Hey, Young Blood!

      — Я вовсе не пьяница! Иногда накатывают тяжелые дни, ну, знаешь, и… эм, просто случай удобный подворачивается и друзья зовут, так что просто берешь и плюёшь на печень и адекватность. Это не стиль жизни, а так, временное увлечение, — в пустой, умиротворяющей обстановке кафе активная жестикуляция и бегающий взгляд Ханбина выглядят очень глупо. И смешно. Он добавил еще что-то про обезьян и их менталитет, что он, конечно, любит этих животных, но надеется не быть на них похожим.       Чжинхван сдерживает улыбку, прикрывая губы пальцами, ведь это действительно забавно, когда знакомый только издалека парень пытается показаться с хорошей стороны.       Рыжеволосый официант еще какое-то время стоял у столика с этим странным посетителем, держа в руках заказ, и совсем не понимал, зачем он перед ним оправдывается. Ну и что, что в одной школе учатся. Это же не значит, что они теперь должны каждый божий раз, когда видятся, отбивать сложно комбинированные хайфайвы, доверять друг другу так, будто от этого зависят их жизни и пароли от соцсетей, смотреть только в одну с ним сторону и просто здорово проводить время, пугая посторонних громкими выкриками и жутким лошадиным ржачем. Это вроде «дружбой» называется? Так вот, они не должны этого делать, от слова, совсем.       Разве такой как Ханбин не должен класть на чужое мнение большой болт и идти к своим целям буквально по головам? Чжинхвану казалось именно так. А каким еще должен быть человек, который хорошо так заправляет целой командой бугаев с низкими умственными способностями и имеет весьма охлаждающую ауру. Ауру величия и уверенности, что находящихся рядом людей унижала во всех аспектах бытовой жизни.       Чжинхвана в том числе.       У него с ним совершенно разная социальная активность. Ханбин командный игрок как в прямом, так и в переносном смысле, его окружают люди, друзья, куда бы он не пошел, и на знаменитых районных баскетбольных матчах присутствует не менее сотни человек. Такие успешные парни не должны оправдываться. Это само по себе наталкивает Чжинхвана на безрадостные и удручающие мысли о его «никому ненужности» и ноющую неприятным тянущим чувством тоску.       И, да, как-то он бывал на одной игре, правда, не задержался там, а признавать причину, по которой пришлось уйти, до сих пор не хотелось. Всего-навсего какие-то ребята были слишком высокими, грубыми и вообще гиперактивными, отчего Чжинхван даже испугался и поспешил удалиться сквозь ужасно тесное скопище людей, так и не застав «королей».       Поэтому Чжинхвана пугали подобные личности и он привык с такими не связываться, просто чисто из-за гордости и инстинкта самосохранения.       Единственный человек, с кем он успел сблизиться за последнее время, был Ку Чжунэ, но в этой ситуации следует сказать «дареному коню в зубы не смотрят». Дело даже не в том, что этот парень самолюбивый до чертиков, и не в том, что скрытный дохера. Как ни странно, но он не пугал Чжинхвана своим убийственным настроем или положением в обществе. Этот ребенок только скрывает своё настоящее «я» под слишком тяжелой маской, для снимания которой потребуется много сил и времени. А у Чжинхвана катастрофически не хватает ни того, ни другого. Так что тут, да, тяжелый случай.       Рыжеволосый опомнился, помотав головой, и сделал шаг вперед, поближе к столику.       — Э-э, ваш за…       — Странно, почему мы раньше не познакомились? Скажи своё имя хоть, а то мне и так безумно стыдно перед тобой, — даже не замечая, Ханбин перебивает слова официанта.       И сам, правда, не понимал, нахер вообще из его рта вылетает всё это. Но нутро подсказывает, что зарекомендовался он здесь за последние два месяца, мягко говоря, не с лучшей стороны, поэтому уж очень не хотелось и дальше казаться идиотом. И Ханбин исправляет это сейчас как может, но отчетливое «вот же ж придурок» отражается в темной радужке глаз напротив.       — Ким Чжинхван. И этого не требуется, — кошачьи глаза улавливают заинтересованный взгляд, и он понимает, что придётся объяснять. Чжинхван тяжело вздыхает, подхватывая поднос другой рукой. — Ким Ханбин — превосходный капитан успешной баскетбольной команды, которую уважают не только в нашей школе. Количество ваших побед переваливает за рекордную отметку, и всё такое. Кажется, у вас появился спонсор недавно, так что и директор вам благоволит. Извини, но про девочек, что восхищаются вами, я промолчу — это отдельное явление. Кхм, ваш заказ, — парень отводит взгляд, пытаясь сохранить профессиональную невозмутимость, поэтому все сказанные слова Ханбина смело идут в пустынные дали под величественным названием «Нахер».       Чжинхван кладет перед внимательно следящим за любым его движением Ханбином подставку и ставит на неё мятный мокко, спешно убегая за стойку. А Ханбин немного выпал из реальности.       Вау.       Он и не думал о себе никогда в таком ключе, но тут появляются такие вот мальчишки и вообще непонятно удивляют тебя: приятно или же не очень.       Ханбин просыпается только тогда, когда пальцы чувствуют сквозь бумажную поверхность стаканчика горячий напиток. Он резко одёргивает руку и во все глаза уставляется на официанта, что и не заметил ничего, преспокойно прибираясь. Ах, да. Ну и зачем эта формальность перед одногодкой, причем из той же школы — почти не чужие люди уже! — да и в полупустом кафе? Ханбин вот понять не может.       Ханбин оглядывается, чтобы найти хоть что-то живое в данном помещение, но людей здесь сейчас целое нихуя, кроме него, официанта за стойкой, что, кажется, специально пытается показаться занятым, игнорируя присутствие Ханбина, и громко тарахтящей кофемашины, которая больше похоже на дрожащего чихуахуа. Даже той парочки уже нет, спустя каких-то…       Парень достает из кармана толстовки телефон и присматривается к яркому дисплею. Да твою налево! 10:17!       Ханбин громко ругнулся, цыкнув от непонятной досады, и схватил свой напиток.       У него сегодня и так много дел, так почему он должен задумываться о каком-то мальчишке, что работает в мелкой кафешке и учится в той же школе. Люди каждый день видят что-то подобно обыденное, но это не значит, что они задумываются о том, например, что этот парень очень милый и его пушистый, белый свитер здорово сочетается с черными витринами и, как ни странно, с мелодией 80-тых годов, доносящейся из динамиков по углам. Так уютно, что и уходить не хочется.       Вкус мятного мокко приятно щекочет вкусовые рецепторы, и желудок теперь не пустой. Прекрасно, пора уже с Донхёком встретиться. Ханбин и так очень задержался здесь.       Парень не сразу замечает звон колокольчика, что раздаётся на всё помещение. Это вынуждает его рефлекторно повернуть голову на источник шума и заметить невысокую шатенку, что активно семенила на каблучках к бару, держа за ручки двух малышей.       Мальчик и девочка радостно тянули её к стойке, и их глаза сияли так, будто они увидели своего любимого персонажа из мультика или же маму с пакетами сладостей. Парень улыбнулся, ведь уж очень они напоминали ему Ханбёль.       Ханбин делает глоток из стакана, рассматривая с ног до головы запыхавшуюся девушку, и думает, что ей так повезло иметь двух сорванцов, которые еще совсем маленькие, веселые и необременённые тяжелой подростковой жизнью.       Мамочка малышей, наверное, находится в каждодневных хлопотах, заботясь о них и отдавая всё самое лучшее для их хорошего детства и перспективного будущего. Прям как и его. Та тоже усердно работает для лучшего будущего детей, не всегда оставляя силы на дела сына и грусть о разводе с мужем.       Симпатичная шатенка утыкается грудью в стойку, мимолётно кидая пару слов Чжинхвану, и нервно достаёт что-то из сумочки. И только сейчас Ханбин замечает, какой же уставший вид у неё; кажется, она торопится на работу, сперва пристроив детей няне или в детсад. Ханбин сочувствовал ей, ведь такие синяки под глазами и взгляд, понурый, очерствлённый под натиском бытовых забот, даже под косметикой трудно спрятать, хотя ей это удалось. Ханбину казалась она очень красивой, а черты её лица немного знакомыми.       Девушка попутно улыбается тянущимся к ней ручками детям, что перевели взгляд на озадаченно глядящего из-за стойки на них официанта и заулыбались еще шире. Затем двойняшки выдали своими радостными голосами непонятное, искажённое «Дзинан, Дзинан!», отчего уголки губ Чжинхвана дрогнули.       Ханбин делает второй глоток, в мыслях прикидывая, что же может значить это «дзинан», но фантазия как всегда выдаёт в подобные, ответственные моменты белое пространство с многозначительным «э-э-э-эм». Иногда и с более информативными матами.       — Что? Ты наверное шутишь? Мой рабочий день еще не закончен! Я не смогу следить за ними сейчас, Сеён! — раздаётся по всему помещению недовольный вопль, отскакивая от стенок как грёбаный попрыгунчик, и внезапно врезается в мозг Ханбина, тем самым портя всю выстроенную смысловую нить.       Чжинхван недовольно смотрит на девушку, спрятавшись от детишек за стойку, чтобы те не видели, как он рассержен, озадачен и недоволен. Только этого можно было не делать — он и так выглядел обиженным котенком, так что дети не испугаются его.       Ханбин немножечко не понял. А точнее, нихуя не понял. Всё, что прорисовывалось сейчас в сознании, было типа девушка→Чжинхван→дети от девушки, с которыми он должен сидеть.       — Чжинхван, у меня сейчас прибыльная смена подвернулась. Ну ты же должен понимать, как для нас важен любой заработок, тем более, что скоро придут счета…       — Нет, я это понимаю, но что ты мне прикажешь делать? Уйти я не смогу еще часа четыре, а если попрошу подменить, то минимум через час, — Ханбин видит, как тяжело вздыхает Чжинхван, явно уставший от навалившихся трудностей. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Иди.       Сеён издаёт радостное «е-ес» и «спасибо!», протягивая пакет из сумки.       — Э-э-эм, мне, конечно, очень неловко говорить такое, но… С вами всё в порядке? — такие же подведенные кошачьи глаза уставляются уже на Ханбина, и до него только сейчас дошло, что она может быть его сестрой, а эти двойняшки, что обвили своими ручками голени девушки, — младшенькие Чжинхвана.       Ханбин глупо улыбается им, как бы оправдываясь за свою нелепую мысль о том, что Чжинхван удачно так присунул своей девушке аж на двойню. Он ставит свой опустевший стакан с остывшим кофе на столик, не понимая, почему на него до сих пор смотрят как на идиота.       Ему очень хотелось отвернуться, ведь такой пристальный взгляд смущает, только он не рассчитал, что Чжинхван умеет так очаровательно улыбаться. Он улыбается широко, прищурив глаза ехидно, а Ханбину кажется, что его желудок перевернулся пару раз и расплавился, будто в животе прошлись холодным паяльником. Ханбин подумал уже, что в кофе был алкоголь или же его от температуры знобит, ведь почувствовал жар на своих щеках и прохладу в ногах. Сразу захотелось съёжиться — это довольно неприятное чувство. Поэтому Ханбин-то и плюхнул ладони на свои бедра, чувствуя под пальцами влажную ткань.       — Твою ма-а-а!..       — Чжинни, Чжунни! Давайте, малыши, вы немного поиграете здесь, а ваша сестрёнка пойдет на работу, — Чжинхван хлёстко хлопнул по столу руками, чувствуя неприятное жжение, и так же громко выкрикнул имена детишек.       Он не хотел никого пугать, он просто пытался уберечь любознательные умы двойняшек от глупого Ким Ханбина, что непонятно почему пролил на себя напиток и сейчас готов был заорать в присутствии детей благим матом. Вроде спортсмен, вроде должен быть ловким и бдительным, а не так по-дурацки расплескать по своим штанам мятный мокко. Чжинни и Чжунни же смотрели на него с интересом и отвлеклись только тогда, когда Чжинхван взял их за ручки.       — М-да, Чжинхван-и, у тебя тут весело, но мне надо бежать, — девушка еще раз глянула на шокированного парня, что стоял у столика, отлепляя мокрую ткань от бедер, и смотрел жалобно на свои запачканные в некоторых местах кеды.       Она, конечно, привыкла ко всяким странностям, ведь в журналистике на этом и зарабатывают себе на хлеб насущный, но чтобы так рано и такой чудик… У Чжинхвана тут, оказывается, нескучно бывает. В любом случае, её ждёт четыре часа дополнительной работы, поэтому заботиться об этом парне придётся Чжинхвану, ведь, как она помнит, в «Правах и обязанностях работника» прописано что-то вроде «Предоставление специальной прачечной комнаты посетителям в случае непредвиденных обстоятельств».       Сеён наклоняется пониже к двойняшкам и поочередно целует их в пухлые щёчки. Затем с улыбкой прощается с Чжинхваном, а уже у входа всё же оглядывается на Ханбина, что и не шелохнулся вовсе.       — Дзинан! Ему надо помочь, он же испачкал свои штаны и ему неприятно, — Чжунни потянул Чжинхвана за белый свитер, пальчиком указывая на парня в паре метрах от себя. Малыш наверняка пожалел этого беднягу, но он вовсе не учитывал, что этот совсем-не-бедняга сам виноват и теперь Чжинхвану ещё и коричневое, разрастающееся пятно подтирать.       — Что? Но нет… — рыжеволосый оглядывается на Ханбина, затем на Чжунни с Чжинни, что в меру своей детской недогадливости о неловкости некоторых ситуаций, выжидали исключительно «да, конечно, давайте поможем бедолаге!». И нет, его совсем не задавила совесть и, кажись, семейное их чувство жалости. — Ладно, прекрасно, пошли, — Ханбин же нарочито не замечает, что кошачьи глаза буквально закатили под углом в градусов так 100; Чжинхван мотнул головой, призывая того идти за ним.       Ханбин был благодарен этим детишкам за заботу о незнакомом человеке, ведь ему действительно как никогда нужна сейчас помощь. Он, ковыляя своими промокшими и испачканными ногам, пошёл за Чжинхваном, что свернул за небольшую дверь рядом со стойкой. Узкий, пустой коридорчик, с редкими навешанными на стенах картинками, закончился так же быстро, как и начался, но за этот короткий промежуток Ханбин всё же успел подумать о Донхёке и что тот его, скорее всего, закопает. Но сначала искромсает в мясо. А вот Юнхён бы, например, аккуратно разделал на порционные куски, затем пропустил бы через мясорубку и поджарил. И правда, зачем свежему мясу пропадать зря?       Они вошли в маленькую комнатку, с бледно-голубыми стенами, корзиной для белья в углу, гладильной доской и парой белых, поношенных жизнью небольшого кафе стиралок. Если бы и можно найти в этой ситуации что-то необычное или же романтично-поэтическое, то это стоящий с протянутой рукой Чжинхван, выжидающе глядящий на Ханбина, чтобы тот догадался наконец дать ему свои штаны, Чжинни и Чжунни, что расположились на перевернутой корзине для белья и на единственном в помещении стуле. Они потянулись к пакету, что дала им старшая сестра, и достали две пушистые, яркие игрушки.       — Э-э, мне прямо тебе в руки?.. — Ханбина немного смутило, что он должен был отдавать свою грязную вещь другому парню, да и как бы светил своими черными труханами перед малышнёй и всё тем же другим парнем.       — Ну да. Или можешь сам запихать своё шмотьё в машинку, — Чжинхван безразлично тыкает пальцем за свою спину, указывая на старенькие стиральные машины в углу.       Ханбин понимает, что создал Чжинхвану еще парочку проблемок, но кроме его милой улыбки и о том, как сгладить не очень хорошее первое впечатление о нём, парень больше и думать ни о чём не мог. Чжинхван и улыбается как все эти 2д-шные чиби-коты, и у него такой же румянец на щеках. Если бы Ханбин умел рисовать, он бы совершенно точно изобразил белого котёнка с рыжими пятнами и тёмным сердечком на мордочке, который блаженно спит на специальной для котов кроватке. И назвал бы примерно так — «Милый пока не проснётся». Он был бы куда большим произведением искусства, чем все записанные Ханбином и Бобби мэшапы вместе взятые.       — Спасибо, Чжиан, и…       — Нет, Ким Ханбин. Не Чжиан. Моё имя Чжинхван.       — Да, я запомню, Чжинхван, так, — Ханбин виновато поклонился рыжему, что и не разозлился вовсе, а только по слогам произнёс и выхватил испачканную вещь из рук спортсмена. Парень стоял сейчас весь как на иголках. Он словно натянутая на хитроумный механизм нить, что вот-вот может с оглушительным треском порваться, нарушив при этом всю размеренную работу шестерёнок. И если не это самое ужасное, то кинутая в него мягкая игрушка оказалось весьма неожиданным элементом, от которого Ханбин чуть ли не с визгом отскочил. — Ты не мог бы одолжить мне штаны?!       — Чжинни! — Чжинхван подбегает и наклоняется к месту, где грохнулся пушистый монстр, а Ханбин не совсем подготовился к тому моменту, что игрушка упадет прямо у его лодыжек. — Кто тебя вообще учил бросаться в посторонних своими игрушками? Надеюсь, что вы, юная леди, такого больше не повторите. Да, у меня здесь где-то есть запасные…       — Но вы были похожи на фарфоровых кукол! Ещё немножко напряжения и бум! На кусочки! Безвозвратно, — малышка скрестила на груди руки, будто она доказала сейчас наисложнейшую формулу, выставив всё так просто, словно это и не было никогда никакой тайной. Элементарно, Ватсон! — не хватало ей добавить, ведь непонятные взрослые постоянно требуют разжевывания.       — Больше без таких выкрутасов, Чжинни. Не всем людям нравятся подобные отвлекающие маневры.       Чжинхван отдаёт ей пушистого монстра и грозит пальцем в качестве наказания, но его братская любовь просто не может допустить, чтобы его младшая сестрёнка чувствовала себя уж совсем виноватой, отчего после он мягко ей улыбается и проводит ладонью по заплетенной макушке девочки. А единственное, что пролетело в голове спортсмена, было «хорошо хоть носки сегодня поменял, и как унять этот пожар на лице и барабанную дробь в грудной клетке?».       Рыжеволосый убегает к полочкам, перебирая каждую стопку с одеждой и полотенцами. На его лбу виднеется складка, вероятно, от усердных раздумий над тем, где запасные шмотки могут лежать, или же над местом, где детей можно оставить. Ханбин наблюдает за его мысленными метаниями и борется с совестью и честью, ведь с Донхёком ему надо встретиться днём, но и бросать Чжинхвана в его небольшой, на самом деле, беде не хотелось. Поэтому после того, как этот светлый мальчик подходит к нему с неловко-нервной улыбкой и протягивает чёрные штаны, Ханбин совершенно точно уверен, кто встал в приоритете.       — Я бы мог присмотреть за ними, — резкие слова врезаются в атмосферу небольшой комнатки, зажигаясь в голове Чжинхвана спасительной лампочкой, означающей, что он нашёл решение. Но потом его как обухом по голове, ведь факты и реальность разбивают эту грёбаную лампочку, и он смотрит на Ханбина скептически. — А что? Я уже не посторонний — ты меня знаешь.       — Да, не совсем с лучшей стороны, — он отходит от Ханбина, пока тот пытается вытянуть узкие штанины. Что же, они оказались куда уже и короче, чем спортсмен предполагал, вероятно, они принадлежали самому Чжинхвану. И от этого осознания Ханбина аж качнуло и несколько оттенков красного заиграли на его щеках. — Давай будем честны: оставлять детей с пьяницей, который только-только с бодуна, вообще не разумно.       — Не акцентируй внимание на моих грехах, — Ханбин пожимает плечами, пытаясь выглядеть спокойным, когда Чжинхван приближается к нему, смотря так, будто у него рентгеновское зрение. — Давай разберемся с этой трудностью. Так что, я могу тебе помочь? Мне кажется, у тебя другого выбора-то особо и нет…       — Не умничай, Ким Ханбин!       — Ладно-ладно, но если тебя это успокоит: я пью только по выходным, значит, уже не совсем пьяница, и у меня тоже есть младшая сестра. Я знаю, как общаться с детьми, поверь мне.       Чжинхван ещё пару раз оглядывает того с ног до головы, но это чисто рефлекторно, нежели с каким-то подсмыслом. И ничего, кроме уверенности во взгляде Ханбина и его очевидной привлекательности, рыжеволосый не нашёл. Поэтому ему пришлось сглотнуть упрямство и положиться на этого парня. Ну, пожалеть тоже, но самую малость.       — Хорошо, ладно, — тяжело выдыхает слова Чжинхван. — Я попрошу подменить меня, но это произойдёт только через два часа, следовательно, — парень оглядывается, скептически и сердито, ведь Чжинни и Чжунни что-то громко обсуждали, и снова на Ханбина, которому для полного завершения образа радостного щеночка не хватало только собачьих ушей и виляющего хвоста, — буду проверять вас каждые 10 минут.