Hey, Young Blood!

      — Чжунэ!       Старые Вансы ещё больше пачкаются от непонятно откуда взявшегося поребрика, об который Чживон успешно сумел споткнуться. И так всегда, стоило ему переволноваться и начать что-то судорожно делать. Всегда пойдёт что-нибудь не по плану, но, если уж совсем честно, то никакого плана и не было изначально. Они с Ханбином решили выбраться потусить с Чжунэ и Чжинхваном, надеясь, что этого будет достаточно для сближения и выигрыша в глупом споре. Сейчас вот получилось как получилось. Он семенит по асфальтовой дороге, где справа от него редко пролетают машины, совсем близко, казалось бы, и обходит препятствия в виде удивлённых прохожих. Из-за проворного ветра слезятся глаза, отчего Бобби походит на плачущего преследователя, который истерично пытается догнать жертву-Чжунэ.       Бобби уже не раз бежал за кем-то уходящим в порыве нахлынувших чувств. Сунан часто ретировалась вот так бесцеремонно, насупившись на кажущимися Бобби глупостью его проделки. Поэтому он и следовал за ней, чтобы успокоить и приласкать обиженную и на тот момент казавшуюся любимой девушку. Но сейчас Бобби чувствует, как уходят его 50000 вон, поэтому он бежит за Чжунэ с преумноженным рвением.       Хотелось ли ему наконец всё бросить? Возможно, но уже не так сильно. Он думал, что что-то мазохистское в нём точно есть, ведь с этим спором уже получается смиряться; он даже привык немного. Привык испытывать вот такие унижения раз за разом, сопровождая очередной чисто эмоциональный пинок под метафорический зад отборным количеством выручающих матов. Разряд мазохизма, возможно, второй, но тут нужно советоваться с экспертами, это точно.       Он устал так, что хочется просто отдохнуть от себя и своей жизни, хочется преступить эту черту «надо, долг зовёт, упрямство не отпускает, да и вообще, 50 штук, ты ёбнутый их терять?!» и укорениться в «да пошло всё куда подальше».       Бобби думал, что не будь всё таким безнадежным и скучным, что ли, то он обязательно отказался бы от спора. Проводить вот так свой досуг тоже никакого наслаждения не приносило.       — Да отвали ты от меня! — Чжунэ небрежно бросает через плечо, пытаясь ускоренно оторваться от Чживона, переходя на бег; желательно намного дальше, чтобы этот придурок перестал его преследовать.       Бобби постоянно будто кипятком ошпаривает от своих жалких попыток. Он всё время думает, что пиджак Чжунэ и сверху надетый плащ напоминают двойную мантию. Такой очевидный показатель величия и инфернальности, ну точно в духе этого демона.       Они пару раз пропускают светофор на дороге, перебегая на красный, но в этой части улицы малолюдно и маломашинно, так что всё обходится. Редко проходящие люди удивлённо оборачиваются на двух полоумных подростков, которые, очевидно, хотят затеять драку или чего подобного. Хотя это не их дело, они идут дальше по своим делам, да и скрываются из виду те парни довольно стремительно.       Физическая форма Бобби в порядке, он через некоторое время всё же догоняет Чжунэ, немного удивлённый, что этого не произошло раньше. Он грубо хватает того за локоть, вынуждая повернуться с определённо самой недовольной миной, на которое его лицо было вообще способно.       — В чём, блять, твоя проблема?! Злишься на меня просто так, хотя ты, может, не в курсе, но я стараюсь быть дружелюбным и приветливым. Ведёшь себя как кусок дерьма!       Чжунэ удивляется этому рявкающему идиоту, тщетно пытаясь вырвать свой локоть из его цепких пальцев. За что он смеет на него орать? Всё определённо ясно, так почему же к нему пристают раз за разом? Сколько ещё Чжунэ давать понять, что ни с кем он здесь, в этом районе и в этой школе, дела иметь не хочет, а дружить и подавно. Нервный выдох вырывается сквозь тяжёлое дыхание, и Чжунэ пытается посильнее оттолкнуть от себя все клешни, а точнее, руки Бобби, которые за него ухватились. Но получается так, что он отталкивается сам, легко впечатываясь в дерево на лужайке.       В такие моменты нужно попытаться сохранить лицо, а не обдумывать мысль о том, что отпихнутый Бобби похож больше на брошенного щенка, нежели на беспардонную псину. Но Чживон действительно крайне расстроен и дезориентирован, он всего лишь хотел его догнать и вернуть злосчастную куртку, всего лишь ухватился за чужую руку, чтобы наконец остановить, а его отталкивают. Он устал от этих отталкиваний, ну почему всегда так происходит с ним.       Чжунэ злит, что эти грёбаные обстоятельства складываются именно так, что ему приходится казаться самим Дьяволом во плоти. Он определённо этого не хочет, но почему-то сердится ещё больше и кажется куда худшим существом Ада. В его привычном взгляде на многие вещи и Бобби Чживон видит всю панораму Преисподней.       — Ну ладно. Наверное, тебе нужно объяснение. Пунктов много, почему я не хочу с тобой общаться, но я назову только два. Первое это то, что я не доверяю твоему внезапному порыву наладить со мной связь. Второе… — Чжунэ делает паузу, вдыхая и выдыхая пару раз, потому что глупого Бобби становится жалко. — Ты мне просто не нравишься. Поэтому съеби, заебал.       — Знаешь, что… — Взгляд Бобби мечется от лица Чжунэ и на его куртку в своих руках; он обдумывает сумбурный план, коварный и беспощадный, как и сам стервозный Чжунэ. — Иди нахуй! Сыт тобой по горло.       — Прекрасно! — яростно произносит Чжунэ, глубоко задетый словами спортсмена.       Гнев, обжигающий, словно к горячей плите рукой прикоснуться, охватывает Чжунэ, и он сильно — пытается, по крайней мере — толкает Бобби в грудь, отчего тот видимо пошатнулся, но на ногах устоял.       — Отлично, блять! — отфутболивает обратно Чживон, уже замахиваясь, чтобы грёбаную куртку грёбаного Ку Чжунэ закинуть на ветку расположенного впереди грёбаного дерева.       Что он, собственно, и делает, наблюдая за меняющимся в лице Чжунэ, который поздно признал свою вещь в руках парня напротив. Он застывает вот так, с открытым от удивления ртом, и всю злость словно рукой сняло, потому что Ку крайне обескуражен произошедшим.       Бобби кидает только угрюмое «удачи», поворачивается на своих двоих и плетётся обратно. Обратно куда — не понятно, так как возвращаться в кафе к Ханбину и Чжинхвану не хотелось чертовски; те так мило щебетали друг с другом, когда он выбегал, что наблюдать эту картину сейчас было бы довольно тошно.       В последние дни у него дела идут как-то пасмурно и с продолжительной грозой и дождём. Всё тяготило и заебало, хотя, как вдруг выяснилось, заёбывал, оказывается, тут только Бобби.       «Что за ебанина?» — девиз последних недель и реакция на происходящие события. Он устал всё же больше физически от тренировок и других непонятных истощений, чем морально от вот таких вот выкрутасов Чжунэ; у него хватает сил перебороть свою гордость и злость сейчас. И он оборачивается, чтобы проверить, как там этот справляется со сложной задачей. Так ноги его и понесли обратно к бедолаге.       А Чжунэ и не двигался с тех пор, как Чживон отошёл на внушительное расстояние, потому что даже с его ростом не достать куртку с высокой ветки.       — Что?! — тихо изумился он, но вот решение проблемы так и не приходило в голову.       Привычный ступор, который бывает всякий раз перед сложностью. Чжунэ мог бы и оставить всё как есть, списав на потерю одной из многочисленных вещей в гардеробе, это не проблема. Но он не такой транжира.       Рукава его куртки, поддразнивая, вяло покачиваются на лёгком ветру, и это вгоняет в ступор ещё больше.       Злость, гнев, жалость, милость — всё, что Ку чувствовал до этого, стёрлось удивлением и таким внезапным окончанием перепалки. Бобби всё тот же придурок, но он определённо знает, как надо успокаивать злого Чжунэ. Поэтому негативные чувства чуть приутихли, но вот безысходные — взыграли новыми красками.       В мыслях Чжунэ уже давно кричит на Бобби, бьёт того по его противной физиономии и наконец стирает его существование из своей жизни. Больной на голову придурок.       В реальности же он потирает свои озябшие локти и плечи и очень опасно ступает на первую ветку, что хиленько торчит в метре от земли, ухватившись за те, что повыше. Чжунэ удивлялся в этот момент, как внешне вообще сохраняет спокойствие. Почему и за что ему всё это, зачем и хера-то какого на него свалился этот придурок Бобби. Крутой, конечно, симпатичный и забавный, по словам Сунан, но, блять, какой же бесконечно раздражающий. Творит что-то неебически странное, и пожинает плоды почему-то один Чжунэ. Да и Чжинхван со своей сверхдобротой и доверчивостью. Ку не винил того ни в чём, он прекрасно понимает, что его друга могли шантажировать, могли угрожать, просто вынудить плясать под свою дудку — эти идиоты могли сделать всё, что угодно, им нет доверия. Особенно тот носатый: жутко подозрительный уродец, который Чжунэ просто не нравится. Если причины не любить Бобби были обоснованны, то тут всё проще.       Воспоминания о Чжинхване — о том, как он оставил его с тем долбаном — немного тревожили, но тут он подмечает, что его друг был совсем не против такой наглой компании. Возмущение — вот что остаётся главной темой дня, думает Чжунэ. Он так много страдает со всеми этими людьми, господи, да храни его душу.       Но тут его мысли прерываются своим же оглушительным соскальзыванием со второй хиленькой ветки, отчего Чжунэ успел за полсекунды проклясть всех, но себя в особенности. Он уже честно и самозабвенно приготовился упасть, ушибиться до полусмерти и, собственно, встретить свой печальный конец, но слишком громкий и удивленный Ким Чживон возникает так же резко, как и набедокурил. Чжунэ даже показалось, что его оглушило на секунду от этого дикого вопля:       — Ты дурной, мать твою?! Расшибёшься же!       И Чжунэ даже не догадывался, что Бобби сам испугался своего крика, который вышел чересчур громким и заботливым, нежели действительно предостерегающим. Он еле успел добежать до глупого Ку Чжунэ, который ну явно не славится любовью лазать по деревьям; к сожалению, Бобби споткнулся где-то за полтора метра и еле успел словить этого странного эгоцентричного парня. Словить — довольно громко сказано; точнее перехватить и толкнуть, тем самым смягчая тому грандиозное падение. И, кажется, им удалось качнуть немного дерево, чтобы куртка самовольно слетела со скользкой ветки.       — Если это такой ход ради сближения, то иди нахуй. — Чжунэ быстро находит, что сказать, будучи прижатым грудью к земле и чуть не встретившись с ней носом. Бобби тяжёлый, чертовски и невыносимо. А ещё его руки куда южнее положенного горизонта. — Я не хочу чувствовать твои руки на своей заднице. Слишком гейское сближение получается, ты в курсе?       — А?       До Бобби допирает настолько медленно, насколько это вообще возможно, но, даже поняв всю иронию ситуации, Чживон не удивляется и только спешно встаёт с Чжунэ.       Вот только он не знал, что его доброжелательный поступок будет встречен так холодно. Хотя постойте… Он прекрасно это осознавал, но разочарование почему-то всё равно его настигло.       — Пошёл к Дьяволу.       — А, действительно, ты же до такого не додумаешься. Мозгов не хватит.       Чжунэ смеётся как можно более по-издевательски и громче, чтобы взбесить Бобби ещё больше. И у него это получается, Бобби как раз вспоминает все свои драки, на которых прекрасненько выплескивал свой гнев, разукрашивая какому-нибудь долбоёбу лицо. Ему тоже прилетало немало, он до сих пор хорошо помнит металлический вкус крови во рту. Он прикидывает, что можно сообразить в этом случае, как можно выплеснуть злость на бесящем Чжунэ.       Никак. Совершенно ничего не приходит в голову, кроме как того, что Чжунэ всё так же не хотелось делать больно именно теми методами, которыми привык пользоваться Чживон.       От осознания становится не по себе, отчего он даже не сразу среагировал.       В карманах всегда найдётся полупустая-полуполная пачка крепких сигарет, и Бобби, меланхолично отходя подальше от Чжунэ, зачем-то выуживает её из перепачканных в траве штанов.       Он не курит на самом деле. Не так часто в любом случае. Когда нервы натянуты, будто тонкие гитарные струны, он позволяет себе скурить полсигареты. Или полпачки, если обстоятельства были действительно очень выматывающими.       Но сейчас только меж пальцев одна сигарета, а следующей не предвещается, так что всё нормально. Вроде.       Едкий дым остро прожигает горло; Бобби курит редко, обычно в нервирующие его моменты, поэтому всё никак не может привыкнуть к этой горечи и удушающему запаху. Ему не хочется проедать легкие, не хочется понты кидать во все стороны, да и он не зависит от этих штук — ничего из этого нет в его целях. Единственное, что действительно было бы неплохо, так чтобы уже наконец захотелось врезать этому придурку Чжунэ с его вечной заебностью. Потому что такого явления быть не может. Просто дайте им подраться, и на этом, скорее всего, всё закончится.       — Честно, мне так хочется тебе сейчас вмазать. Ужасно чешутся кулаки, да и ты ведёшь себя как последний… Ты понял. — Бобби оседает на пыльный поребрик, закуривая одну сигарету.       Чжунэ присаживается рядом с ним, держа в руках злосчастную куртку, и максимально удивлённым за сегодня оказывается уже Бобби, хотя секунду спустя возвращается в своё понурое состояние.       — Что ж, наверное, это лучше, чем дальнейшие твои приставания. Серьёзно, можешь ударить меня, и покончим со всем.       Его голос звучит теперь не так язвительно.       У него есть дела поважнее, думает Бобби. Уже неделю он не связывался с семьей, когда как раньше и дня не приходило без общения с ними. Сейчас период такой: адский месяц в самом разгаре, ебнутый спор в своем расцвете, да и душевное умиротворение оставляет желать лучшего. Бобби устал, наверное. Он не понимает, почему Чжунэ до сих пор не хочется врезать. Бросить спор, отвязаться наконец от него — с превеликим удовольствием, а вот врезать не очень, как бы он не говорил иначе. Элементы запугивания и похуистического отношения ко всему его фишечка, но это не значит, что всё, им произнесённое, действительно именно то, что он чувствует.       — Для тебя будет лучше, если тебе разобьют лицо? Такое вообще нормально хотеть? — Бобби кажется, что Чжунэ тоже устал. Устал в какой-то своей мере и по своим причинам, поэтому он, как добрый самаритянин, предлагает ему затянуться своей сигаретой. Расслабиться и все дела, но вот только Чжунэ мотает головой, отказываясь.       — Не знаю. Но я не хочу, чтобы меня…       — Всё же, пойдём с нами на пьянку, — перебивая Чжунэ и повторно затягиваясь едким дымом ядреных сигарет поглубже, Чживон отмечает про себя, что разговор уже не такой напрягающий. — Точнее, вечеринку, званный вечер по-бюджетному, подростковый банкет — или как там вы, буржуи, выражаетесь?       Чжунэ замирает на секунду от этого внезапного предложения, а затем мило смеётся, он и сам это замечает. И тут же себя обрывает, даже не обращая внимания на Бобби, который тоже подхватил его порыв.       Припадки нервной гиены Чжунэ уже слышал. В спортивном зале, где-то в столовой или в коридоре Бобби частенько даёт о себе знать своим своеобразным смехом; так на него обращают внимание. Эти непонятные звуки тоже веселили Чжунэ, пока он не познакомился с их обладателем и не проникся к нему странными чувствами. Не то чтобы неприязнь — а Чжунэ прекрасно в ней разбирался — нечто другое, нечто раздражающее, что-то такое, отчего хотелось, чтобы этот человек существовал где-нибудь подальше от Чжунэ. Вот только он ещё пока не понял, стоит ли волноваться насчёт этих мыслей или же они вполне типичные.       — Не надейся. И нет, мы говорим так же, как и обычные люди.       — Я пытался.       Взгляд Бобби устремлён на соседнюю улицу, там несколько разных витрин, но у Чжунэ такое чувство, что этот парень смотрит не на них, а куда-то сквозь пространство и время, о чём-то своём неторопливо размышляя. Не то чтобы Чжунэ наблюдал за ним сейчас, просто ни на что другое смотреть вроде как не было.       — Может, придёшь на наш матч тогда? Он как раз скоро должен пройти. — Бобби заметно оживляется, но не выходит из эмо-образа. — И вообще, хорош ломаться.       Чжунэ одаривает Бобби возмущенным взглядом. Он не «ломается», это обычное нехотение, ты, придурок! Но Ку игнорирует последние слова спортсмена, исчерпав, наверное, весь дневной запас колкостей и язвительности.       — Не знаю, я не очень-то люблю баскетбол.       — Гонишь? Я видел тебя на трибунах во время нашей тренировки.       — Это… Ну, понимаешь, это вроде как я прячусь там.       О своих «как дела» не хотелось говорить страшно. У них на данный момент хоть и непродолжительное перемирие, но хорошими приятелями они всё же не стали. Раздражение сменилось лёгкой усталостью и апатичным «ой, блять, да ладно!».       — Прячешься? И от чего же?       — От реальности, наверное. Хотя точнее будет «от кого», потому что моя «реальность» вроде как имеет шустрые женские ноги, — Чжунэ усмехается, вспоминая Сунан, но вот Бобби она даже на ум не пришла. Ничего не пришло, кроме самовольно бегающих женских ног без тела, и это определённо самая тупая реальность, которую можно представить. Но Бобби, как всегда, смог.       Чжунэ поднимается на ноги, отмечая про себя, что да, неплохо было бы заглянуть куда-нибудь, если его так настойчиво приглашают, может, в том действительно нет ничего плохого. И он уже согласен на все 95 процентов, а остальные пять оставит для препирательств с самим собой.       Но, конечно же, Бобби он ничего не отвечает, оставляя того докуривать свои мерзко пахнущие сигареты, лишь взмахнув рукой на прощание, потому что для обычного «Пока!» или «До свидания!» атмосфера неподходящая всё-таки. И нет, отношение Чжунэ к Бобби не поменялось совсем.       Ну может, чуть-чуть. Вероятно, он станет немного реже называть его «идиотом» или «придурком»       И время не ждёт; он вспоминает, что сегодня к ним должен заскочить Донхёк и передать некоторые документы, а отец не в городе, так что ответ нести ему. Волосы настолько взлохмачены, что хочется визгнуть пронзительно, и даже новый прилив сил на препирательства появился, но, если уж совсем по чесноку, то Чжунэ не хочется ругаться с Чживоном ещё раз.       Он раздражает, определённо, но что-то в этой его ссутулившейся позе и грустном взгляде показалось Чжунэ не таким плохим, даже притягательным. Кажется, он устал от всего, так почему же не бросит приставать к Чжунэ, почему не перестанет натыкаться на сплошной негатив и преувеличенные унижения (ведь на самом деле Чживон не такой страшный и жалкий, не такая ошибка деторождения, как о нём иногда отзывался Ку)?       Чжунэ, определённо, раздражается из-за него, но по большей части потому, что ему бы следовало бесится на него, как на всех остальных; то есть чуть больше. Но вот так почему-то совершенно не получается.