***
Убегать больше было некуда. Одиночество действовало ядерной бомбой: больше не было алкоголя, больше не было муравьиной кишащей толпы, больше не было ничего, кроме собственной оголенной кожи. Собственная оголенная кожа действовала ядерной бомбой. Нога начинала атрофироваться. Ткани стали подгнивать, тянущая боль сменялась онемением, и страх пульсировал под колючими рёбрами, сердце билось открытой костью в голени. Джерард раскрывал латексный рот и окровавлено улыбался. Горячая еда была вкусной, и желудок довольно урчал, белоснежные подушки были чистыми и мягкими. Но Фрэнк – Фрэнк был озлобленным и цепким. Фрэнк запомнил интуитивные мурашки. Фрэнк тут до первых признаков выздоровления. Пока паника не заставит ползти по серому полу сотни километров, обдирая кожу о собственное упрямство. Фрэнк тут, пока не поправится. А нога щиплется и немеет, текущая лимфа смешивается с гноем. За неделю он не покидал слепящей белой комнаты. Джерард приносил ещё теплую еду три раза в день и почти ничего не говорил, внимательные глаза блестели впадинами, как будто он был просто не в состоянии расслабиться хоть на секунду. Тонкие мышцы застыли напряженными, а на его пальцах были мелкие облупленные ранки. Фрэнк почти лишился мыслей. Казалось, они все вытекли вместе с лимфозной кровью. Голова была ватной и почти мягкой. Фрэнк боялся исчезновения осознанного восприятия, потому что мурашки всё ещё цепко ползли по телу, рефлекторно. Большую часть времени мир вокруг напоминал психоделический трип. Мир был где-то за плёнкой. Он был пресным на вкус. Обоняние почти свыклось с резким медикаментозным запахом. Выблядок убирал грязную посуду и отходы, его вывороченное лицо оставалось застывшим, стеклянные глаза смотрели в пол. Джерард проверял и промывал гипсовую повязку, Фрэнк ворочал распухшим языком во рту, почти не в состоянии рассказать о безумном зуде и непрекращающейся тянущей боли. По ощущениям – под кожу вливают воду и ты ядовито распухаешь. Сладко. Джерард напряженно разглядывал развороченную голень, едва прикасаясь холодными фиолетовыми пальцами. Кожа щипала от антисептика. Фрэнк мыслили почти ясно, и всё ещё не возражал против того, чтобы поменять гипс, не особо понимая, зачем это вообще делать. Белая липкая масса тяжестью ощущалась на вывернутой ледяной ноге, Джерард всё ещё сидел на краю кровати, подняв цепкий взгляд на Фрэнка. Тот почти что смог посмотреть в ответ. Глаза Джерарда были подёрнуты той же блеклой пленкой, что и у Выблядка. Фрэнк скорчился в старательной улыбке: - Как вы думаете, - чесалось горло, чесались слова, - я смогу снова ходить? Джерард откинул черные мелкие волосы со лба и опустил отчужденные взгляд на склизкий гипс. Тонкие паучьи пальцы легко постукивали Фрэнку по колену. - Хромать точно будешь. – холодно сообщил он. Фрэнк напряженно кивнул, от рук Джерарда пахло холодной перечной мятой. От его прохладных слов пахло терпким железом. Сначала был стыд, а потом появился иммунитет. Фрэнк прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько он наслаждается этим мятным и терпким и железным страхом. Джерард усмехнулся и склонил бледную голову: - Не хочешь сегодня попробовать позавтракать в столовой?***
Выблядок, покачиваясь, ввалился в комнату, дергано толкая перед собой скрипящее инвалидное кресло. Фрэнк прикусил сухую губу, рука Джерарда продолжала нервно, почти не касаясь, постукивать по коленке. Нервозность Фрэнка обострилась, наступило колючее понимание – снова придется есть, вымыв руки один раз. По закутанным горящим плечам прошла дрожь. Джерард не вызывал желания помыться. Хотелось зубами отодрать свои ногти со скрюченных пальцев – да, но смыть его медикаментозный запах не хотелось. Фрэнка нервировала идея заражения. Чужие ненужные жизни вплетались под кожу, гнили и перерабатывались в отходы, поры кипели болезнью, и почти физически грязь сочилась, вязкая тугая и липкая грубой бездушностью кожа. Внутреннее идейное паразитирование едва осмысленной неосознанностью, паразит паразитирующий паразитов. Фрэнк приподнялся на локте, впервые за несколько дней голова работала не плюшевыми синтезированными мыслями, а почти обычной микробной средой. Желудок сочился едким соком и ныл, на языке отдавало гнилью, Фрэнк вытянул исхудавшую руку перед глазами – обескровленные измозоленные пальцы приобрели синеватый оттенок, разреженный воздух комнаты сегодня был холоднее, чем обычно. По выгнутой шее, чуть задев отросшие волосы, скользнула к спине холодная чужая рука, надавливая. Фрэнк жевал поджатую сморщенную и червивую на вкус губу, тело непроизвольно напряглось. Хотелось сказать себе, что рука Джерарда была кожаной. естественно блять она состоит из плоти и крови и хрустящих костей клянусь это просто покров сдери его там только мясо и мясо и мясо клянусь это не ядовитое клянусь там ты не найдешь ничего Кожа была инородной. Фрэнк не имел привычки верить своим мыслям – маленькие, озлобленные, пустые и плаксивые, они были конвейерными, они были инкубаторными. Они были инородными. Кожа была украденной. Джерард, придерживая Фрэнка, помог усесться ему в инвалидное кресло. При ощущающейся кислотной ясности рассудка, нога ныла не так сильно, только жутко чесалась кожа вокруг. Изломанные движения Выблядка защёлкали в ухе, наклонившись, обтянутую спину разрезал острый хребет, он зафиксировал подставку для ног. Фрэнк по возможности незаметно зашевелил пальцами, кистями и правой ногой – будто этот беспринципный страх, фантомное ощущение того, что парализовано всё тело, бился в глотке. Ты смотришь на поржавевшую многовековую гильотину, а затхлый запах коррозии перерезает твоё горло, застревая посередине. Выблядок сморгнул и завис буквально на несколько секунд, почти уткнувшись носом Фрэнку в ботинки, поломанный позвоночник распрямился, Сгусток пах инсектицидами. Горбатые острые плечи почти вжимались в высушенную натянутыми жилами шею, как плевки на зрачке, своей мутной пленкой, он вцепился Фрэнку в глаза. - Доброе утро. – Фрэнк обессилено кивнул. Выблядок склонил маленькую блестящую голову, и, отойдя за спину, вцепился в ручки кресла и покатил его к выходу. Фрэнк уловил, как медикаментозный шлейф последовал за ними, неслышные шаги Джерарда обогнали коляску перед дверью, и, натянув лаковые поблескивающие перчатки, он открыл её. Хлопок отлетел от высоких облупленных стен, отдаваясь назойливым звоном у Фрэнка в ушах, язык защипало – почти под ногами, за хлипкими тонкими перилами сочился ржавым запахом обрыв. Пальцы Фрэнка автоматически вцепились в жёсткие подлокотники. Руки Выблядка лежали почти на плечах, Фрэнк чувствовал его помутненный отупелый взгляд кипятком на своей макушке. Острые мысли заметались в подкорке, лезвиями резало глаза от сочащегося света из окна, растрескавшегося на всю стену. Помещение было монументальным. Выбеленная, чистая, пропахшая газетной бумагой и лекарствами комнатка Фрэнка варилась в самом желудке гигантского здания. Плотные почерневшие лестницы переплетались по краям кишками, огражденные бортиками железные дорожки прилипали к стенам, высокие тяжелые двери были все до одной закрыты. Фрэнк скосил взгляд – соседняя казалась запаянной. Фрэнк чувствовал себя внутри трупа, кожа почти дышащих, высоких стен облезала клочками, осыпаясь на ладони, осыпаясь на ресницы. Фрэнк опустил взгляд под ноги, туда, вниз – сердце взорвалось кисло – случайность, но внизу, под лестницами, была только уплотненная вязкая темнота. Фрэнк сипло выдохнул. Выблядок рвано потолкал коляску за гремящими ботинками Джерарда. Фрэнк закрыл глаза. Дорожка была невыносимо узкой для коляски, тягучая темнота переливала через край в десятке сантиметров от ноги Фрэнка. Такое профессиональное\ такое уникальное\ такое необходимое чувство онемения не наступало. Любопытство мешалось с напряжением и голодом. Джерард затормозил у единственного широкого прохода без двери, дожидаясь старательно торопящегося Выблядка. Рядом с ним, Фрэнк понимал, что не сможет есть. Его мушиные глаза выжрали всем вокруг черты лица. Есть было попросту нечем. Выблядок свернул, резиновые колёса заскрипели по полу. Пальцы Фрэнка подрагивали: со спины – со спины его затылок был сожран, был объеден мушиными глазами-жвалами сгусточного существа, почти касающегося его плеч. Со спины – со спины сморщенные в мышцу большие глаза-кишки задумчиво разъёбывали остатки его разъёбанной головы. Взгляд скользнул по полу, зацепившись за намалеванные ярким слоем неоновые красные (цвет проникал жаром в глаза) плотные буквы:ГОЛОД – ВОТ СУТЬ*.
Фрэнк чувствовал себя в инородной коже. Джерард уселся напротив него, скрестив длинные, будто постоянно шевелящиеся пальцы на столе. Суп тёк кипятком по горлу, в воздухе наркотический запах бессонницы, во рту – под языком живет таракан. Фрэнк чувствовал препарирующий взгляд на себе. Шаги Выблядка застучали за спиной, отдаляясь. Ощущение пущенных по пищеводу к горлу пуль только усилилось. Фрэнк проглотил не родившиеся выстрелы. Абортированный язык жёг нёбо кипятком: - Что это, - он поднял взгляд на Джерарда, облизывая зажатую между подрагивающими пальцами ложку, - что это за место? - Бывшая оружейная фабрика. – голос снова стал сладкими, слова скрипели от сахара. - Необычная планировка. – Фрэнк поднял глаза к сводчатому потолку. Цепкий взгляд всё ещё проникал под кожу. Фрэнк снова опустил напряженные глаза. – Как давно вы здесь живёте? - Не так… давно. – Джерард приподнял уголок губ, откидываясь на спинку стула. Пульсирующая голова наклонилась вперед, рот приоткрылся. это испорченные кости это изъеденные кости\ брать или не брать протухшее мясо\ заливая переваривая в гниющий голодом желудок\ отобрать! Фрэнк раскрыл запекшийся рот: - Я страдаю пристрастием к объяснениям. Это почти что необходимо, разжевать, - на глазах от яркого света выступили мелкие липкие слёзы, - переварить каждую букву информации, иначе она не дойдет и до меня самого. Поэтому мой текст превращается в искусственные обрывочные фразы, сокращающие смысл до возможного минимума. – желчью нарывал язык. Под раздевающим до костей взглядом раздеваются и слова. Губы разрезала покровительствующая уверенная улыбка: - Я вижу. Я чую. Я чую мясо. Я чую плоть.