произведение. За одну только последнюю неделю мы получили несколько заявок на него. Я просто хотел поговорить с вами, прежде чем продам его. «Только не надо использовать со мной этот старый трюк», — подумал Константин. — Художник, который не выставляется, обесценивается быстрее, чем автомобиль новой модели. — Да, конечно, это редкий случай, — с горячностью ответил дилер. — Обычно так и бывает, как вы говорите, мистер Арсеньев, но сейчас на этого художника огромный спрос в Китае. Константин несколько раз моргнул. — В Китае? — Мне неприятно это говорить, но автор картины — знаменитость среди высшего общества то ли Гонконга, то ли Шанхая. Я удивился, когда на эту картину стало поступать много заявок. Китайские коллекционеры очень своеобразны, вы же знаете. Богатые китайцы питают слабость к западным людям. Я как-то читал, что они нанимают европейцев демонстрировать свои роскошные квартиры, чтобы люди думали, что они особенные. — Какое отношение всё это имеет к рынку искусства, до сих пор ускользает от моего понимания, мистер Джонсон, — сухо сказал Константин. — Этот художник довольно часто упоминается в Weibo, и многим... девушкам нравится его стиль. Он из французских дворян и, похоже, довольно богатый молодой человек, мистер Арсеньев. Взгляните на это. И тут, к величайшему изумлению Константина, арт-дилер протянул ему журнал Hello. Недоумевая, он листал страницы, пока не увидел на развороте фотографию Гунтрама, сидящего в мастерской в окружении своих работ, и подпись к ней: «Портрет молодого художника». Дальше шла статья о молодом дворянине, который принимал Hello в своем «роскошном ателье с видом на Цюрихское озеро, где он творит в окружении бесценных фамильных реликвий семьи Гуттенбергов-Заксенов». «Когда Линторфф прочтет это дерьмо, его хватит удар еще раз». Константин пролистал журнал дальше и обнаружил, что статья занимает восемь страниц. Его глаза перескакивали от абзаца к абзацу, не в состоянии осмыслить поток льстивых слов. Гунтрам Альфонс де Лиль Гуттенберг-Заксен широко известен тем, что написал портреты многих светских дам, таких как Коринна фон Бисмарк, Тита фон Ольштын и Екатерина Массимова. Его работы можно увидеть в музеях Ватикана и в галереях Штеделя, а также на стенах жилищ наиболее значимых мировых коллекционеров. «Вы не можете контролировать творческий процесс, а можете лишь позволить ему управлять вами. Я не сумел бы описать, как работаю. Иногда мне нужно сделать сотни набросков, прежде чем идея будет воплощена на холсте, а иногда я рисую непосредственно образ, возникший в голове. Мне нравится наблюдать за людьми, но я никогда не знаю, каков будет результат или что может получиться. Это всегда неожиданность». «Безалаберный, как всегда, ангел, — Константин слегка покачал головой, увидев на фотографии рядом с лилиями в вазе хаотично перемешанные карандаши и грязные кисти, торчащие из старого кувшина. — Масаев убил бы тебя за это». Константин снова утонул в голубых глазах, которые смотрели на него с такой добротой. «Он, как всегда, выглядит потрясающе. Неудивительно, что китайские девки сходят от него с ума и жаждут увидеть. Конрад, и не надейся теперь удержать принца взаперти в своем замке». «Мне даже жаль Линторффа». «Хотя на самом деле нет — не жаль». — Я и понятия не имел, мистер Джонсон, — сказал он вслух. — Ста тысяч фунтов будет достаточно, чтобы отбросить азиатские орды? Арт-дилер был ошарашен, но быстро пришел в себя и согласился. — Я получил предложение от кувейтского фонда, но не такое щедрое, как ваше, сэр. — И кувейтцы тоже? — обескураженно спросил Константин. — Ох, нет, перепутал. Оно было из новой Национальной галереи, которая создается в ОАЭ. Стиль де Лиля — как раз то, что нравится людям с Ближнего Востока. Можно было бы назвать его гиперреалистом, но по художественным приемам он сильно отличается от Рона Мьюека или Дуэйна Хансона*. Возможно, это возрождается латиноамериканский магический реализм. У меня имелись два цветочных акварельных эскиза, которые очень хорошо там продались. Несколько работ, поступивших нам от этого продавца, пришлись там очень кстати. Я предполагаю, что эта консервативная аура вокруг его работ делает его популярным у арабов. Некоторые вещи, которые мы здесь выставляем, могут их оскорбить. «Кто угодно почувствует себя оскорбленным, увидев на картине изображение рвоты, — Константин заставил себя понимающе улыбнуться. — Диме тоже нравились работы Гунтрама. Кажется, он даже подарил дочери два его пейзажа. Ангел всегда рисовал больше, чем мы могли хранить». — Де Лиль ни в малейшей степени не гиперреалист. Его поразительная манера использовать свет и пространство неприемлема для любого гиперреалиста, потому что они добиваются абсолютной точности в своих произведениях. Их цель — быть как можно ближе к реальности. Де Лиль, напротив, деформирует реальность. Можно почти почувствовать ветерок, который ласкает несколько прядей, выбившихся из косы светловолосой красавицы. Как он этого достигает? Он сцарапывает масло в тех местах, и ваше собственное воспоминание о легком ветерке дополняет картину тем, чего на ней на самом деле нет. Посмотрите внимательно, и вы увидите, что именно ваш разум создает образ, который вы видите. Это очень искусно сфабрикованная иллюзия. Арт-дилер снова осмотрел картину, то отстраняясь, то разглядывая ее в упор, и обнаружил множество новых деталей: русалочьи славянские глаза были больше обычных, богатство обильно вышитой одежды достигалось всего лишь толстым слоем масла и несколькими легкими мазками других цветов. — Все трюки, к которым художники прибегали на протяжении веков, использованы здесь, и вы даже не подозреваете, что дали себя одурачить, — усмехнулся Константин. — Это то, что я называю гениальностью. Довольный тем, что все прошло, как планировалось, Константин решил взять Костю с собой в ресторан. Малыш, как и его старший брат, был очень аккуратен во время еды, и, возможно, пришло время вывести его в свет. — Хочешь пообедать со мной? — спросил Константин по-русски, и ребенок ответил на французском. «Слишком много времени проводил с няней». С ребенком на руках Константин отправился в ресторан, в котором часто бывал в прошлом. Получить столик оказалось легко: дама-метрдотель была очарована малышом и быстро нашла им столик рядом с роялем, прямо за вазонами с папоротником. «Костя ей понравился, но в центре зала запрещено сажать детей», — подумал Константин. «Де Лили, должно быть, передают своим детям по наследству прекрасные манеры за столом, — гордо подумал Константин, когда малыш осторожно взял специально выданную ему десертную вилку и начал медленно есть кусочки утки, не жалуясь и не морщась от нового для него вкуса. — Привет, босс, — Дима прервал обед Константина со слегка виноватым видом. — Я просто хотел… — Извиниться за свое поведение два дня назад? — проворчал Константин, но сделал ему знак сесть за стол. — От мячиков для гольфа к арбузам**. В последнее время ты демонстрируешь поразительное развитие способностей. — Я вышел из себя из-за этих идиотов, — пробормотал Клячко. — Прошу прощения. — И во сколько мне это обошлось? — сердито спросил Константин. — Семь или восемь фунтов, босс. Я точно не знаю, сколько стоит арбуз. — Ремонт машины. — Это за их счет, — сказал Дима. — Мы побеседовали, и они больше не будут парковаться у тебя под окнами. Полиция не вмешивается в мультикультурные конфликты. Мы решили вопрос по-чеченски. — Будьте осмотрительней, — проворчал Константин. — Я не хочу отвечать за «одиннадцатое сентября» в Лондоне, если твои люди начнут «выходить из себя». — Нет, босс, у нас тут ничего такого нет, — заверил Дима своего хозяина. — Мы здесь не стали бы ничего взрывать. — Рад это слышать, потому что мне этот город нравится, хотя он и стал слишком шумным. Дима нервно сглотнул, понимая, что у них могут быть проблемы с боссом. Лучше притихнуть на время и подождать, пока он не успокоится. — Нет-нет, — пожурил Константин сына, который затерялся где-то в собственном мире, ритмично раскачиваясь на стуле. — Доешь картофель. — Он отвлекся на музыку, босс, — заметил Дима. — Он когда-нибудь видел фортепьяно? — Нет, не думаю, — Константин нахмурился: Костя потерял всякий интерес к своему обеду и, приоткрыв рот, глазел на пианиста. — Его прабабушка играла виртуозно, если я правильно помню. — Ему явно нравится, — Дима взял малыша на руки, пока тот не свалился со стула, пытаясь получше рассмотреть инструмент. Константин наблюдал, как ребенок широко раскрытыми глазами следит за пианистом, нажимающим на клавиши. Старик улыбнулся ему и немного отодвинулся от клавиатуры, чтобы мальчик мог лучше видеть, а Дима крепко держал его, чтобы тот не сбежал потрогать рояль. — Я хочу такой, — объявил Костя, когда музыкант закончил играть, а Дима посадил малыша обратно за стол. — Если ты доешь картофель, — рассеянно сказал Константин, и ребенок очень быстро прикончил картошку у себя на тарелке. — Похоже, парнишка действительно его хочет, — ухмыльнулся Дима, отпивая кофе, который заказал для них босс, — черный и крепкий. — Он и понятия не имеет, во что ввязывается, — сказал Константин. — Я покажу ему пианино, и через два дня он потеряет интерес. Моя мать заставляла меня брать уроки, и я ненавидел каждую их минуту. — У вас в доме есть рояль, босс. — Это «Стейнвей», и он и пальцем к нему не прикоснется. Я думаю, ему будет достаточно студийного пианино, — Константин поднялся и поставил ребенка на пол. — Пойдем домой, малыш. Но Костя, вместо того чтобы пойти за ними, подбежал к роялю и остановился, словно загипнотизированный. Он нерешительно подошел ближе и благоговейно замер перед раскрытой клавиатурой. Громко вздохнув, Константин пошел возвращать своего малыша, но в это время Костя робко протянул руку к черно-белым клавишам и сыграл первые ноты глупой мелодии, которую пианист повторял так много раз. Константин примерз к месту, и только увидев, что люди начали глазеть на Костю, отреагировал: подхватил на руки улыбающегося ребенка и пошел к выходу. — Тебе действительно придется купить ему пианино, босс, — сказал Дима, когда они вышли на улицу, и поспешил открыть Константину дверь «роллс-ройса», опередив водителя. — Ты его учил? — Нет, — рявкнул Константин, еще не оправившись от удивления: его поразило, с какой легкостью Костя сыграл песенку, просто понаблюдав за пианистом. Сейчас он увлеченно смотрел в окно, не сознавая, что сделал. «Его отец, в своей невротической манере, тоже был гением». «Мой Костя больше не может оставаться в Уругвае. Там нет школ, достаточно хороших для него». — Ты хотел бы научиться играть на пианино? — мягко спросил сына Константин. — Да, пожалуйста, — вежливо, как его учила няня, ответил Костя. — Тогда мы на некоторое время останемся в Лондоне. «Моцарт в три года уже давал концерты. Костя сейчас только начинает. Это не то же самое», — попытался успокоить себя Константин. Дневник Гунтрама де Лиля 29 июля 2014 года Если б я мог, то пристрелил бы Ратко и Милана. Их обоих. Они воспользовались моей поездкой в Италию, чтобы сговориться за моей спиной и устранить Бараши. Причина? Они поймали его на нелегальной перевозке людей через Грецию. Сирийских суннитов. Он взял с них десять тысяч, а Ордену сообщил, что пять. Бараши нарушил два правила: якобы я разрешил вывозить только шиитов и христиан, и, во-вторых, он смошенничал (как будто мы налоговая служба!). Два выстрела в голову, и дело сделано. В Венеции открылась вакансия. Я приказал Ратко и Милану прийти сюда, но сербы просто сказали мне, что они подчищают концы и что я могу подождать. Я был вынужден сидеть здесь и глотать гнев, потому что никто из них не отзывался. Алексей посоветовал успокоиться и подождать, пока все закончится, сказал, что я должен быть доволен, что Ратко с приятелями в этот раз взялись только за мусульман, и что я хорошо справляюсь со своими обязанностями, но эта работа не для «сердобольных». Беженцы — это не мое дело, потому что «конкуренция» болгар и румын с сирийскими и турецкими контрабандистами сделала ситуацию взрывоопасной. Итальянцы тоже наживаются на людском несчастье, и чего я вообще ожидал от этой работы? Наши конечные клиенты — это наркоманы, значит, и мы наживаемся на чужой беде. Как обычно, мне было сказано, что моя забота — это финансовое положение компаний, которые еще остались у Ордена, и сбор денег на штраф, чтобы вытащить герцога из тюрьмы. Энрико сказал практически то же самое, только дипломатичнее, а потом добавил, что поступают сообщения о том, что некие «частные лица» из Греции и Сербии «патрулируют» воды возле Греции, топя и грабя корабли с беженцами-нехристианами. Я очень расстроен и волнуюсь из-за того, что наши сербы теперь в «свободном плавании». Примечания переводчика *Рон Мью́ек (англ. Ron Mueck; род. 1958, Мельбурн, Австралия) — австралийский и британский скульптор, специализируется на гипернатуралистичной скульптуре (Вики). Дуэйн Хансон (англ. Duane Hanson; 17 января 1925, Алегзандрия — 6 января 1996, Бока-Ратон, Флорида) — американский скульптор (Вики). **Как вы (не)помните, в десятой главе седьмой части Дима рассказывает Константину, как убил мячиком для гольфа какую-то женщину, разозлившись на нее за бесцеремонность.