***
Поднявшись по широкой лестнице, они свернули в длинный коридор, делящийся на множество петляющих змеек. Джереми пытался запомнить маршрут, по которому его вели, чтобы на обратном пути не плутать по Комплексу с потерявшимся видом. Память у него была хорошая. Очень хорошая, но после очередного поворота начала сдавать. Каждая комната до нелепого копировала предыдущую, образуя нескончаемый, запутанный лабиринт. На стенах, выкрашенных в блеклую белизну, не нашлось места ни картинам, ни фотографиям, ни банальным украшениям. Несмотря на мелькающих тут и там сотрудников, окружающая обстановка отдавала безжизненностью, и, как ни парадоксально, смахивала на загнивающий снаружи мир. Мимо проносились люди. Безликие тени. Их невзрачные, серые лица напоминали маски, а неброские одеяния не более, чем оболочку. Джереми будто бродил среди призраков. Среди тех, кто утратил смысл существования и всякую веру в безмятежное будущее. Подсознательно все понимали: шанс победить в бесконечной войне у них так же мал, как и спокойных дней, что удаётся провести без страха и тревоги. — А где остальные студенты? — полюбопытствовал Джереми, с недовольством убедившись, что с первого раза составить карту этой части здания у него навряд ли выйдет. — Обычно они не приходят так рано, — пояснил Скотт, не сбавляя шаг. — Я отведу тебя в кабинет, а потом пойду обратно, а заодно захвачу кое-какие документы, — добавил он, взмахнув тонкой папкой, пока ещё не забитой до отказа. — Я мог бы подождать и внизу, — забеспокоился Фитцджеральд, но его перебили: — Не волнуйся, я за день привык ходить куда больше. К тому же сейчас только утро, надо успеть наверстать, — усмехнулся Скотт, оглянувшись на новенького. Неожиданно он резко затормозил, заметив поодаль стоявшего к нему спиной человека. Тот что-то активно искал в увесистой спортивной сумке, свисающей с плеча. Голову его полностью укрывал капюшон чёрной толстовки, из-за которой незнакомец не походил ни на сотрудника, ни на студента. На общем фоне он казался посторонним, забредшим в Комплекс по чистой случайности. Джереми посетила абсурдная мысль о неосторожном злоумышленнике, но бодрый голос Скотта оборвал её: — Винсент! Человек обернулся, по-прежнему не вынимая руки из сумки, и весело произнёс: — Скотти! Доброе утро. — Доброе, — Коутон не стал затягивать приветствие и перешёл сразу к делу. — Я хотел попросить тебя кое о чём. Пролистав содержимое папки, Скотт отыскал в ней нужную бумагу. Перед этим он мельком взглянул на невольного слушателя, остановившегося на пару шагов раньше. Но Джереми, похоже, упустил фамильярное обращение, которое Винсент так обожал. — Весь к твоим услугам, — Бишоп наконец выудил из сумки свой значок. Дёрнув за молнию, он поспешил скинуть толстовку, в душном помещении превратившуюся в настоящий переносной обогреватель. Теперь, когда ничто не скрывало его лица, на свет проступила одна крайне странная деталь. Деталь, что даже в нынешних реалиях удивляла практически любого. Кожа Винсента была абсолютно фиолетовой, словно его прокрутили в стиральной машине вместе с любимой рубашкой. Джереми невольно отступил назад, таращась на него по меньшей мере как на инопланетянина. Затем, вспомнив об элементарной вежливости, лихорадочно отвёл взгляд, сосредоточившись на других, менее приметными людях. — Ты бы мог подготовить аниматроников к следующему вторнику? — А как же вступительные лекции с твоим участием? К чему такая спешка? — Бишоп никогда не торчал у зеркала дольше пары минут, но сейчас решил немного подурачиться. Оттянув ткань рубашки, он усердно делал вид, будто пытается с точностью до миллиметра рассчитать угол, под которым значок смотрелся бы красивее всего. Скотт, привыкший к подобным выходкам, демонстративно закатил глаза. И поднёс лист прямо под нос коллеги, чтобы Бишоп ознакомился с приказом. Винсент состроил задумчивую гримасу, словно посетитель картинной галереи, рассматривающий очередной шедевр. Для полноты образа не доставало приложить руку к подбородку и надеть монокль. — Вчера Директор провёл срочное собрание. По его мнению мы слишком долго готовим новобранцев к реальным боям. Он велел сократить лекционное время вдвое и поскорее переходить к практике, — объяснил Скотт. — Что ж, в таком случае… будет сделано! — отдал честь Винсент, усмехнувшись. Джереми подумал, что эти двое явно не попадали в категорию «ответственные и серьёзные работники». По крайней мере, один уж точно. Манера общения между ними скорее подходила давним друзьям, хорошим приятелям, но никак не сотрудникам заведения, где развлечения, шутки и беседы на посторонние темы стремились полностью исключить. Так, Скотт выглядел молодо в сравнении с теми, кто встречался Джереми ранее. Других преподавателей отличали пронзительные глаза, повидавшие много ужасных вещей, и безукоризненный внешний вид, подчёркивающий статус. Однако, несмотря на отсутствие военного обмундирование и свирепого взора, Коутон умел держать лицо. Обвинять его в трусости или безволии — сущая глупость. Как и относить к представителю низкого ранга. Он выше всяких похвал выполнял отведённые ему обязательства, без лишней скромности зная — никто не справиться с лучше. Винсент же производил впечатление ничем не примечательного, за исключением внешности, человека. Жизнерадостного, в определённой степени доброго и любящего повеселиться. Эх, если бы Джереми знал, как сильно он ошибается. — Ладно, — Скотт улыбнулся уголками губ. — мне пора возвращаться к работе. На ухе у Винсента висел маленький передатчик. Внезапно он развозился противным писком, требуя внимания. Бишоп, нажав на крошечную кнопку сбоку, принял входящий звонок. На том конце послышалось неразборчивое, будто копошение насекомых, бормотание, не давая вставить и слова. В течение короткого разговора Винсент трижды с чем-то согласился и пообещал наведаться в корпус F через пятнадцать минут. После щелчка он снял переговорное устройство и зашвырнул его в сумку. — Начальство зовёт, — опечаленным тоном сказал Бишоп и, в качестве финального акта небольшого представления, отвесил лёгкий поклон Скотту, собравшись уходить. Вдруг он метнул на Джереми оценивающий взгляд. Быстро осмотрев новичка с ног до головы, Винсент обменялся с ним фирменной улыбкой и удалился в неизвестном направлении. Джереми не смог вымолвить хоть что-то на прощание. Перед ним некстати всплыли жуткие, безумные сцены из прошлого, после долгого перерыва впервые заявившие о себе. Как Джереми не старался навсегда стереть с души их жирный отпечаток, снова и снова терпел неудачу. На сей раз чудовищные картины почему-то пробудила именно улыбка. Широкая, хитрая, как у получившей мяту кошки. Фитцджеральд растерянно уставился куда-то в пол, застыв, словно механическая игрушка, лишившаяся заряда. Не моргал, не шевелился, не дышал. Только услышав Скотта, зовущего его, он очнулся. Отогнал гнетущее наваждение и заставил себя идти дальше. Почему, стоило этому человеку улыбнуться, Джереми увидел окровавленного робота? Люди ведь совсем не похожи на аниматроников — безжалостных созданий, без причины жаждущих уничтожить всё сущее. Не так ли?***
Коутон все свои лекции проводил с необычайным рвением. И хотя он не считал себя выдающимся профессором, написавшим с десяток научных трудов, успел скопить увесистый чемодан знаний, постоянно рвущихся наружу. Студенты энтузиазм своего учителя не ценили. Когда начинался очередной урок, их одолевало нестерпимое желание улечься спать, используя вместо подушки парту. Без зазрения совести пропустить нудное обучение, как в какой-нибудь игре, к огромному сожалению, было нельзя. Это жизнь, здесь диктовать собственные правилам ещё никому задаром не позволяли. Джереми один из всей окружающей его массы записывал чуть ли не каждое слово Скотта и одновременно умудрялся вникать в их значение. На него то и дело косились. То ли завидовали, то ли насмехались над излишним усердием, но Фицджеральда мало заботило их мнение. Со стороны входа раздался щелчок. Студенты, сродни команде по синхронному плаванию, развернулись к источнику звука. Скотт последовал их примеру, оторвавшись от доски, на которой вырисовывал схему аниматроника. Красным маркером в разных частях туловища он выделил слабые точки робота. В них удары рекомендовалось наносить в первую очередь. Заметив незваного гостя, Коутон ничуть не удивился. Винсент заглядывал сюда гораздо чаще остальных, и не всегда по вескому поводу. Иногда он приходил просто так, точно желая напомнить о своём существовании, и на ходу сочинял нелепые отмазки, лишённые элементарной логики. Однажды он старательно утверждал, что ошибся дверью и напрочь забыл планировку Комплекса, намертво засевшую в памяти. Скотту оставалось тщетно гадать, что конкретно притягивало Винсента, будто магнит, в его кабинет. Винсент просунул голову в маленькую щель между стеной и дверью, словно опоздавший на занятие ученик, соизволивший порадовать преподавателя своим присутствием под конец урока. «Интересно, что на этот раз», — подумал Скотт, теряясь в предположениях, прежде чем Бишоп произнёс: — Привет, детишки. Язык в самую последнюю очередь назвал бы 18-летних парней «детишками», особенно при встрече с холодными взглядом, в котором отчётливо читалось стремлением продемонстрировать рвущиеся на волю амбиции. Но с появлением Винсента бывалая уверенность мгновенно улетучилась. Фиолетовая кожа неизменно вызывала замешательство. И внутренний страх. — Я вам потерявшихся привёл, — с ухмылкой сообщил Винсент. Лишь сейчас Скотту удалось уловить движение позади коллеги. Бишоп распахнул дверь, приглашая вперёд припозднившихся студентов. Сам он юркнул следом, направившись прямиком к столу Коутона. Скотт молча наблюдал за медленно разбредавшимися по классу силуэтами. Они неспешно занимали свободные места, перекидываясь парой слов с, возможно, будущими друзьями. Ленивая походка и заторможенные жесты выдавали глубокую усталость и отсутствие настроя трудиться. Скотт редко отчитывал за опоздания. Во-первых, не хотел тратить и без того драгоценное время, а во-вторых, прекрасно понимал, как тяжело добираться до центра откуда-нибудь с краёв. Джереми не реагировал на прибывших, аккуратно выводя на бумаге каркас аниматроника. Неожиданно к нему подошёл довольно высокий парень и кивком указал на свободный рядом стул, коротко бросив: — Можно? — Конечно! — немного громче положенного воскликнул Фитцджеральд, тут же смутившись. — Я Джереми. — Майк Шмидт, — равнодушно отозвался тот, не разделяя оптимизма соседа, и закинул сумку под парту. Он ограничился только приветствием. Сидел молча и даже не собирался доставать тетрадь или что-то наподобие, предназначенное для письма. В лазурной радужке плескалось раздражение, придавая Майку сходство со змеёй, которую категорически советовали не трогать и лишний раз не беспокоить. Однако Джереми решил, что ему непременно нужно разговорить Майка, а потому высказал весьма дельное замечание, но без попытки обидеть: — Что-то ты не особо разговорчив. Шмидт исподлобья взглянул на Джереми, но дальнейшей реакции не последовало. Вместо ответа он переключил внимание на доску. Скотт уже несколько минут разговаривал с Винсентом, а точнее говорил Винсент, совершенно позабыв об обязанностях и недавно поступившем сверху распоряжении. Коутон водил глазами из угла в угол, не вникая в суть долетающих до ушей фраз. В уме он искал способ вежливо спровадить коллегу до следующей перемены, а лучше — до окончания смены. Наконец Коутон, обогнув стол, бесцеремонно подошёл к Винсенту, развернул его на девяносто градусов за плечи и повёл на выход. Это было быстрее, чем попытка вклиниться в растянувшейся монолог и объяснить важность прерванного занятия. Винсент ни на секунду не прекращал разглагольствовать. Лишь переступив порог, он умолк, напоследок сказав: — Ещё увидимся! — Разумеется, — выдохнул Скотт с облегчением и захлопнул дверь. — Продолжаем! Атмосфера в классе вернулась в прежнее русло.