1
Сверкающие стены, взмывающие к облакам колонны, ажурные сплетения хрустальных лестниц, песни ветров. Чарующе прекрасен дворец Манвэ, что стоит на одной из самых высоких гор Мира. В похожем на трон кресле, обтянутом расшитым золотом синим шелком, украшенным сапфирами и алмазами, восседает Король Мира. В глубоких синих глазах, устремлённых на дивной работы ожерелье и браслеты, одобрение. Курумо отменный мастер, он в точности выполняет все пожелания коронованного заказчика. Он никогда не добавляет ничего лишнего. Те же нолдор всегда стремятся добавить что-то от себя. Дескать, так они самовыражаются. Кому здесь нужно их самовыражение? Впрочем, чем бы дети ни тешились, лишь бы жили дружно и не лезли, куда их не просят. Длинные ухоженные пальцы коснулись сапфиров в ожерелье. Чудесно! Майа Ауле, как и всегда, был почтителен, услужлив и спокоен. Как будто не он совсем недавно умолял Мелькора снова взять его в ученики! Досада тенью скользнула по безупречному лицу. Но почему Курумо так спокойно перенес отказ? Осознал ошибку? Научился скрывать свои мысли и чувства? Нет, подобное невозможно. Манвэ не отказал себе в удовольствии и слегка прощупал мысли помощника Ауле. Никаких особых сожалений, ни горя, ни ненависти. Жаль. Из ненависти этого самолюбивого мальчика можно было бы вырастить нечто любопытное и, возможно, полезное в будущем. Еще больше жаль, что Мелькор отказал своему сотворённому. Прекрасная возможность узнать о мыслях и чаяниях Отступника упущена. Курумо в итоге снова бы все рассказал. Неужели проклятый братец догадался о таком варианте? Раньше он не был таким предусмотрительным. Неужели в темнице поумнел? Печально. Король Мира тяжело вздохнул. Старший брат всегда был для него источником тревог и огорчений. Мелькору всегда было позволено больше других, а если и не позволено, то он умел действовать, не оглядываясь ни на кого. Манвэ это безумно раздражало. Хрустальный перезвон каблучков. Звездное сияние. Варда. Как всегда, безупречна и прекрасна. На сверкающих волосах малая корона из бриллиантовых звездочек. Элентари никогда не забывает о своем положении. Супруги поприветствовали друг друга. Соприкоснулись ладони, губы тронула вежливая улыбка. Какое-то время Гилтониэль восхищалась подаренным ей гарнитуром, потом заговорила о делах. — Надеюсь, ты выразил Курумо неодобрение его поступком? — голос звучал холодно. Манвэ пожал плечами. — Майа понял, что сделал глупость. Отказ Мелькора его не огорчил. — Отрадно! Мне бы не хотелось, чтобы Отступник снова затуманил ему голову. — Ученик Ауле разумен и верен нам, — Повелитель ветров предпочел бы, чтобы Курумо не был таким верным, но не спорить же с супругой. — Большой ошибкой было выпустить Мелькора из Мандоса. Его следовало оставить там навечно! — Мы сами вынесли ему приговор, и не было причины менять его, — Сулимо поморщился. Варда постоянно возвращалась к этой теме, заставляя еще больше ненавидеть брата. — Он не раскаялся! Он снова будет сеять Тьму, Зло и рознь! Он соберётся с силами и ударит! Такие, как он, не способны остановиться! — Его никто не будет слушать. Ему не удастся накопить силу. Оковы надежно ограничивают его возможности. Сейчас он не сильнее эльдар. К тому же, я не мог оставить его в Мандосе. В приговоре о необходимости раскаяния ничего сказано не было! — Манвэ все же не сумел скрыть раздражение. — А кто выносил приговор? Ты был недальновиден! — глаза Элберет сверкнули, и она исчезла в звездном вихре. Маленькие звездочки мигнули на прощание и погасли. Вот и поговорили.2
Небо было ослепительно голубым, лишь легкие, подобные перышку облака скользили по нему. Король Мира прикрыл лицо рукой. Проклятый Отступник. Старший брат всегда мешал ему, еще тогда, до Великой Песни, он был невыносим. Он пытался похитить сердце его возлюбленной. Элентари устояла. Она всегда видела суть. Она сумела разглядеть черную душу под прекрасной оболочкой. Тогда Манвэ не представлял жизни без своей Королевы. А сейчас? Мысль была неожиданной и отвратительной. Это все Мелькор. Его тлетворным влиянием отравлены все они. Если бы можно было вышвырнуть его с Арды... Но это невозможно. Быстрые легкие шаги, звонкий смех. На душе сразу стало светлее. Амариэ. Его девочка. Яркая искорка, что привлекает к себе сердца. Как светло и тепло рядом с ней! Прелестная девушка вбежала в залу, порывисто опустилась на колени и поцеловала протянутую ей руку. Светло-золотые локоны волнами падали на белые плечи. Пухлые, по-детски нежные губы улыбались, в глазах искрились смешинки. — Учитель! — воскликнула она. — Я так рада видеть тебя! Дитя, милое дитя. Как будто утром не виделись. — И я рад тебе, малышка! — Я видела такие необычные цветы сегодня у Йаванны в саду. Чудо! Знаешь, а сегодня одно облачко было так на орла похоже! — она рассмеялась Манвэ вздохнул. Когда-то и ему так мало надо было для счастья. Когда-то счастье просто было. — Учитель, ты сердишься? Я не так себя веду. Я знаю, мне надо быть сдержаннее, — плечи опустились, голосок задрожал. — Как я могу сердиться на свою самую любимую ученицу? — ласково сказал Сулимо, нежно касаясь рукой золотых кудрей. Широко-распахнутые полные счастья глаза. — Правда-правда? Он кивнул. — Расскажи мне, что делала сегодня, кого видела. Амариэ прижалась к ладони короля Мира щекой и заговорила — тихо-тихо. Её шепот действовал успокаивающе. Что бы он делал без своей золотой девочки? Как увидел, так сразу сердце затопила волна нежности. Такой невинной и прелестной была она спящей. Манвэ сам вынес её из садов Лориена. Его лицо было первым, что увидели эти прекрасные голубые очи. Её губы тогда еле слышно выдохнули: — Учитель. — Малышка моя! — ответил он, целуя её в лилейной белизны лоб. Никого из своих сотворённых и учеников он так не любил и не баловал. Все, кроме ученицы, называли его Владыкой или господином. Амариэ росла счастливой и радостной, лишь иногда печаль туманила чело. Она вспоминала о родителях. — Они погибли по вине Врага и его искажённых тварей. Не плачь, дитя. Никогда не узнает его девочка ужасной правды. Он оградит её от этого. Он не лжет, ведь Отступник на самом деле повинен в их гибели. Глядя в ясные глаза девочки, Манвэ четче осознавал, насколько верно поступил, разрушив Оплот Врага и уничтожив искаженные им создания. Иначе его малышка бы тоже погибла. И все же чувство вины иногда касалось его души. Амариэ была счастлива в своей семье, у неё были родители. Нет, не думать об этом! Решение было верным. И Варда ясно сказала об этом! Иного пути не было. Только почему больше не звучит его арфа? Почему не слагаются песни? Почему опустились крылья? Будь проклят Мелькор! Все из-за него! В тяжкие моменты сомнений Манвэ брал на колени девчушку, целовал её пахнущие травами волосы, и тоска отступала.3
— Учитель, они такие глупые! — звонкий голосок ученицы вернул его в настоящее. — Кто, дитя? — Нолдор! Ходят за мной, стихи посвящают, песни поют! Малышка уже стала взрослой. — Так и должно быть. Ты красива, умна. Ты способна зажечь огонь даже в самом привередливом сердце. Они добиваются твоего внимания. — Особенно Финдарато, — хихикнула Амариэ. — Он, конечно, милый, но такой бестолковый! — Чем же? — Как он не может понять, что мне никто не нужен?! — Пока не нужен. Пройдет время, и какой-нибудь счастливец назовет тебя своей женой, — иголочка боли вонзилась в сердце. — Нет, никогда! Вся моя жизнь без остатка принадлежит тебе, Учитель! Единственное, о чем я мечтаю, это служить тебе вечно! Единственное, к чему я стремлюсь, это быть достойной тебя! Столько страсти и обожания. Сулимо растерялся. — Дитя, ты еще слишком юна, но… — Нет, нет, Учитель! Только не отдавай меня никому! Прошу! Я буду сдержанней, спокойней, разумнее! Я буду верно служить тебе и Элентари! — Я тебя никому не отдам! Ты моя, и только моя! Пока сама не захочешь уйти! — он сжал её тонкие пальцы. Улыбка Амариэ была подобна предрассветной дымке. Так же светла, невесома и прекрасна. — Это тебе, — Манвэ протянул ученице тонкое золотое колечко с небольшим сапфиром в окружении мелких бриллиантов. — Мне? — взлетели вверх тонкие брови. — Спасибо! Она тут же примерила подарок, порывисто вскочила и поцеловала Короля Мира в щеку. — Беги! Покажи подругам! — скрывая улыбку, сказал он. — Хорошо, Учитель! — её голос донёсся уже откуда-то из коридоров. — Я тебе цветов принесу. Дитя, такое еще дитя.