1
Три века — это много? Три века — это мало? Смотря для чего. Смотря для кого. Жизнь била ключом, переливалась красками и светом. Она была радостью, счастьем. Для кого-то. Прелестные существа, эльдар, зачем-то привезенные сюда Оромэ по воле его собратьев, жили беззаботно, пели, танцевали, творили, любили друг друга. Жизнь в Благословенном крае может быть так сладостна и прекрасна, если ты согласен принять её распорядок, её предопределённость. А если нет? Жизнь может быть отчаянием и тоской, горькой памятью. Только темнота и боль — вечная и неизбывная. У тебя больше ничего нет, лишь цепь, лишь мрак, стремящийся растворить тебя, и пять шагов до стены. Всего пять шагов. Как мало. Как много. Ты забудешь? Ты раскаешься? Возненавидишь? Кто знает. Жизнь может быть попыткой забыть, стереть прошлое из памяти. Иногда это удается. На миг. А потом прошлое возвращается, лишая покоя и радости. Но можно надеть маску, она надежно укроет ото всех твои чувства и мысли. Но если маска станет лицом? Жизнь может быть ожиданием — тянущимся бесконечно и рассыпающимся шорохом осенних листьев и пеплом отгоревшего костра. Откуда она знает про листья? В Благословенном Амане нет осени и никогда не будет. Как жаль. Серые тени плыли по комнате, на столике дымилась чашка с дивным напитком из трав, созданных Йаванной и Ирмо. Тонкие длинные пальцы бездумно крошили на кусочки печенье. Серебристая вуаль дымкой укрывала волосы. Слез не было, точеные черты были спокойны. Здесь нет света, здесь нет и тьмы. Только тени — легкие, быстрые, плавные, тягучие. Любые, какие она пожелает. Та, что всегда в Тени, ждала и вспоминала — то, что было, и то, чего никогда не будет. Вспоминала, но без слез. К чему они здесь? Она не посещала развеселые праздники и утонченные приемы. Её и не приглашали. Зачем портить скорбным ликом всеобщую радость? И её не навещали. Она никого никогда не звала в гости, даже братьев. Иногда заходила в сады Лориена, иногда туда приходил Намо. Она ни разу не спросила его про Отступника. Лишь раз попросила навестить. Намо кивнул, её просьба совпадала с его желаниями. Но брат так ничего и не рассказал, а она не спросила. Зачем? Придет день, и она все узнает и увидит. Сама. Шорох крыльев над головой. На столик садится её помощник и друг — ворон. Он смотрит на неё, чуть склонив голову. Скорбящая пододвигает ему печенье, легко встаёт с дивана, набрасывает на плечи серый плащ с капюшоном. Тени ласково льнут, обнимают. Шаг, взмах руки — и она покидает свои Чертоги.2
Три века прошло. Сегодня многое решится. Отступник стоял перед Манвэ, не склонив головы, лишь слегка прищурив не привыкшие к ослепительному свету глаза. Он не покорился, не сломался и не раскаялся. Сулимо выглядел величественным и надменным, но Скорбящая видела его растерянность и смятение. Варда смотрела торжествующе. — Он не раскаялся! — её слова услышали все. Манвэ распрямил плечи. Решение принято. Тихо в спину Отступнику что-то прошептал Намо. Просит встать на колени? Просить милости? Мелькор не станет — не ему просить и не их. Ниенна легко поднялась с украшенного дымчатым хрусталем трона и, грациозно опустившись на колени перед Королем Мира, простерла руки. — Милости, о Великий Манвэ! Глаза её блестели от непролитых слез, темно-серый капюшон слетел с головы, рассыпался тяжелый узел волос, темные пряди плащом укрыли её плечи. Сулимо смутился, бросил взгляд на Создательницу Звезд. Элентари с досадой взглянула на Ниенну. Ничтожество. И это одна из Аратар. Почему Илуватар сделал её одной из них? Прекрасная Королева Мира скривилась. Но чувства Варды были безразличны Той, что всегда в Тени. Скорбящая не отрывала глаз от Сулимо. Крупная слеза покатилась по её белоснежной щеке, за ней другая. Если бы здесь сейчас находился художник, то бросился бы рисовать столь потрясающую картину, а если бы здесь был поэт, то он бы воскликнул, что слеза Ниенны драгоценнее всех алмазов мира. Манвэ когда-то и сам был поэтом, и он не любил причинять боль. Подавив вздох, он спросил: — Кто еще скажет слово за Преступившего? — Я, — тихо произнес Ирмо. Согласно кивнула Эстэ. Намо сделал шаг вперёд и встал рядом с Мелькором. Дернулся Ауле, но промолчал. Сулимо величественно сообщил, что Отступнику даруется свобода, но лишь в пределах Валмара, пока деяниями он не заслужит доверие Великих. Ниенна поднялась с колен и плавно поклонилась Королю Мира, благодаря за снисхождение к её просьбе. Отступник усмехнулся. Цепи с него сняли, а браслеты оставили. Как мило. — Благодарю за все, сестра, — мягко и печально сказал он Скорбящей. Ниенна кивнула, накидывая на лицо вуаль. Она не хотела, чтобы Мелькор видел её слезы, и не знала, что ему ответить. Черный Вала ушел. В Валиноре места для него не было, но и покинуть его он не мог. Тюрьма просто стала шире.