Недостающий экземпляр

      На следующий день Джон вышел из комнаты, едва рассвело. Всю ночь ему не давала покоя нога, и он не знал, что лучше – продолжать мучиться, пытаясь уснуть, или же нагрузить чертово колено ходьбой или даже пробежкой, чтобы боль стала не фантомной, а вполне себе, хотя бы усталостью, объяснимой.       Ранним утром двор был пуст, и только прикормленные поваром рыжие шотландские кошки нетерпеливо суетились под окнами кухни в ожидании сервированного у крыльца завтрака. Джон тоже присоединился к этому нервному перемещению, то резко сгибая ногу, то вытягивая ее, стараясь одновременно размяться и согреться. К счастью, свидетелей таких странных гимнастических упражнений сейчас не наблюдалось, и он позволял себе все, что, как он надеялся, могло помочь в его проблеме. Уотсон как раз медленно присел, замерев в этой напряженной позе, как уловил слева от себя какое-то движение. И увидел быстро вышедшего из главного здания Холмса. На этот раз он был одет в спортивную куртку и джинсы, хотя и не армейского покроя, но довольно практичные, и явно планировал пеший поход. Пару раз оглянувшись по сторонам – на улице по-прежнему никого не было – инспектор наискось пересек двор и вышел за ворота базы.       Джон, до этого собиравшийся просто побродить вокруг казармы, особо не раздумывая, тихо скользнул следом. Он вовсе не собирался специально следить за инспектором, но какая-то давно подзабытая смесь азарта и любопытства подталкивала его вперед. Зачем Холмсу понадобилось вскакивать в такую рань? Что за дело у него могло оказаться в безлюдной чаще? Этот мужчина определенно привлекал внимание и вызывал интерес. И как бы Джон ни пытался это отрицать, не только у наивных девушек.       Некоторое время Уотсон держался поодаль, но старался не упускать объект из виду. Погода была неважная, под ногами после недавнего дождя похлюпывала грязь. Однако и сегодняшний вязкий туман был не намного лучше, хоть он и не мочил сразу, но уже через несколько минут пребывания на улице вся одежда пропитывалась холодной влагой, и никакой зонт или плащ помочь не могли. Но Холмс, вчера так трясшийся над своим костюмом, сегодня, похоже, совсем не обращал внимания на погоду и все больше углублялся в лес.       Весна в Шотландии частенько запаздывала, но в этом году выдавшиеся в начале апреля две теплые недели позволили деревьям зазеленеть, а кустам распушиться. Тропинка, попетляв между полянами, куда парни обычно выходили приготовить барбекю (пока полковник делал вид, что он не в курсе нарушения дисциплины и отсутствия личного состава на посту), резко уходила на север, к скалам. Теперь Джону, совсем позабывшему о ноющей ноге, приходилось идти медленнее и осторожнее, чтобы не выдать себя скрипом задеваемых веток или стуком камней под ногами. Но все же ему удавалось не терять Холмса из поля зрения. «Ну и зачем ты это делаешь?» – этот принадлежащий голосу разума вопрос, который удалось отодвинуть подальше у самых ворот базы, сейчас снова всплыл в сознании. «Решил поиграть в техасского рейнджера? Или лавры Пинкертона покоя не дают»? И на самом деле, по здравому размышлению найти мало-мальски логичное объяснение своему поведению доктор пока не мог.       Быть может, дело было в слишком узком круге общения Уотсона, здесь, на базе, все знали друг друга больше, чем хотелось бы, и на протяжении недель и даже месяцев вообще ничего не происходило. Во всяком случае, Джон пытался объяснить свое нынешнее преследование приезжего инспектора именно этим. Новизной. Единственный новый человек среди изученных вдоль и поперек сослуживцев. Недостающая порция новых впечатлений и непонятные мотивы поведения для изучения (вот кому в здравом уме взбредет в голову гулять в такую погоду?). Ну и, напоследок, интерес к привлекательной внешности чуть-чуть тоже. Отрицать очевидное Джон не собирался. Он не был геем, но был бисексуалом, и знал толк в мужской красоте. И умел получить чисто эстетическое удовольствие от вида правильных черт лица и подтянутой фигуры.       А тем временем объект довольно интенсивных докторских размышлений неуклонно шел вперед к известной лишь ему одному цели, параллельно разговаривая по телефону. Как странно! При удалении от базы на несколько миль их мобильники полностью теряли сигнал и можно было со всей красочностью почувствовать себя оторванным от людей и цивилизации (что уже и случалось несколько раз – хорошо, что не с трагическими последствиями). Холмс же, судя по его спокойному и сосредоточенному виду, проблем со связью не испытывал.       О чем именно он ведет разговор, Джон с такого расстояния не слышал. Сквозь порывы ветра и шорохи леса до него доносились лишь отдельные обрывки слов. «Да, уже заканчиваю. Скоро буду», – повысив голос, проговорил Холмс, и полная нетерпения фраза на этот раз долетела до доктора полностью. «Надо же, с утра уже руководству отчитывается», – с легкой долей сочувствия подумал Уотсон. – «Не только у нас оно людям покоя не даёт» «Триста и не меньше, Себ, или пусть они оближут мою задницу! Я от своих слов не отступаю» – но следующее расслышанное Джоном предложение и тон, каким оно было сказано, тут же напрочь отмело его предположение о разговоре с начальством.       Больше ничего слышно не было. Вероятно, решив все свои вопросы, Холмс убрал телефон в карман и прибавил скорости. Но куда он мог направляться? Он двигался с такой уверенностью, как будто не первый раз проходил по этой тропинке, огибая выступающие из земли коряги и ловко отводя руками разросшиеся ветви.       Уотсон все еще неслышно следовал за ним. Первоначальное легкое любопытство постепенно превращалось в целенаправленное преследование. Выяснить и не попасться, оказаться хитрее и проворнее – вот что стало его целью.       Через минут сорок довольно выматывающего марш-броска, когда приходилось постоянно идти в гору и забираться на каменистые крутые холмы, они, похоже, наконец-то, пришли. Холмс остановился, оценивающе огляделся по сторонам, посмотрел на небо, на часы, а потом подошел к самому краю скалы и наклонился вниз. Джон тут же вспомнил так неудачно закончившийся поход Картрайта за толокнянкой, которая предпочитала как раз такие, открытые и сухие каменистые места. Но эти скалы были весьма коварны – не слишком высокие и опасные на вид, они изобиловали поросшими вереском и мхом расщелинами, в которые было легко провалиться. Да и сама хрупкая горная порода часто осыпалась под ногами, что препятствовало легким прогулкам.       Несколько знаков с предупреждениями о вероятности обвалов и запрете проходов, расставленных по указанию командования вокруг базы, не слишком помогали безопасности. К счастью, особых любителей девственно-дикой природы, желающих лезть в гору и ломать себе кости, среди личного состава не наблюдалось. Тем более, ничего интересного здесь все равно не было.       Холмс, похоже, либо не знал о возможной опасности, либо же совершенно ее игнорировал. Он, не снижая выбранного темпа, без особых предосторожностей ухватился за ветви растущего на обрыве куста и полез вниз.       Это было безрассудно. Джон на секунду остановился, раздумывая, как быть дальше. Лезть следом, рискуя свернуть себе шею, или же повернуть обратно, так ничего не выяснив и не добившись.       Пока он прикидывал шансы и рассчитывал свои дальнейшие действия, Холмс двигался вперед. «И все же, не стоило бы так рисковать», – подумал Джон. – «Эта местность может быть очень непредсказуема»       И предчувствие не обмануло его. Вероятно, что-то пошло не так, и камни градом посыпались вниз, порождая все более бурный поток. Холмс не удержался на влажной, уходящей из-под ног земле, и тоже начал медленно скатываться вниз. Высоты здесь было метров двадцать, но и этого бы с лихвой хватило, чтобы разбиться.       Уотсон, забыв все свои колебания, тут же бросился вперед. Каким бы отвратительно-наглым и высокомерным ни был Холмс, но смерти Джон ему явно не желал. Подлетев к краю обрыва, он с разбегу распластался по земле, успев ухватить исчезающего в глубине Холмса за воротник куртки. – Эй, держитесь за меня! – крикнул Джон, стремясь перекричать шум осыпающихся камней. – И не дергайтесь, я попробую вас вытащить.       Лишь на мгновение в глазах Холмса промелькнуло удивление и злость, а потом он поднял и перехватил поудобнее руку, цепляясь за ладонь доктора. Стоило отдать ему должное, он не был испуган, а, скорее взбудоражен этим происшествием. – Ну привееет! – выжидательно протянул он, снизу вверх смотря на неожиданно появившегося Джона. – Какая встреча…       А потом вдруг расслабился и безмятежно повис, как бы паря над двадцатиметровой глубиной. – Вот бы в небо полететь, чтобы делать, что хотеть, – весело пропел он какую-то чушь на мотив популярной песенки, и замахал свободной рукой наподобие птичьего крыла, словно и правда собирался взлететь. – Вы что, совсем с ума сошли! – Джон еще сильнее сжал кулак в стремлении удержать явно свихнувшегося Холмса, со смесью ужаса и какого-то невольного почти восхищения наблюдая за безрассудной выходкой: – Прекратите немедленно! Совсем что ли жизнь не дорога? Вытащу – сам убью! – скорее прорычал, чем прокричал он.       Но, похоже, страшная угроза Холмса испугала мало. Он, ни на что не обращая внимания, продолжал напевать и дирижировать невидимым оркестром, абсолютно не беспокоясь о своем положении. Однако через пару мгновений он все же затих, а потом вдруг спокойно, будто ничего и не произошло, поднял глаза на своего предполагаемого спасителя и небрежно, как если бы вел банальную светскую беседу за чашкой пятичасового чая, а не болтался над усыпанной острыми камнями расщелиной, ответил, выразительно глядя на покрывшегося испариной от напряжения Джона: – Сначала вытащите – а там посмотрим.       Джон хотел было съязвить что-нибудь в ответ, вроде того, что он вообще-то уже передумал донкихотствовать и как раз собирается вернуться на завтрак, все равно, один или в компании, но потом лишь перехватил покрепче куртку Холмса и промолчал. В такой ситуации им тут и одного неадекватного зубоскала вполне достаточно. – Ну, давайте же! – нетерпеливо скомандовал Холмс, вновь привлекая к себе внимание. – Не зевайте, доктор!       При этом он попытался схватиться за левую раненую руку Джона, что не добавило обоим устойчивости. – Уж сам разберусь как-нибудь, – зло буркнул доктор. – Только не мешайте.       Уотсон поудобнее расставил локти и начал аккуратно подтягивать Холмса вверх, но торчащая из земли коряга зацепилась тому за карман куртки и мешала подъему. Джон решил попробовать выпутать Холмса из одежды или самому как-то передвинуться в сторону, чтобы освободиться от препятствия, но тут, от всех этих манипуляций, под ним тоже стала осыпаться земля и он понял, что времени больше нет. Закусив щеку от напряжения, он, наплевав на взорвавшиеся болью мышцы, собрался и одним титаническим рывком вытянул мужчину из расщелины. – Давайте подальше от края! – выкрикнул Джон и они оба кубарем откатились от коварного обрыва.       Доктор еще тяжело дышал от приложенных усилий, потирая огнем горящее плечо, а Холмс, еще минуту назад балансировавший на самой грани падения, уже невозмутимо встал, поправляя разодранный рукав куртки и вытряхивая из волос пыль. Даже в таком не лучшем своем состоянии он выглядел привлекательно – эта крамольная мысль помимо воли пронеслась в голове Джона. О том, как запыхавшийся, помятый и перепачканный, выглядит он сам, думать категорически не хотелось. – Любопытно, это опять вы, доктор… – задумчиво проговорил Холмс, склонив голову на один бок и пристально рассматривая Уотсона. – И – что за совпадение – снова испорчен мой костюм. От вас, оказывается, один ущерб. – На вашем месте я обошелся бы без оскорблений! – вскипев, возмутился Джон, поднимаясь с земли, чтобы побыстрее оказаться на ногах и лишить Холмса несправедливого преимущества глазеть на него сверху вниз. – Ну что вы, какие оскорбления, только факты. Вы так случайно, но в то же время «вовремя» оказались в нужном месте, – несмотря на явно выраженное неудовольствие Джона, все так же насмешливо произнес мужчина, голосом подчеркивая очевидную сомнительность этой случайности, – Что остается только удивиться этому совпадению.       Уотсону не слишком понравился этот тон, и он, приняв правила игры, пояснил, тоже не слишком заботясь об убедительности: – Да, вот решил прогуляться. В это время года особенно свежий и бодрящий воздух. Полезно для здоровья. – О, вы же доктор. Как я мог забыть! Так это все объясняет.       Джон, обычно нечувствительный к подначкам, в этот раз почувствовал себя если не оскорбленным в лучших чувствах, то, как минимум, задетым в собственных благих намерениях. Почему-то в последнее время все, касавшееся этого приезжего инспектора, воспринималось чересчур остро. Мириться с подобным Джон не собирался, поэтому тут же сам перешел к нападению. В конце концов, это не он по глупости, неосмотрительности или еще какой-то столь же неуважительной причине только что рисковал свернуть себе шею или переломать все имеющиеся конечности. – Ну, как я вижу, вам тоже надоела бумажная работа, раз вы отправились так далеко за пределы базы. Просто мышцы в тонусе поддерживаете или и здесь, в кустах, решили что-нибудь проверить? Предоставленных мисс Хупер материалов не хватило? А полковник Гилгуд в курсе?       В лице Холмса на мгновение появилось выражение неприкрытой ярости, но потом он замер, как актер на сцене во время смены декорации к следующему акту и словно заменил одну маску пантомимы на другую, противоположную по эмоциям, и широко улыбнулся. Ни на секунду не искренне, но от этого не менее фотогенично. – Вы совершенно правы, доктор. Исключительно для поддержания себя в форме. Вы не находите, что это необходимо даже мне?       Джон поднял на Холмса глаза, но лучше бы он этого не делал. Его как будто затянуло в черную дыру внимательного изучающего взгляда, где его что-то точно выворачивало наизнанку, подбираясь к скрытым в самой глубине души желаниям и даже вслух не озвученным мыслям. Еще немного, и Уотсону стало казаться, что он очень рискует, если подпустит это слишком близко.       Доктор тряхнул головой и нервно усмехнулся, постаравшись развеять невесть откуда накативший морок. Да что же с ним такое? Общение с этим мужчиной что-то будоражило внутри, разом лишая Джона присущей ему уравновешенности и выдержки. Но он не собирался поддаваться, сила воли на то и дана человеку, чтобы противостоять чужому ненужному воздействию. – Вопрос вашей физической формы меня не волнует, – спокойно проговорил он. – Гораздо больше меня интересует то, как и зачем вы оказались в такое время так далеко от базы, несмотря на предупреждающие и запрещающие знаки?       В мгновение ока Холмс подобрался, словно готовясь к прыжку, и зло процедил сквозь зубы: – Отчет я буду давать не здесь и не вам. Все, что нужно, указано в моем ревизионном задании. И со своими документами и допусками я могу ходить там, где только захочу, и никто, тем более какой-то штатный докторишка, не вправе требовать от меня объяснений! Особенно, если он не желает нажить себе лишних неприятностей.       Джон скептически приподнял бровь. Теперь, когда Холмс разозлился и поднял голос, он сам, к удивлению, почувствовал себя увереннее. – Падать с обрыва тоже предусмотрено вашим заданием? Ну что же. Сожалею, если невольно вмешался в вашу конфиденциальную прогулку по обрыву и знакомство с шотландскими скальными породами. Но в следующий раз, когда соберетесь полетать – лучше захватите с собой парашют. Ну или ступу и метлу. Они бы вам больше подошли.       И Джон, довольно хмыкнув своей последней словесной шпильке, развернулся и зашагал обратно по направлению к базе. – Эй, стойте! – раздалось из-за спины.       Джон медленно обернулся и вопросительно посмотрел на Холмса: – Неужели забыли что-то важное, например, сказать спасибо за помощь?       Холмс недоумевающе моргнул, а потом вдруг громко расхохотался. – В вас действительно что-то есть, храбрый солдатик. Возможно, глупые мальчишки называют это героизмом и отвагой, но я бы охарактеризовал как безрассудность и не в меру длинный язык. Любопытный экземпляр… И да, пожалуй, я бы мог сказать спасибо. И не только сказать.       Холмс сделал три больших шага и остановился прямо напротив Джона, положив руку ему на плечо и нарушая все личные границы так, что их лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга: – До завтрака еще уйма времени, я замерз и мне скучно – можем перепихнуться разок. И если вам так будет приятнее, считайте это моей благодарностью, – томным голосом прошептал он, почти касаясь своими губами покрасневшего уха Джона.       Уотсон моментально вскипел из-за наглости предложения при общей нелепости всей ситуации и попытался отстраниться, но Холмс не слишком уступал. Доктор, по характеру более склонный бросаться вперед, чем прятаться, совершенно не привык ощущать себя в качестве дичи, поэтому сжал пальцами отвороты многострадальной холмсовской куртки и с силой отпихнул его от себя: – Что, черт возьми, происходит! Что это за фокусы? – Неужели испугались покушения на вашу добродетель, доктор? – нисколько не смутившись, проговорил Холмс. – Разве вы не ощущаете себя благородным спасителем и не ждете награды? У вас же на лбу написано следование правилам и идиотским моральным и общественным нормам, но в глубине души все равно таится похоть и тщеславие. – Ложь! Я сделал это не ради благодарности! – в этот момент оскорбленный Джон уже готов был сам скинуть невыносимого инспектора со злосчастного обрыва. – И мне ничего от вас не нужно!       Холмс понимающе усмехнулся. Он знал о своей привлекательности и откровенно этим пользовался: – Ну что же, тем лучше. Тогда, возможно, я просто позволю вам себя развлечь совершенно добровольно. – Не заинтересован, – Джон упрямо сжал губы и отступил в сторону. Сейчас бы для него победой стал отказ, а не согласие. – Да бросьте, – пренебрежительно отмахнулся Холмс. – Я же заметил, как вы тогда на меня смотрели в коридоре. Да и сейчас смотрите. И сейчас я разрешаю вам воплотить некоторые свои фантазии в жизнь. Вот и позабавимся.       Холмс демонстративно облизал слегка обветренные губы, а потом нарочито медленно скользнул языком по зубам и втянул его внутрь. Жест был откровенным и явно соблазняющим, но вот во взгляде, ни на мгновение не возбужденном, притаилась холодная опасность, такая, какой она бывала порой в Афганистане обманчиво мирным днем во вроде бы обычном рядовом рейде: еще не опознанная, но уже четко ощущаемая где-то на периферии сознания. А еще там был вызов. Убойная неотразимо-возбуждающая комбинация для капитана Уотсона. Такая, от которой потом или воспаряешь в эйфории до небес или проваливаешься в адское пекло разбитых вдребезги надежд. А в этом случае, несомненно, последнее. Джон сразу понял это по ледяной надменности темного взгляда. А интуиции он привык доверять. И если он хотел сохранить хотя бы остатки и так пошатнувшегося душевного спокойствия и не стать глупой мышкой, самой сунувшей голову в мышеловку, польстившись лишь на одно упоминание о сыре, нужно было уходить как можно скорее и дальше. – Вечером после ужина у нас в белой гостиной концерт оркестра. А потом партия в преферанс. Там и развлечетесь.       Пока ошарашенный таким отказом Холмс не нашелся, что ответить, Джон быстро развернулся и не оглядываясь, направился обратно по направлению к базе, бросив по пути: – Надеюсь, дорогу вы запомнили и не заблудитесь. Хотя, если честно, переживать я особо не буду.