1
Несса танцевала. Она танцевала для любимого. И был её танец исполнен огня и страсти. Но Тулкас его не видел. Он спал. Он всегда спит, когда Несса танцует. И она знает об этом. И все равно танцует. Плясунья помнит иное время. Тогда они вместе сходились в одном танце. Тогда их кружила любовь и страсть. Тогда они бегали вдвоем по зеленым лужайкам. Тогда Тулкас был Защитником. Надежнее его не было создания во всей Эа. Как же она любила его! Не нашлось для него темы в Великой Песне Творения. Одна ступила Несса на землю Арды. Почему? Несса этого не знала, но боль разлуки жгла её душу. Она была счастлива, когда Илуватар призвал Астальдо для борьбы с Мелькором. Но лучше бы её сокровенные мечты не сбылись никогда. Лучше вечно тосковать в разлуке, чем видеть любимого таким. Тулкас не был создан для убийства, его делом было защищать. Он любил честные состязания и всегда щадил своих противников. Никогда не касались его руки оружия, а душа — ненависти. На Арде её любимый потерял способность творить, он стал иным. Тому Тулкасу неведомо было наслаждение битвой. Теперь же в Чертогах Астальдо вечный бой и вечное пиршество. Кровь мешается с вином, а вино с кровью. От красного и багряного кружится голова. А Тулкас смеется. Он всегда смеется. И горько Нессе от этого смеха. Почему так все получилось? Теперь её любимый всегда будет с ней. С Арды никогда не уйти никому из них. Только пуста и бессмысленна теперь их жизнь. Несса танцует. Босиком по траве. Смотрят на её танец олени. А Тулкас спит. Ему хорошо. Соленая капля катится по смуглой щеке прекрасной валиэ. Но она все танцует. Танцуй веселее, Несса, ведь ты танцуешь для любимого!2
Прелестна, как весеннее утро, вечно юная Вана. Распускаются цветы, когда мимо них проходит их прекрасная Королева. Слетаются и садятся к ней на плечи птицы. Нет никого в целом мире милее Ваны. Глаза её — озера, волосы — спелая пшеница, губы — нежнейшая роза, а лицо белее самой белой лилии. Всяк радуется жизни, заслышав чудесную песню валиэ юности и красоты. Прекрасны и Чертоги Королевы цветов. Стены их сплетены из ветвей цветущих деревьев, свод их — небо голубое, ковер создан из самых нежных и душистых трав. Вечно поют там птицы, услаждая слух дивной песней. Смеётся и поет Вана, расчесывая свои длинные волосы. Ярче аромат цветов, звонче пение птах. Любуется собой Вана и не видит, что суров лик мужа её и нет в нем прежней теплоты и любви. Охотник и сам не знает, почему ласковая и вечно радостная жена вызывает у него такое раздражение. Смотрит он на неё и не находит больше в сердце своем любви. Тошно и скучно ему в цветущей её Обители. Вспоминает Оромэ бешеные скачки и погони, звук выпущенной стрелы, пение рога, лай послушной его воле своры. Любит он охотиться, и нет для него выше счастья, чем принести домой достойную добычу. Но не радуют его жену подвиги мужа. Кривятся её нежные губки, туманятся прекрасные очи. Слишком мягкосердечна Вана. Забыла она с некоторых пор о предназначении супруга своего. Да и самого Оромэ уже не так радует погоня за быстрым и сильным зверем. Помнит он иную погоню и иные схватки. Гнала его свора искажённых тварей Отступника. Хитры и коварны они были. Некоторые сумели уйти от его взгляда, и не учуяли их его верные псы. Печалит Алдарона то, что осталась еще Тьма в Эндорэ, но волею Короля Мира и Варды Элентари закрыт отныне туда путь всем валар. Лишь Ульмо иногда просачивается в Эндорэ, но нет дела Владыке Вод до того, что происходит на суше. Как ни расспрашивал его Охотник о мерзких созданиях, так ничего и не поведал ему о них друг Манвэ. Копят теперь там свою черную злобу уцелевшие приспешники Отступника и делают свое черное дело. Ненайденным остался и подлый майа Артано, что некогда предал своего господина и ушел к Недругу всего живого. А теперь проклятый Отступник свободно ходит по Валинору и задумывает очередное злодейство. Если бы на то была воля Оромэ, то Мелькор бы навечно остался в Мандосе. Не выдержав, Алдарон ударил кулаком по стене. Зашелестели весенние листочки, выгнулись протестующе ветви. Вана обернулась. — Что с тобой, супруг мой возлюбленный? Почему ты не весел? Хочешь, спою я для тебя песню любви и радости? — Благодарю, милая жена моя, но не поможет мне твоя песня, ибо судьба Эндорэ печалит меня. Бегают до сих пор по её лесам и полям искаженные твари. — Ах, не думай о них, любимый мой. Когда-нибудь найдется и на них управа. К чему печалиться прежде времени? Привел ты сюда прелестные создания, спас их от нечистых замыслов Врага. Совершил ты дело доброе. Лучше поучи их чему-нибудь полезному. А может, мне все же спеть тебе песню? — в голосе её была неподдельная тревога, и глаза туманила печаль. — Ты права, моя вечно юная валиэ, дело успокоит меня! Быстрым шагом Оромэ покинул Чертоги супруги. Королева цветов с недоумением смотрела ему вслед. Сердце вдруг сжалось. Она закрыла лицо руками. Птицы замолкли. Как же все изменилось. Когда ушла радость? И почему?3
Тьма отступает, замолкает еле слышный шепот теней. Каменные ступени ведут вверх. Намо идет не спеша. Мрачные коридоры сменяют светлые комнаты, застланные коврами. Ученицы Вайрэ почтительно приветствуют Владыку Мандоса и снова принимаются за работу. Плетущей нити Судьбы с ними сейчас нет, она в своих покоях. Здесь уютно, тепло, в хрустальной чаше горит звезда. Вайрэ ткет. Она редко прерывает свою работу. Но сейчас откладывает её. Ради мужа. В чаши червлёного серебра льется молодое красное вино. Двое улыбаются друг другу. Глазами. Время идет, в чаше мерцает звезда, сверкает темным рубином вино. Они молчат. Зачем слова, когда открыты сердца и мысли? И все же валиэ прерывает тишину. — Пригласи своего… гостя, — заминка перед словом выдает волнение. — Он сейчас не здесь. — Потом, когда мы все… Она не договаривает, но Намо понимает. В мрачном Мандосе тоже бывает весело. Здесь тоже шутят, пьют вино, поют песни. Ученики, сотворенные и они с Вайрэ. Где-то бывает веселее, где-то роскошнее, но обитатели здешних чертогов ценят эти посиделки больше развесёлых гуляний у Ваны и Нессы, больше изысканных празднеств у Манвэ и Варды. — Он не придет. Ему трудно с нами, — Намо осторожно подбирает слова. На душе тревожно. Нет, он не ждет от своего нынешнего гостя и бывшего заключенного бед. Нет, он не думает, что Мелькор замышляет злодейство. Владыка Закона просто чувствует себя виноватым. Он бы хотел помочь, но чем? Его странный гость учтив, доброжелателен и невыразимо далек. Даже тогда, в маленькой каморке, что создали для живого Залы мертвых, он был ближе. — Одному нельзя. Он поймет. Не сейчас. Потом. И тогда он придет. Нам надо просто быть рядом. Её голос тих, она чуть смущена. Намо нежно касается её узкой руки, осторожно пожимает длинные пальцы. Он благодарен: за любовь, за понимание. Они всегда вместе — сердцем и мыслями. Как же ему повезло! Вайрэ смотрит на мужа. Глаза в глаза. И нет большего счастья.4
Серебристые ветви ив, белые и сиреневые цветы, мягкие, шелковистые травы. Узкое лицо появляется из нежного сумрака. Дивным светом сияют колдовские глаза. Тонкая, почти прозрачная рука осторожно касается тонких ветвей. Губы шепчут что-то. Трава заглушает шаги, а эти так легки и невесомы. Но Ирмо слышит их и не оборачивается. Нежные руки касаются его плеч. Эстэ. Серебристо-голубой жемчуг одежд, огромные мерцающие очи, бледные губы, серебряный шелк волос. — Рано ты проснулась сегодня. — Ты огорчен? Я почувствовала твою тоску, и сон ушел. Ирмо молчит. Ветерок колышет длинные ветви, легкая рябь пробегает по звёздной глади озера. — Он был здесь. Она не спрашивает, утверждает. — Он часто бывает здесь. — Ты рассказал? — Да, — то ли вздох, то ли шорох. — Не надо было. — Он должен знать, что сталось с детьми. Эстэ права, но Ткущему сновидения больно. Он никогда не забудет, что убил память, выполняя приказ Короля Мира. Он не мог поступить иначе. Его отказ привел бы к новой крови. Дети остались живы. Все это лишь слова. Пустые оправдания. Ему нет прощения! — Нам нет прощения, — еле слышно говорит Целительница, будто услышав его мысли. — Я подавала тебе чашу. Я была рядом. — Мы не могли отказаться… Как беспомощно звучит. — Не могли. И потому виновны. Но он должен был знать. — Я не так сказал, — горько бросает Ирмо. — Лишь растревожил рану. Никчемный из меня Целитель душ. — Мы так мало знаем и умеем. Мы беспомощны перед настоящей бедой. Эстэ крепче прижимается к нему. Как бы там ни было, они не одиноки. — Мы станем другими, — шепчет валиэ. — Время неумолимо, оно изменит и нас. — Уже меняет! — твёрдо отвечает Вала. Сейчас он четко понимает: неизменного нет, даже в Благословенном Амане.