***
Лунный свет не пробивался сквозь густоту тумана. Может, еще и давили чернеющие тучи откуда-то сверху, куда не дотянуться ни сильной, ни слабеющей рукой. Яркие окошки были единственным явным светом, что оживлял мертвенную картину моря - даже голоса пиратов казались какими-то неживыми, будто доносятся с того света. Строго-озлобленный голос Билла доносился, казалось, отовсюду. Мерзкие обращения к членам команды, вроде Свиные Головы или Драные Морды, вызывали даже какое-то отторжение внутри. Тяжелый шаг раздавался по палубе, сотрясая ее, словно от грома, и звонко отдающиеся каблуки по воздуху разносили тревожный треск. Джон потащил от борта Диппера за воротник рубахи, что-то говоря. Но слов было не разобрать из-за резко поднявшегося ветра, бившего по ушам лучше, чем барабанная дробь на парадах или встречах короля при его дворе. Пайнс выкрикивал повторяющиеся вопросы, лишь бы понять, о чем ему твердят. Смит подтащил юношу к штурвалу и сказал вести корабль ровно, иначе или выкинет в открытое море, отвернув от островка, или можно будет получить резкую остановку на самом острове - в ужасающем варианте, конечно, в доме самой колдуньи. Держать галеон в одном направлении силой пришлось не так долго, как ожидалось. Вскоре все резко оборвалось, будто и не было. Туман немного отступил, сильный ветер утих, настал почти штиль. Поступил приказ спустить якорь и начать убирать паруса, ведь доверия ветру не было совершенно никакого. Тут же дверь дома громко, даже яростно скрипнула, и показалась девушка. Джон говорил, что история, кою рассказывал Сайфер, была ужасно давно, даже он еще был мелким мальчишкой, потому Диппер ожидал увидеть женщину в возрасте, может, даже безумно близко к смертному порогу, но не это. Девушка была больно молодой, даже для рассказов о ее молодости. Она рассмеялась, увидев Билла при всем параде, и бесцеремонно пальцем указала на Пайнса, глазами задавая вопрос о правильности выбора капитана. Блондин кивнул, и девушка удивленно подняла брови. Ледяными черными глазами она прожигала юношу на улице, не одарила той лаской, о коей твердила вся команда. Неприступная, бледная, с большими черными глазами, впалыми щеками, острым носом с горбинкой, слегка пухлыми губами и длинными чуть спутанными темными волосами. Испанка. Пайнс верно думал, думая, кто же она такая, - испанка, и больше никто под это не подойдет. При свете в доме глаза больше не были черными - они зеленые. В них не было холода, такого, что уже стал будто нужным для этих глаз. Губы чуть растянулись в улыбке, а руки по-хозяйски стянули с головы капитана треуголку. Она прижала ее одной рукой к груди, состроила лукавые глаза и провела другой рукой по светлой коже больно высокого для нее Билла. - Долго же тебя не было, - сказала она и, словно котенку, пальцем коснулась кончика носа. - Снова в пути? Сайфер молча обошел девушку и двинулся по коридору вглубь дома. - И вот так каждый раз, - недовольно протянула она. - Здравствуй, Диппер. Я Пирилона, - колдунья приветливо улыбнулась. - Дом мой не сложен, но заблудиться ты можешь, будто по дворцу ходить будешь. Но не думай, что это словно твое поместье - здесь нет запутанных коридоров. Твоя комната напротив Билла, вон в том конце, - она ладонью указала направление. - Располагайся, а я зайду позже, - девушка резко развернулась и направилась туда, куда и направился капитан пару мгновений назад. - Сайфер, ты же ничего не тронул там, да? В ответ гнетущее молчание. Диппер слышал, как билось его сердце. Откуда она знает, что он, будучи совсем мальцом, терялся в коридорах казавшегося тогда огромным поместья? Они никогда не видели друг друга, никогда не говорили. Даже сейчас у Пирилоны были лишь ее слова, она не стала говорить на двоих. Ее явно заботит лишь Билл. Команда права: колдунья влюблена в капитана. "С того момента она долго роняла слезы, а потом нашла заблудшего путника и повела его по Судьбе, влюбившись". Тогда ли главным героем стал Сайфер? Был ли он тем путником? Или он один из тех многих, а колдунья - жутко влюбчивая и до кошмара глупая? Слишком много вопросов, и настолько мало ответов. Но жадное любопытство Пайнса вечно уводило его в неприятности, кончавшиеся порой чуть ли не дуэлями где-то за городом. Юноша крадется к двери, за коей недавно скрылись эти двое. Говорят, она закрывается, стоит им двоим там оказаться, но сейчас она не заперта. То ли лишь лгуны на галеоне, то ли ему доверяют больше, чем следовало бы. - Хочешь верь, хочешь - нет, но глаз гниет, - Пирилона говорила как-то высокомерно, но с сожалением. - С этим надо что-то сделать. - Я еще раз скажу, что не надо было покидать тогда корабль. Ничего бы не случилось, и не пришлось бы избавляться от гноя. Как ты вообще его не заметил? Это твой лоб или нет? - Я не говорил, что плевал на гной на моем лице, - шипел Сайфер. - Билл, пожалуйста, - девушка выдохнула и убрала руку, открывая Пайнсу вид на сие действо. - Всего одно место, с ноготь, может, чуть меньше. Я решу эту проблему, словно свечу пальцами потушу. Диппер замер у двери, вглядываясь в шрам на белом лбу. Глаз. Не такой большой, чтобы быть заметным, но и не такой мелкий, чтобы скрыться под одной малой прядью. Как и сказала Пирилона, он гниет лишь в одном месте, и это легко решаемо. - Меня настораживают эти игры за корабли с Глифулом, знаешь ли, - начала колдунья с какой-то опаской через какое-то время, когда от гноя уже ничего не осталось. - Он мне не нравится еще с той поры, как он только появился на твоем корабле. Затем его предательство, попытка захвата твоего корабля, следом этот глаз... Билл, зачем ты заставляешь меня и мой шар разрываться в горести за тебя? - Как в разговор ты ловко вклиниваешь свою любимую стекляшку, - фыркнул капитан. - Да как ты можешь так говорить! Я для тебя все, а ты так... Так... Дьявол видит, Сайфер, как порой я тебя ненавижу! - она всплеснула руками и отвернулась, продолжая говорить себе под нос. - Колдунья-марионетка - красиво ты устроился на моей шее! С каждой фразой акцент девушки становился все более и более явным. Пирилона действительно злилась. Ее руки, трясясь, переливали из склянки в склянку какие-то жидкости. Девушка перескакивала с английского на испанский, с испанского на итальянский, с итальянского на французский, а затем вновь возвращалась к английскому. Все это сопровождалось вечным, совсем неизменным испанским акцентом, резким, но довольно певучим, словно она ругалась, произнося слова какой-то старой песни. Билл долго не придавал значения словам колдуньи, словно ему было это привычно: словно она давно его супруга, а подобное - не в первые разы. Растрепав челку по лбу, закрыв ею третий глаз, он смотрел на нее пустующими желтыми глазами - в ярком свете множества свечей хорошо было видно, что они отнюдь не карие. Видимо, вскоре и Сайферу надоело все это выслушивать. Он подошел и стал медленно гладить ее плечи. - Ты - морской монстр, волн несуществующая тварь, Билл, - проговорила она довольно твердо, развернувшись на капитана, думая, что сможет вывернуться из его рук. - Ты вечно говоришь одно и то же. - Это совсем не меняет того, что... Ее губ несмело коснулись. Зеленые глаза мгновенно широко распахнулись, но почти тут же стали закрываться. Ее душу волновало то, что происходило. Она знала, что безумие в голове ее оппонента безгранично. Такой была и ее любовь - безумной, сумасшедшей, требовательной, мятежной. Но все, что она могла делать для Сайфера, было совсем обратным: мягким, слабым, сладким, чутким. - Bastardo*, - чисто, тающе протянула она, - слабости женщин не для того, чтобы ими пользовались. - Зачем им тогда вообще слабости, если ими нельзя пользоваться? - Билл хитро улыбнулся.***
- Ты точно уверен, что он не любит ее? - Диппер, - Джон устало выдохнул, - как я могу точно знать то, что не знают даже они сами? - В каком смысле? - Сайфер, влюбленный в Смерть, Пирилона со своими склянками - я не волшебник. Тут я тебе не помощник. Без стука кто-то входит в комнату Пайнса, и он тут же застывает, выжидая. - Я говорила, что зайду, - хлопая большими глазами, как-то неловко произносит Пирилона. - Вижу, ты ни коим образом не занят. Не хочешь поговорить о будущем? - Зачем мне нужно твое будущее? - Я думала, ты жаждешь знать о Пасифике, о сестре твоей и друге верном. Диппер широко раскрыл глаза и медленно повернулся на колдунью, задав единственный вопрос: откуда ей все это знать. В ответ на подняла чуть выше стеклянный шар и пристально покосилась внутрь него. - Твоя сестра влюблена. Прекрасно влюблена. Вижу коня вороного, что пробежит по ее сердцу копытами-копьями, оставит на душе неизлечимые раны. Жемчуг просыплется на белую ткань не раз, оставляя бледные следы. Пасифика поймает птицу красную. Ряженая, с длинным клювом и ловким языком. Глаза его слепы о морском волке. Вижу вестника весны теплой на сердце у двоих. А еще вижу бледную пучину моря, куда уходит черный волк. Вижу зелень, что тянет к поверхности, но неудачно спускает еще ниже в белую темноту. Вижу глаза темны, испуганы они. Вижу тонкие губы, шепчущие глазам не страшатся, а они непослушны, словно ветер моря. Вижу загадки и... Фиолетовые цветы. Вижу руки, что легонько прикасаются к лепесткам, не смеют делать большего. А другие руки рвут, терзают, пьют их колдовство. И одно лишь слово - "беги". Пирилона подняла взгляд на ничего непонимающего Диппера и добавила: "Шар - даже мне загадка. Не в моих силах расшифровать тебе его слова". - Мы доплывем до острова? Целые? - Я видела, что корабль цел, но ничего не знаю о команде. Я никогда не вижу ничего до рассвета так легко и много. Да и не тебе мне говорить об этом, - она хотела уйти, но вдруг остановила себя. - Диппер? Я могу попросить тебя о малой услуге? - Чего желаешь? - Пригляди за своим капитаном. Он безрассуден, полагаю, раз взялся за это плавание. Желаю вновь увидеть вас двоих. Я знаю, он может всех вас погубить. Ему хватит глупости сделать это. Когда-то и мои желания должны исполняться, потому выполни мою волю - сделай, чтобы жив остался он. - Как я это смогу сделать? Я ведь... - Никто не попадает на корабль из-за странности его капитана. Тебя выбрали, ты и неси все это на себе. Пирилона гордо удалилась, подавляя желание разбить шар на множество осколков. "Стекляшка" - верно говорит Билл, нет ничего в этом волшебного. Упадет - разобьется, а вместе с ним и его колдовство. Пустышка, стеклышко, ровный осколок...***
- Ты можешь помолчать хоть минуту? - взвыла девушка, держась за голову. - Городские бега - вещь странно интересная и безумно привлекательная, не могу с этим спорить, но мне нужно сосредоточиться. - Можешь, наконец, определиться, что тебе от меня нужно? - фыркнул Билл, вертя в руках острые железные ножницы. - То расскажи, то замолчи. Что именно ты предлагаешь мне сделать? - На данный момент - замолчать. Сайфер покачал головой и стал обрезать блондинистые волосы. Когда первые волоски упали на пол, Пирилона резко выпалила: "Чем ты занят? С ума сошел?" - Что тебе опять не нравится? - Не так коротко! Ты капитан или оборванец с улицы? - Как скажешь, - устало протянул он в ответ и несколько уменьшил длину обрезаемого. - Так? - Можно и так, - отрезала колдунья и снова уткнулась носом в карты. - Карты молчат. Шар тоже не желает говорить со мной. - Ничего больше, кроме темнолицего ворона на одной ноге, что должен пойти к небу, испивая воду, и одноглазого лгуна на пути черного волка? - Да, верно. Ты так говоришь, будто что-то понимаешь в том, о чем все это говорит. - Не имею ни единой мысли, - фыркает Билл, обрезая очередную прядь. Пирилона взяла в руки камзол и начала прощупывать его, словно никогда не держала того в руках. Жесткая кожа была на ощупь исцарапана, будто мелкие мыши водили по ней своими острыми коготками. Пока мертвая мгла укутывала корабль за окном, холодное, менее неживое золото падало на скрипучий пол, и ослепительно-сверкающая зелень медленно крала свои секунды, ожидая цветения кипариса.