1
Одиночество. Вина. Боль. Не забыть и не простить. Ауле устало склонился над чашей. За стеной гудело пламя, раздавались удары молотов: немногочисленные ученики трудились над полученным заданием. Скоро и эти уйдут. Нолдор больше не спешат в Чертоги Кователя. Они куют мечи. Вот Махтан приходит — не забывает. Благодарный. Вала плеснул в чашу светло-янтарного напитка. Курумо у Ниенны. Теперь даже пить приходится одному. Пусть. Главное, мальчику хорошо рядом со Скорбящей. Быстрые шаги, звонкий, сердитый голос. Ваятель снова не успел спрятать бутыль и чашу. Йаванна. Волосы цвета спелой пшеницы разметались по плечам. Глаза сияли ярче всех изумрудов мира, пышная грудь бурно вздымалась. — Опять пьешь?! — темные брови сошлись на переносице. — Розочка моя! — прошептал Кузнец. — Ты все так же хороша. — Я-то хороша, а вот ты… Ты отвратителен! — припечатала Валу супруга. — Заинька моя! — простонал Ауле. — Заинька?! — гулом лесного пожара зазвучал её голос. — Заинька! А ты знаешь, что Оромэ опять охотился?! И снова лучшие из лучших моих творений нашли свой конец от его рук?! Нет чтобы вступиться за творения родной жены!.. Слабак! — Елочка, не сердись, я же не знал, — промямлил Кователь. — Ты никогда ничего не знаешь! — Я с ним поговорю… — Поговоришь?! И это все, на что ты способен?! Нет, Мелькор тысячу раз прав — надо самой создавать хищников, да таких, чтобы Оромэ со своей стаей от них бегал, а не за ними! — С каких это пор ты одобряешь Отступника? — вяло поинтересовался Ваятель. Нестерпимо захотелось выпить. Пусть Валар не способны опьянеть до беспамятства, но все же огненный напиток и им способен подарить облегчение. — С тех самых, как поняла, что он был абсолютно прав! Он сильный, смелый и не боится взять на себя ответственность! А ты?.. Ты только цепи умеешь ковать! — Цветочек! — взвыл вмиг протрезвевший Кузнец. — Да я разве… Да я же не мог… Ты не понимаешь! — Я все понимаю! — Кементари взмахнула кленовой веткой. — Трус! Тебе не хватает смелости даже пить открыто. Вечно хлещешь своё пойло в одиночку. — Я не один, я иногда с Курумо… — Ах, Курумо! Еще одно ничтожество, угодливое к тому же! И где этот мерзавец?! — Он не мерзавец, он… — Я сказала — мерзавец, значит, мерзавец! Бросил учителя одного в трудный момент! — Он у Скорбящей, ей тоже одиноко, — голос Ауле окреп. Обижать ученика он не позволит никому, даже любимой. — Странно, — пробормотала Йаванна и снова нахмурилась: — У тебя что, кроме Курумо, учеников нет? — Есть, в мастерской трудятся… — Голова шла кругом. Ваятель уже не понимал, на что гневается его супруга. — Ах, они трудятся! А их мастер и наставник тут один! Никакого уважения к Учителю! — зеленым вихрем Йаванна вылетела прочь. Ауле помчался за ней. В гневе его рябиночка была непредсказуема.2
Ученики быстро покидали мастерскую. Горячий нрав Дарительницы Жизни ученикам Кователя был знаком не понаслышке. — Иди сюда! — подцепила Йаванна веткой одного замешкавшегося нолдо. Тот попытался было вырваться, но вид рассыпающего зеленые искры столпа заставил его подчиниться. — Майтимо, что ты здесь делаешь? — Ауле потер глаза: сыновья Феанора уже давно не посещали его мастерскую. — Мой отец хотел… — Желания твоего отца здесь никого не волнуют! — грозно нависла над ним Кементари. Какая же она все-таки чудесная! Так легко и непринужденно удерживает далеко не самого робкого и слабого нолдо. — Я никому не позволю!.. — гордо вскинул голову первенец Великого мастера. Ветка в руках Йаванны превратилась в дубину. — Дома не позволяй! — Лилейная моя, отпусти его! — попросил кузнец. Связываться с сыновьями чересчур быстро воспламеняющегося Куруфинве ему не хотелось. — А тебя никто не спрашивает! — зеленые очи горели огнем. Куруфинвэ в Форменосе, а Йаванна рядом. Пришлось вернуться к чашам и бутыли. — Садись за стол! — нолдо, как пушинка, рухнул на табурет. — И пей! — Изящная рука любимой плеснула в чашу горячительного напитка. — Мой супруг не должен пить один! — Я не хочу пить! — наивный нолдо пытался сопротивляться. — А придется! — Кементари снова засверкала зеленым светом. — Ромашечка моя, мы не можем насильно, против воли… — Ах, не можем! — искры посыпались в разные стороны. Майтимо благоразумно отскочил к стене. — Ах, он не хочет! А кто хочет, спрашивается?! Никто ничего не хочет, но все делают как надо! — Кементари топнула ногой. — Думаешь, Ауле хотел ковать для брата цепь? — Взгляд обернулся к злосчастному Майтимо. — Не хотел, а пришлось! Думаешь, я хотела творить деревья? Не хотела, а пришлось! Думаешь, Намо хотел быть тюремщиком для Отступника? Не хотел, но пришлось! Так и ты: не хочешь, а придется! Манвэ тоже, может, не хотел корону надевать, а надел! Ишь, чего удумали! Желаниям своим потакать! Вот твой отец уже допотакался — в Форменосе сидит! И пусть еще в ноги кланяется, что не в Мандос отправился! Шустрые больно. Запомни раз и навсегда: все мы выполняем волю Эру, а больше ничья воля здесь никого не интересует. Глаза Ауле стали почти квадратными. Откуда в ней столько пыла и страсти? — Посему пейте, пока я добрая! — шумом листвы прозвучал её голос. — За тебя, моя нежная веточка! — Вала от растерянности выпил залпом все содержимое. Крякнул и налил еще. Хорошо пошла. Незадачливый нолдо попытался отделаться одним глотком. Ваятель вдруг рассвирепел. — За мою осиночку пить надо до дна! — крепкий кулак ударил по столешнице. Чаши подпрыгнули, но ни капли не пролилось. Курумо все делает с умом и на совесть. Он такой основательный и почтительный, не то что эти нолдор… Возомнили о себе. — Пей за мою березоньку! — Правильно, — одобрила Кементари. — Супругу наставника надо уважать и любить! — Любить тебя могу лишь я, а остальные пусть только посмотрят! — Вторая чаша придала еще больше смелости. — Ты давай пей вторую, и залпом! — Ваятель снова потряс здоровенным кулаком. Нельяфинве счел за лучшее не спорить. Все-таки силу все уважают, даже нолдор. И чего он так распустился?! Его цветочек права, надо быть смелее. Вот взять Мелькора: он ни перед кем головы не склоняет… А Манвэ? Надо ему, пожалуй, дать в глаз! А то больно уж важный стал. Хотя нет… Сначала следует побить Оромэ. Никому не дозволено обижать Кементари. Она такая хрупкая и трепетная! Её только обидь — сразу веткой схлопочешь, а то и дубиной. Ауле повел плечами. И все-таки она такая чуткая и заботливая! Даже огненную воду сама подливает, и собутыльника нашла. А Майтимо совсем неплох, он очень милый и почтительный, даже рыжина ему к лицу. — Ты меня уважаешь? — язык немного заплетался, а потолок слегка покачивался. Или это был пол? — Очень! — нолдо опасливо покосился на Йаванну с дубиной. — А раз уважаешь, то пошли к Оромэ! Какой все же пол неустойчивый, и стены все время норовят упасть. Надо укрепить Чертоги. — З-зачем? — Майтимо раздвоился. — Будем бить! — важно заявил Ауле. — Но сначала выпьем. — За что? — За мир! — чаши снова наполнились до краев. Как странно, нолдор целых два, а Йаванны ни одной. Колокольчик его сердца, наверно, притомилась и ушла. Но они и без неё справятся. Вот выпьют еще пару чаш — и справятся. Надо Курумо сказать, чтобы чаши больше делал, а то эти какие-то маленькие: сколько ни пей, а никакого толку. — А вот Оромэ мы будем бить за мою гвоздичку, он её обидел! А потом будем бить Тулкаса и Манвэ, а после… Кого-то еще надо побить, но вот кого? — Мелькора? — Нет, Ме-мелькор х-хороший, он мой брат! — А Тулкас с Оромэ? — А они обидели мою ежаночку! И мы их сейчас будем бить, а потом будем бить твоих обидчиков! — У м-меня нет обидчиков. — Значит, будут! — Давай лучше выпьем? Какие-то все-таки эти нолдор робкие, даже сыновья Феанора. — Выпьем мы потом, когда всех побьем, — Ауле взял свой самый тяжелый молот. — Может, меч лучше? — Мы их не рубить будем, а бить! — наставительно заметил Ваятель. — А рубить мы будем… Он почесал голову. — Орков? — спросили сразу три рыжих нолдо. — Нет, орков не будем, а то Йаванна обидится! — Она же их не создавала, это злобные твари! — С тварями у нас будут разбираться Кементари и Мелькор! А мы будем бить обидчиков моей жены и брата! — Мой отец… — Твой отец не прав, — перебил его Ауле. — Он обидел жену и брата! А это главное! Жена — это часть тебя, и брат тоже! — Дядя первый начал! — Неважно! Обнаживший меч против брата — недостойное существо! И я тоже. Я сковал брату цепи! Я предал его! Да, Майтимо, я предал брата! Мне нет прощения! — Тоска сжала сердце, раскаяние переполняло душу. Со стоном Вала рухнул за стол. — Незабудочка моя права — я слабак! Но надо быть сильным и смелым. Запомни, М-Майтимо, надо уважать жену и брата и любить наставников и отца, в смысле наоборот! — Отца нужно почитать и прислушиваться к его мнению! Поэтому я… — Вот! Ты верно сказал — прислушиваться! Ты — гений, — он порывисто обнял рыжего нолдо. Тот что-то прошипел сквозь зубы. Странные все же эти сыновья Феанора. — Так вот, прислушиваться, а не слушаться! А я был неправ! Надо было наплевать на все, выпить пару чаш и отправиться вместе с братом! Подумаешь, голова! Подумаешь, боль! После пары кувшинов уже ничего не болит. Все-таки мы с Курумо хорошую вещь придумали! А? — Хорошую, — как-то вяло отозвался его собутыльник. Нет, все-таки в этих нолдор истинного огня не хватает. Вот Курумо… — Давай еще по маленькой! — золотистая жидкость полилась в чаши. На этот раз Майтимо первый схватился за неё. Горячительное пошло хорошо, и вскоре чаши были наполнены снова. — Мы хотели идти б-бить, — язык у старшенького внука Финвэ заплетался. Все-таки нолдор совсем не умеют пить! Не то что Курумо… — Бить мы будем потом! — почесав голову, сказал Ауле. Он никак не мог вспомнить, с кого они хотели начать, а главное — за что? — Мы сейчас выпьем за грядущую победу! За свободу! За уважение! За самостоятельность и силу воли! И за мою белочку! — И за Эндорэ! — И за Эндорэ тоже!3
Из Чертогов Ауле раздавалось нестройное пение. Кементари поморщилась. Вечно он бухает, но сегодня хоть не один. Вечно ей приходится заботиться о супруге. Сам он ни на что не способен. Оромэ с Тулкасом бить пока рано. Надо посоветоваться с Намо и Мелькором. А еще поговорить с Ваной. Уж больно грустна Дева Весны и радости. Птицы в её садах примолкли. Не обижает ли Охотник супругу? Ничего, она ему покажет! Он у неё узнает! Они все узнают! Жаль, творить больше невозможно, а то бы она сотворила… Она бы такое сотворила! Может, помесь волка с драконом? Или бегемота с крокодилом? Или кашалота с обезьяной? Надо с Мелькором посоветоваться или с Намо. Чертоги Скорбящей снова закрыты. Бедная Ниенна, ей так трудно одной! Жаль, что Ульмо так любит своих водных дев. Уж больно он ненадежный. А сестра такая трепетная и серьёзная. И ведь больше не с кем… Не с кем?! Йаванна подпрыгнула. Мелькор! Он одинок, серьезен, печален. Ниенна тоже. Осталось дело за малым. Пробудить чувства. Все-таки Варда такая странная, променять такого сильного Валу на какого-то Ветродуя. Это сейчас он важный, а раньше такой легкомысленный был. Недаром они с Ульмо спелись! Все-таки Илуватар был не прав. Какие Владыки Мира из тех, чей взгляд устремлен в небеса? Варду с Манвэ лишь воля Эру волнует. Вот она бы так не поступила. И Мелькор тоже. Хотя он тоже был не прав и поступил недальновидно. Надо всегда прислушиваться к мудрому совету. А мудрый совет способны дать лишь валиэр, и то не все. Вот они с Ниенной всегда ответственны и серьезны. Все на них держится. Вайрэ и Эстэ тоже неплохи, но им есть на кого положиться. Вана слишком легкомысленна. Несса только танцует. Только они с Ниенной способны на независимые суждения, только они смогут помочь миру и Мелькору. Как не вовремя Скорбящая закрыла Чертоги! Но ничего, Кементари и одна справится, но сначала надо подготовиться. Решительным шагом Дарительница Жизни покинула Чертоги своего супруга.