1
Цветущая лужайка была залита светом. Чуть трепетали листья деревьев, птицы молчали. Они внимали лютне. Та пела — печально и чарующе. — Все тоскуешь об Амариэ? — звонкий девичий голос прервал песню. — Напрасно, её очи видят лишь Владыку Арды, остальные слишком невзрачны и ничтожны, чтобы на них мог упасть взгляд прекраснейшей из дев Валинора! — Нэрвен! — в синих глазах златокудрого эльды мелькнул упрек. — Прекрати, или мы поссоримся. — Хорошо, я больше не буду, — покладисто ответила светловолосая девушка и тихо вздохнула. Ей было жаль брата. Его любовь не принесет ему ничего, кроме тоски. Амариэ, несомненно, очень достойная особа, только сердце её холодно. — Но, судя по тому, как тоскует твоя лютня, на наш маленький праздник у костра ученица Манвэ не придет? — Она очень занята, время Амариэ принадлежит её учителю, — вздохнул Финрод. Нэрвен еле слышно фыркнула. Самую красивую из дев Валинора она терпеть не могла. Не из зависти: Артанис по праву считалась одной из прекраснейших, но она-то ясно понимала, что ученица Сулимо превосходит её по красоте. Но красота не главное, важнее ум и сердце. А сердце Амариэ холодно. Любовь к ней не принесет брату ничего, кроме горя и тоски, а Инголдо достоин лучшего. Он самое благородное создание из всех, живущих на Арде. Нэрвен переживала за брата, и беспокойство рождало неприязнь. — Твои уроки у Йаванны на сегодня окончены? — Инголдо тоже не хотел спорить, а легкая обида уже прошла. Сестра добра, просто у неё очень живой нрав и острый язык. — Да, а вечером я отправлюсь к Оромэ. — Оромэ, Йавана, Ауле, Тулкас, Ванна, Несса… Кто еще? — брат улыбнулся не без лукавства. Артанис так жадно стремилась к знаниям, что братья даже иногда посмеивались над ней. — Я бы хотела поучиться у всех, — голос Нэрвен прозвучал на удивление серьезно. — У всех? И у Отступника? Девушка на миг нахмурила лоб. О Мелькоре она и не думала. — Да, и у него, если он согласится! — Артанис с вызовом посмотрела на брата. — Наш дед и король тебя не поймет, — спокойно заметил Финрод. — И почему он так его ненавидит? У Финвэ даже глаза темнеют, когда он слышит имя Отступника. — Ты же знаешь, что его любимая Мириэль пострадала от тварей Мелькора. — И Финвэ был так безутешен, что вскоре после её смерти возжелал жениться на Индис, заставив валар поломать голову, — не без ехидства заметила девушка. — Ему трудно одному, — примирительно сказал брат. — Да и Феанаро нужна была материнская забота. — Трижды ха! — хмыкнула Нэрвен, которая терпеть не могла дядюшку. — Бедняжка Индис столько натерпелась от нашего Пламенного. Да и дедушка при Феанаро ведет себя с нами так, будто мы ему чужие. — Да, у Куруфинве нелегкий характер, зато он гениален. — А мне больше нравятся творения Нэрданэл, хоть она и не задирает нос выше Таниквэтиль! — Дядя тебя обидел? — Инголдо всегда был проницателен. — Нет, — быстро ответила она. — Просто мне жалко Индис и его жену. Красивое лицо брата омрачилось, он почуял неправду. Тайн от Инголдо у Артанис не было, но она опасалась, что он поссорится с Феанаро. Куруфинве пугал её, не ведавшую доныне страха. Его взор был так горяч, а речи непонятны. Что он от неё хочет? С недавних пор девушка старалась не оставаться с Пламенным наедине. Но брату знать об этом не стоит, в их семье и так достаточно вражды. — Интересно, что же это за твари Отступника? — она решила перевести разговор. — И почему их никто не видел? — Так-то никто? — Я спрашивала Ольвэ и других прибывших в Благословенные земли из Эндорэ, они лишь слышали о них от валар. А Финвэ рассказывать об этом отказывается. Может быть, стоит спросить Отступника? — Нэрвен! — Думаешь, неприлично? — эльдиэ махнула рукой. — Ладно, не буду спрашивать. Но все равно, я все про них выясню! В её голубых глазах сверкнула молния, вид исполнился решимости. Когда Нэрвен такая, спорить с ней бесполезно. — Зачем тебе это? — мягко спросил брат. Молчала сестра долго, потом тихо ответила: — Мне скучно, а это хоть какое-то приключение. Иноглдо покачал головой, не желая соглашаться с сестрой. Его тоже уже давно томило какое-то странное чувство, все казалось постылым, однообразным, утратившим краски. — Здесь все время одно и то же! — воскликнула Артанис. — Единственное развлечение: обсуждать, что сотворил Феаноро и как тяжело с ним бедняжке Нэрданел! Здесь душно и тяжко! А мне хочется свободы! Если бы у меня выросли крылья, я бы улетела — далеко-далеко! Пусть в Эндорэ опасно и страшно, я согласна спать на земле, сражаться с мерзкими тварями, но я хочу жить и творить по своей воле! Я хочу, чтобы надо мной не было указчика! — Разве нам так плохо в Валиноре? — А разве тебе не хочется большего? Неужели ты желаешь прожить всю жизнь, как вечное дитя под опекой заботливых родителей? — никогда прежде сестра не говорила так пылко и страстно. Он опустил голову. — Мне бы хотелось учить, помогать, заботиться… Ты права, и мне подчас так душно здесь… — Я права, — она горько вздохнула, порыв угас. — Здесь не о ком заботиться, и здесь прекрасно обойдутся без нашей помощи. Но и уйти мы не можем. Я как-то сказала Манвэ о том, что хотела бы увидеть Эндорэ. Он промолчал… — Знаешь, тэлери рассказывали, что плыть дальше им мешает какая-то невидимая преграда. Мы не сможем уйти. Никогда. Стало горько. В этот миг Финрод верил, что в Эндорэ он бы смог добиться любви Амариэ. Там бы она вдохнула полной грудью воздух свободы, её глаза бы открылись, она бы смогла полюбить. — Мы уйдем. Рано или поздно. Обязательно уйдем, — твердо сказала сестра. — А пока попробуем узнать больше об оставленном эльдар мире, о тварях и о том, что было задолго до нашего рождения. Ты со мной? — С тобой! — Инголдо тряхнул золотыми кудрями, отгоняя тоску. Разве он мог оставить сестру одну в её очередном приключении?2
Отчаяние сводило с ума. Еле хватило сил вежливо попрощаться с Ирмо. Владыка Снов не виноват, он не мог ослушаться. А если бы мог, то погубил бы невинные жизни. Как же все оказалось просто! Их больше нет и никогда не будет. Даже памяти не осталось. Бедный Лориен, ему было так трудно рассказывать. Намо тоже неловко со своим бывшим пленником. Надо бы покинуть Мандос, но куда ему идти? С губ сорвался смешок: освобожденному негде жить, кроме тюрьмы. Мелькор стиснул зубы, не давая горькому смеху вырваться на волю. Говорят, Ауле больше не может творить, а Манвэ разучился петь и не летает с ветром. Может, им посочувствовать? Они же не знали, что вершить суд так больно. Они же не понимали, что такое смерть. Он тоже не понимал. Видел, знал, но не верил. Разве можно уничтожить живое? За что? Эру, за что?! Чем они виноваты? Тем, что пошли за ним? Отступник поднял руки к вискам. Как же больно. И надежды больше нет. В Мандосе, считая шаги от стены до стены, он еще надеялся — на встречу с Ортхеннером, на возвращение. Освобождение перечеркнуло все. Черный Вала упорно старался не думать, просто быть, заниматься с Суулой, смотреть на звезды, отражающиеся в озере Лориэна. Но этот разговор словно пробил броню, в которую он спрятал свою душу. Ему никогда не творить. Наручники надежно сковали силу. Да и для кого ему творить? Он один. Отныне и навсегда. Он погубил всех своих учеников. Не защитил, не уговорил, не отослал. Он проиграл. Ему никогда не уйти отсюда. Этот мертвый, ослепляющий свет накрывает невидимым куполом все вокруг. Никому не покинуть Благословенный Аман без воли Валар. А они никогда не позволят мятежному брату покинуть эти земли. Всевидящий, давящий взгляд Мелькор чувствовал всегда и везде. Вала шел, не разбирая дороги. Где-то пели птицы, хрустел под ногами алмазный песок, в воздухе разливалось ослепительное сияние, становясь все ярче и ярче. Почти у самого подножия холма, на котором росли два древа, он остановился. Настоящего света ему уже никогда не увидеть — ни звезд, ни солнца. Мелькор посмотрел прямо на Лауреллин. Глаза жгло нестерпимо, по щекам потекли слезы. Зачем теперь жить? Если бы можно было исчезнуть, раствориться… Валар это не дано. Но там, в безмолвии Мандоса, Тьма стремилась поглотить его. Он выдержал. Может, этот свет сожжет его дотла?.. Мелькор сделал еще один шаг. В высоком безоблачном небе парил орел. Манвэ порадуется избавлению от неудобного брата. И остальным станет проще. Кому он здесь нужен? Этот забавный майа Намо вернется к своему создателю, и его жизнь станет спокойнее. Еще один шаг. Но разве Вала может умереть? Сейчас он узнает. Ортхеннер все равно никогда его не дождется… Ортхеннер… Он сильный, он сумеет выжить без своего незадачливого Тано… Они все сумеют. Те, кто уцелел и сохранил память. А для забывших лучше больше никогда не видеть виновника своих бед. Ирмо сказал — память может вернуться. Но зачем им здесь вспоминать? Чтобы погибнуть? Безупречная память рисовала перед глазами картины прошлого. Элхэ, летящую на драконе. Её тоненькие дрожащие пальцы в его руке… Запах горящих деревьев… Треск рушащихся домов. Кровь на его руках. Закованная в цепи Иэрнэ. Сжимавший её в объятиях Гелеон. Крылатые кони Ортхеннера. Восторженные глаза таирни… Он обещал ему вернуться. Обманул… Йолли в венке из цветов. Небесно-голубые глаза, глядящие на него с восторгом. Милая малышка. Теперь она также смотрит на Манвэ… Что ж, пусть смотрит! Смех вырвался из его груди — сухой, обжигающий гортань. Руки сжались в кулаки. Мысли о смерти показались трусливыми и нелепыми. Мелькор резко отвернулся от сияющих древ. Крыльями взметнулся черный плащ за спиной. Мимо, переговариваясь, прошли какие-то эльдар. Отступника они не заметили, а если и заметили, то не догадались о его страданиях. Сдержанности Черный Вала научился давно: горе, боль и одиночество — отличные учителя. Душа его горела в огне, а внешне он сохранял ледяное спокойствие. Не стоит радовать своих милосердных собратьев. Что они там хотели от него? Смирения? Раскаяния? Никогда! Он не станет игрушкой в руках Манвэ и Эру. Они хотят, чтобы он исправил свои ошибки, помогал собратьям? Что ж, все будет так, как вы хотите, о справедливейшие валар и милосерднейший Илуватар! Бойтесь своих желаний, ибо иногда они исполняются. Темным огнем сверкнули глаза, злая усмешка искривила губы. Руки разжались. Мелькор выпрямился и медленно пошел прочь.