1
Серебристо-зеленые сумрачные сада Лориена. В темных озерах даже днем отражаются звезды. Нежные цветы пахнут тонко, изысканно. Здесь тишина, покой, здесь настоящий приют для израненной души. И здесь так легко бродить в тенях. Ниенна не искала покоя. О нет, она слишком устала от него за много тысяч лет. Скорбящая бесшумно скользила в тенях, ища того, кто единственный из всех был способен разрушить тишину и покой. Только сейчас он не хотел этого. Мелькор сидел на берегу озера, что-то рассказывая своему новому ученику. Узкое лицо, темные глаза и черные с фиолетовым отливом волосы. Майа Намо. Очередной наивный мальчик. Он даже не понимает, что сейчас делает. Впрочем, куда ему? Даже Ирмо не видит, как нелегко вспоминать Мелькору и как болит у него душа. На миг валиэ страстно захотелось нарушить изысканную тишину этого завораживающего места. Всего лишь на миг, потом она привычно смахнула с глаз слезы и продолжила наблюдение. Поддаваться своим чувствам следует лишь тогда, когда это выгодно. Да и брат не виноват в том, что не замечает очевидного: у него же не было такого верного друга и наставника, как у неё. От одиночества и слабости тоже бывает польза: тебя не замечают, и ты можешь гораздо больше узнать о себе и других. Разумеется, если имеешь слушать и смотреть, а уж это Та, что всегда в тени, умела в совершенстве. Певучий нежный язык, сотканные с необычайной любовью и щемящей печалью видения — они затягивали. Хотелось слушать и слушать. Вот и майа попал под колдовское наваждение рассказа своего учителя. И не только майа, сам Учитель сейчас не в садах Лориена, а там, где теперь лишь горькие травы растут. Нестерпимо захотелось оборвать этот рассказ, прогнать глупого ученика, встряхнуть Мелькора за плечи, но Ниенна даже не шевельнулась. Время не пришло. — Ты возьмёшь меня с собой? К ним? Да? — страстно, чуть подавшись вперед, спросил Илталиндо. Темная молния блеснула во взгляде, лицо Валы побелело. В страхе сжался ученик, с ужасом глядя на разгневанного учителя. Даже Скорбящая увидела зарево пожара, черный дым, блеск мечей… Она собралась шагнуть из тени, но Мелькор опомнился, взял себя в руки, развеял видения, успокоил ученика. Бедный майа был потрясен: как же мог так поступить Всеблагой Илуватар? Как можно уничтожить столь чудесные создания? Можно, мальчик, все можно. Можно даже удовольствие от этого получить. Только Эру выше всех чувств, он просто сделал то, что считал нужным — вот и все. И не ей сочувствовать погибшим Эллери, и не ей пугаться смерти. Теперь Илталиндо, или Суула, как нарек его Черный Вала, задавался вопросом, как покинуть Благословенный Аман. А мальчик-то сообразителен. Впрочем, иного от сотворённых Намо и Вайрэ ожидать и не следовало. Наконец ученик ушел. Мелькор остался сидеть на берегу озера. Волна седых волос скрыла лицо. Тихо шелестели серебристые листья клонящихся к воде ветвей ивы. Мягко, бесшумно подошла к нему Ниенна. Коснулась тонкой рукой плеча, Вала дернулся и вскинул голову. Запавшие, обведённые темными кругами глаза казались бездонными. В них стыла боль, боль таилась и в уголках искривившихся в горькой полуулыбке губ. Он был так напряжен, на миг валиэ показалось, что он сбросит её руку и уйдет прочь. Она печально улыбнулась. — Мне нужна твоя помощь, брат, — по бледной щеке покатилась крупная слеза. Глаза Мелькора посветлели, зрачки чуть сузились. — Но чем тебе может помочь Отступник? — он даже не потрудился скрыть иронии. Ниенна вздохнула: — Иногда помочь — это всего лишь выслушать и понять… Прошу, пойдем со мной! — её голос был полон мольбы, а взгляд страдания. Черный Вала медленно поднялся, расправил плащ. Скорбящая взяла его за руку. Мгновение — и тени сокрыли их от всего мира. Еще одно мгновение, и Мелькор вошел в Чертоги Скорбящей.2
Он никогда не был в Доме Ниенны. Да он почти и не говорил с ней после своего освобождения. Почему? Ответа не было. Может быть, не хотелось тревожить её душу, а может, он просто забыл о ней. Мелькор огляделся. Сестра куда-то исчезла. Легкий прозрачный туман. Журчание ручейка, горьковатый запах трав. Запах осени. Покрытая мхом скамейка у небольшого фонтанчика. Кусты боярышника переплелись с кустами жасмина и смородины. Дорожки заросли. Садовые цветы перемешались с дикими травами. Рядом с бледно-желтыми бархатцами — полынь и кошачья мята. В центре большой клумбы горделиво возвышался репейник. Вала сделал шаг в сторону, под ногами хрустнула сухая ветка. Странно видеть столь запущенный уголок в Благословенном Амане, где всюду царит порядок. Даже в несущих покой Садах Лориэна он ни разу не встречал репейника и сухих веток. Черный Вала опустился на скамейку. В этих серых сумерках ему вдруг показалось, что он вернулся на Арту. Хотя и там он никогда не видел таких удивительных мест. А дышалось здесь на удивление легко. Исчез давящий взгляд, что преследовал его повсюду. Спряталась, затаилась боль. Шагов Скорбящей он снова не услышал. — Пойдем в дом, — позвала она. Мелькор шагнул следом.3
Узорчатый серый шелк стен, мягкие диванчики, уютные кресла, небольшой столик, инкрустированный дымчатым хрусталем и морионом. На нем странные, похожие на чаши посудинки — только меньше и с ручкой. Хрустальные и серебряные вазочки, в них варенье, печенье и сахар. Из небольшого приплюснутого чайника из тёмной глины Ниенна налила по чашечкам ароматную бледно-зеленую жидкость. Черный Вала пригубил. Незнакомый отвар был чуть горьковат, но дарил ясность мысли и согревал. — Это чай. Зеленый, бывает еще черный и белый, — пояснила Та, что всегда в тени. — Я попросила Ирмо и Йаванну сотворить это растение. Неплохо получилось, да? Её взгляд был так робок, а голос так тих... Вала кивнул, рассматривая Скорбящую. Тоненькая, хрупкая. Опущенные глаза, скорбное лицо, нежная улыбка. Натянутая струна. Жемчужный свет и горький запах полыни. Почему он забыл о ней? И зачем он ей понадобился? Мелькору очень хотелось спросить, но нарушить уютный покой этого неожиданного чаепития он не решился. Печенье было рассыпчатым, варенье душистым. Когда он последний раз ел обычную пищу? Еще в Лаан Галломэ. Лаан Галломэ — оборванная струна, погубленная песня. Почему все так вышло? Вздох вырвался из груди помимо воли. Не изменить. Не исправить. — Все проходит, остается лишь память, горькая память, — эхом прозвучали слова Ниенны. — И пока жива память, живы и ушедшие в вечность. — О чем же ты хотела поговорить со мной, Ниенна? — Черный Вала резко встал. Легко и грациозно вскочила следом за ним Ниенна, протянула трепещущие руки. — Мелькор, не уходи. — Голос её — шелест листьев, в глазах стылая печаль осени. — Куда же я уйду? И как? — горькая усмешка исказила губы. — Стена, что окутывает ваш уютный мирок, не пропустит никого! — Ты её преодолеешь. — С этим? — он показал ей темные полоски металла на своих руках. — Разве для тебя это преграда? — легкая улыбка коснулась её губ. — Если ты захочешь, тебя ничего не остановит. Вала столько раз перебирал варианты, пытаясь вырваться из своей блестящей темницы. Выход был, только как на него решиться? А почему бы и нет? Его дом уничтожили, почему он должен щадить чужой? Эта мысль пришла к нему еще там, у озера Ирмо. Но откуда Скорбящая знает, что он уже почти решился покинуть Валинор? Видит грядущее? Читает мысли? Догадалась? — Как бы мне хотелось пойти за тобой! — воскликнула Ниенна. Мелькор с сомнением оглядел её хрупкую фигурку. — Об этом нельзя и думать. Гнев Эру страшен. Знаешь про Ауле?.. — Он не хотел, чтобы сестру постигла та же участь. — Знаю. Но Эру властен лишь над теми, кто послушен его воле. Я и мои братья свободны… И Несса… — Несса? — удивился Вала. Плясунья никогда не интересовала его— пустая, легкомысленная кукла. — Да, — кивнула Ниенна. — Она танцует сквозь слезы. Сердце её кровоточит. Что ей теперь гнев Илуватара? — Отчего же страдать жене Тулкаса? — не без яда прозвучали его слова. — Её муж верный слуга Единого, прославленный воин, победивший Врага. Ей следует радоваться, а не плакать! — Её муж лишь жалкое подобие того, кому она отдала свое сердце! Она любила защитника, а ей достался одержимый. Так исполнил Илуватар её желание. — Мне пожалеть Тулкаса? — Зачем? — подняла бровь Скорбящая. — Просто посмотри на нас — на тех, кем мы стали. — Вы сами выбрали свой путь! — гневно бросил Мелькор. Следовало бы оборвать этот разговор, но он не мог. Полынная печаль её очей, горькие слезы, звенящий голос. Разве сейчас можно оставить Скорбящую одну? — Ой ли? — усомнилась Ниенна. — Я своего не выбирала, да и Намо с Ирмо… Из глаз валиэ покатились крупные слезы. Сердце сжалось: зачем он обижает единственную близкую душу? — Прости, — Вала нежно коснулся её руки, судорожно сжимавшей платок. — Ты — само милосердие, а я… Выжженная огнем пустыня, заледеневший сад… Я не могу сострадать тем, кто сказал «не быть» моим ученикам. Она вскинула на него глубоко запавшие глаза. Бледные губы дрожали. — Мы так виноваты перед тобой. — Только не ты! — И я… Не смогла… Не сумела… — Скорбящая опустила голову, узкие плечи поникли. Мелькор осторожно привлек её к себе. — Это моя вина: это я не смог и не сумел. Что проку винить других за свои преступления… — Комок подкатил к горлу, но глаза остались сухими. — И все же почему так безжалостно вырвали их из жизни? — против воли стоном вырвались слова. — Прошлого не повернуть вспять, — печальный вздох Ниенны был ему ответом. — Но их смерть была к ним милосердна… Впрочем, — после длинной паузы прошептала она, — смерть всегда милосердна. Это жизнь жестока, ибо убивает. Только никто и никогда по своей воле не захочет оборвать её. И это правильно. Лишь безумцы иногда… Она не договорила. Звенящая тишина повисла в воздухе. Что-то тайное, невысказанное чудилось Мелькору в её словах. Но что? — Смерть не зло, она просто подводит черту и забирает то, что уже не нужно Жизни, — серебряным колокольчиком зазвенел голос Скорбящей. — Смерть — последняя надежда на избавление от мук — душевных ли, телесных… Надежда забыть то, что помнить невозможно… Душа бессмертна, а конец — это лишь начало… — Но никто не должен уходить до срока. — Никто, — эхом прозвучали её слова. — Смерти больно срывать еще не распустившийся цветок, но она не всесильна. А здесь и вовсе не властна… — И все же Мириэль ушла. — Имя казалось чужим, но назвать жену Финвэ Тайли Вала не смог. — Игра в смерть всего лишь! — Ниенна резко выпрямилась, размыкая объятия его рук. — Здесь Закон сделали тюремщиком и Владыкой Мертвых, держащим в заточении души. Мириэль могла бы и воскреснуть, если бы пожелала. Но она не пожелала, или ей запретили желать! — Разве можно запретить желать? — Кто знает, что можно в этом нелепом мирке? Что знают здесь о настоящей жизни? Что ведают здесь о настоящей смерти? Самое страшное, что может случиться в Валиноре, это если песня не сложится да возлюбленная на свидание не придет. Ни страданий, ни болезней… — А нужны ли они? Иногда, еще в заточении, мне казалось, что я был неправ. Пусть бы все шло как замыслил Эру. — Мелькор устало поднес руку ко лбу. — Зачем борьба? Зачем смерть? — Зачем? — Та, что всегда в тени, взмахнула рукой. — Ты же знаешь, как закаляется клинок. Так и душа становится сильнее в борьбе, любви, боли и страдании. Не страдая, не научишься сострадать! Не познав утраты — не почувствуешь всей радости бытия. Жизнь острее на краю! Главное— не пустить в душу ненависть или, хуже того, равнодушие. Милосердные и любящие равны богам, ибо лишь любовью творится мир. Изумлённо смотрел на Ниенну Мелькор. Эти слова он мог бы произнести и сам, но услышать их от Той, что всегда в тени… Тихая, робкая, незаметная валиэ сейчас была исполнена истинной силы и величия. Он никогда не видел её такой! — Ниенна! — потрясенно прошептал Вала. — Мелькор… — грустно улыбнулась она. — Мои слова напрасны. Все напрасно. Остается лишь покорно ждать конца… — Её голос дрогнул и рассыпался хрустальными льдинками. — Не говори так! — яростно воскликнул он. — А что я могу сказать? Настанет миг, когда Эру надоест не оправдавшая ожиданий игрушка, и он сломает её. — Этого не будет, — твердо произнес Черный Вала. — Пусть даже Эру безумен, но Арда не погибнет! — Ты ошибаешься, — мягко и печально ответила Скорбящая. — Он не безумен, у него просто нет сердца. Он не умеет любить и страдать! Он может лишь скучать и развлекаться! — Пусть так! Но я не отдам ему этот мир! Придут люди, я помогу им. Они изменят Арту и вырвут её из-под власти Эру! — Твоя дорога на Арде не будет долгой… — Я знаю, — спокойно ответил он. — Но я пройду свой Путь, как должно. Она вздохнула и покачала головой. — Мы видим будущее, и все же ничто не предопределено! Мы сами здесь и сейчас творим его. Не спеши уходить, Мелькор! У каждого своя дорога. Важно не только пройти её с честью, но и понять: твоя ли она?! — Я выбрал свою и не сверну! — Помоги и другим найти их! Ты же единственный из нас, кому подвластно все! — Особенно в этих оковах! — он рассмеялся — горько и страшно. — Оковы души страшнее! Вспомни все, что поведала тебе Эа! Изменение необходимо для жизни мира, иначе он погибнет! Эру был неправ, потому и связал нас навеки с Ардой! Но так быть не должно: Творцы обязаны дать своим Мирам свободу. Мы могли бы сотворить и другие миры, не будь мы заперты здесь! На бледных щеках вспыхнул румянец, глаза засияли, вуаль упала с головы, и тяжелый узел волос рассыпался по плечам. Как же она прекрасна! — Откуда ты знаешь о других мирах, сестра? Она вздрогнула, румянец пропал, глаза потухли. — Я… я много думала, наблюдала… Удел слабых наблюдать… Я не видела звезд в Эа. Я просто смогла узнать о них, — шептала она, собирая волосы в пучок. — Прости, моя горячность неуместна. Просто Стена Ночи всегда рядом… Я устала. Иногда мне хочется открыть Врата и шагнуть в Пустоту. Я знаю, уйти невозможно, но и быть здесь — напрасной, ненужной!.. — она скомкала вуаль и, схватив его за руку, потащила в другую комнату.4
Стены заколебались, пошли рябью, и вот они уже в широком сумрачном коридоре перед высокими коваными воротами. Врата Мира. Скорбящая сделала к ним шаг и тонкой рукой легко распахнула тяжелые створки. За порогом колыхалось, клубилось, зыбко вздрагивая, серое нечто. Грудь сдавило, к горлу поднялся комок, виски заломило. Пустота. Мелькор всегда ненавидел её, стремящуюся пожрать все и вся. — Я боюсь, что когда-нибудь она придет… — зябко поводя плечами, шептала Та, что всегда в тени. — Ей так легко уничтожить все… Она жаждет, всегда жаждет. — Её голос звучал ломко, как треск весенних льдинок. Как во сне Ниенна встала на самом краю и взмахнула рукой. — Это так просто — шагнуть в Пустоту, — выдохнула она. Мелькор рывком притянул её к себе. — Нет! Валиэ забилась в его руках, как пойманная в силки птица. — Что ты, маленькая, не стоит так… Все будет хорошо, — он говорил, не вдумываясь в свои слова. Главное — успокоить её. Бедняжка, она так одинока, она так устала. Вздохнув, Ниенна уронила голову ему на грудь. Стало тепло и легко, словно сковавший его сердце панцирь начал таять. Осторожно обнимая Скорбящую одной рукой, он закрыл дверь в Никуда. Не стоит ей быть рядом с этим. Самая хрупкая из них несет такую ношу. Как же Эру жесток! А он сам? Разве, погружаясь в свои страдания, он помнил о ней? Разве он понимал, что рядом есть одинокая, измученная душа? Вала нежно погладил её по мягким, густым, пахнущим осенью волосам. Они опять растрепались и тяжелой волной падали валиэ на спину. Скорбящая чуть отодвинулась и, подняв голову, положила руки ему на плечи. В бездонных очах блестели слезы, они были темнее ночи и ярче звезд, они манили, обещая нечто неизведанное. Сердце застучало сильнее, голова закружилась. Он склонился к ней и осторожно коснулся губами её губ. Они были горьки, как полынь, но он жаждал испить этой горечи. Хрипло каркнул ворон. Двое вздрогнули. Объятия разжались. Стало холодно и одиноко. — Ты ведь уйдешь. Но прошу — не спеши, не уходи, не попрощавшись… — Я не буду спешить, — хрипло пообещал он, не отрывая глаз от её бездонных очей. — Ты так добр, — шелестом осенних листьев прозвучало в ответ. Нет, он совсем не добр, он готов уничтожить этот уютный Благословенный Аман, но мысль о том, что это причинит боль Скорбящей, невыносима. Но еще более невыносима мысль, что он больше никогда не придет в эти странные Чертоги, не увидит её глаз и не услышит её голоса. — Я еще приду, — торопливо проговорил Мелькор. Мысли путались, голова кружилась. Откуда-то явилось ясное понимание, что если он не уйдет отсюда сейчас, то не сможет уйти никогда. Но его ждет ученик и Арта! И ему надо все обдумать, слишком много он услышал сегодня. — Я всегда тебе рада, — Ниенна грустно улыбнулась, словно не веря, что Черный Вала посетит её опять. От её неверия и тихой грусти сердце пронзила тонкая игла боли. Он обязательно придет! Хотя бы потому, что ему необходимо лучше узнать Ту, что всегда в тени.