1
Горели костры, метались по углам пещеры тени. Стонали раненые. Большинство из них скоро оправится, но некоторые никогда больше не увидят рассвета. Тех, кому можно помочь, забрал в свои Чертоги Хагра. Многими талантами наделен старший сын Уллаха, только покоя в его душе нет и не будет, пока не омоется в крови обидчиков его верный меч и пока не вернётся Мелхар. Рагха устало отвела прилипшую ко лбу прядь волос и продолжила помешивать отвар в котелке. Резко запахло травами. Исцеление снадобье не принесет — от таких ран его не найти, но боль уснуть заставит. Вчерашний бой был кровавым. Многие больше никогда не вернутся домой. Дикие урухи бились остервенело, лишь воинское искусство Гортхара да отвага его воинов заставили этих бешеных псов поджать хвосты и убраться восвояси. Мать рода вздохнула. Урухов гонит в бой голод. Нет для них места на земле, не пришел к ним некогда добрый Уллах, не помогали им его ученики. Нет у них закона, не умеют они жить в мире с природой, не сажают полезные плоды и травы, не родится на их землях зерно, не разводят они скот. Лишь истребляют все вокруг да плодятся без меры. Только воевать они умеют. Глупый Кхуру дал им меч, но меч без Закона способен принести лишь вред. А Гортхара на всех не хватит. Нелегко пришлось сыну Уллаха. Тьма и лед в его душе. Боль и кровь хранит его память. Но он силен и мудр, ибо нашел в себе силы не просто жить, но и помогать другим. Собрал вокруг себя осиротевших и дал им дом. Иртха да горстка людей с погибших островов — теперь его семья. Все они одна семья, вот и бились сегодня бок о бок иртхи и люди. И для погибших завтра будет гореть один костер. Все они едины, все они защищают свою землю. Лишь йерри больше нет. Где-то живут иные йерри — равнодушные и холодные. Они считают иртхи злом и стараются держаться подальше, а иртхи нет дела до чужих. Рагха поморщилась. Нехорошо порознь держаться, но как переубедить тех, кто замкнул свое сердце? Да и Гортхар не пойдет к равнодушным. Боль и ненависть не дадут. Остудив отвар, Мать рода налила его в маленькую чашу и подошла к страдающим от боли. Человек и иртха. Вчера они бились спина к спине, а сегодня оба покинут этот мир. Женщина опустилась на край лежанки, постаралась напоить раненого. Безуспешно. Слабый стон сменился коротким вздохом. Грудь человека резко поднялась и опала. Ушел на свои пути один из потомков людей с острова Звезды. Тени в углах пещеры сгустились, потемнели. Рагха прищурилась. Из темноты соткалась хрупкая фигура — тонкая, почти бесплотная. Узкое лицо, темные провалы глаз, бледные губы. Незнакомку окутывал темно-серый плащ. Изящная рука отбросила капюшон, черные кудри рассыпались по плечам. — Пришла забрать душу? — хрипло спросила иртха. — Мир тебе, дитя Арды! — серебряными бубенчиками прозвенел голос. — Смерть этого человека открыла мне дорогу, а души мне не нужны. Души людей идут на свои пути. Квенди приходят в Чертоги мертвых и остаются там. А ваши души растворяются в этом мире. Вы становитесь дождем и пеплом, травой и росой. Вы навсегда остаетесь здесь, чтобы потом родиться вновь на этой омытой кровью и слезами земле. — Красиво говоришь, — хмыкнула Мать рода. Пришедшая из теней вздохнула и плавно опустилась рядом с умирающим иртха. — Я могу помочь, убрав боль. А вот исцелить уже не в силах, — темные очи смотрели прямо в душу. Не отведя взгляда, Рагха спокойно ответила: — Помоги, чем можешь. Прозрачные пальцы коснулись лба раненого иртхи, лицо Пришедшей из теней осветила нежная улыбка. Так мать смотрит на свое дитя. Шаугр вдруг открыл глаза и улыбнулся в ответ. — Спи, дитя. Да будет твой сон сладок, пусть поют для тебя дожди и метели, пусть светят для тебя луна и солнце, — тихо шептали бледные губы женщины. Умирающий забылся спокойным сном. По щеке женщины скатилась слеза. — Нити не должны обрываться до срока, но мир жесток, и жизнь подчас неумолима, — горечь дыма погребальных костров была в её словах. — Ты подобна Уллаху Мелхару. Ты первая, кто пришел сюда, после принесших смерть и боль. Что понадобилось тебе здесь? — Я — Скорбящая, Ниенна, Та, что всегда тени. Я принесла Ортхеннеру весть от Мелхара, — пришедшая из теней выпрямилась. — А ты иртха? — Рагха, Мать рода! — гордо ответила иртха. — Садись к нашему костру, Скорбящая, будь гостьей. Хагра Гортхар придет говорить с тобой. Быстрое приказание помощницам: гонец послан, сын Уллаха придет быстро. Он ждет вестей от отца. Важная гостья скромно опустилась рядом с Рагхой на циновку и с благодарностью приняла нехитрое угощение. Так похожа на Мелхара, и в то же время совсем иная. От её волос пахло горькими осенними травами, в темных глазах таилась бездна. — Я пришла с миром, Рагха, хоть и привела меня смерть. — Так и должно, — иртха держалась с Величайшей как с равной. — Каждому своё. Кому-то жизнь, а кому-то смерть. Но ты не радуешься богатой жатве. — Она мне не нужна. Не люблю боли и слез. — Ты знаешь о них не понаслышке. — И не хочу такого знания другим. — Харт’ан тоже не хотел, но пришли из-за моря другие и решили иначе. — Они были молоды и глупы. Они никогда не видели смерти и не испытывали боли. Веря в свою правду, они подчинились чужой воле. — А ты нет? — темные раскосые глаза смело взглянули в бездонные очи Скорбящей. — Одиночество и скорбь быстро заставляют поумнеть. Иртха промолчала. — Харт’ан вернется? — Не сейчас. Он не хочет войны и крови. Но могут прийти другие… — шелестом опавшей листвы прозвучал её вздох. — Те самые? — насторожилась Рагха. Неужто снова война, и с таким могучим противником? — Нет, эльдар. Один из них создал камни, в которые заключил свет деревьев, освещающих наши земли. Этот свет никому не дает покинуть Аман, но Пламенный со своим творением — сможет. Его ведет воля Эру! Мелькор попытается уговорить мастера уничтожить камни. — Но вряд ли преуспеет, — нахмурилась иртха. Камни, Свет Дерев. Разве деревья должны светить? Светит солнце. Неправильно живут великие уллахи и других дурному учат. — Пламенный придет как хозяин, он захочет сделать Аманом всю Арду. — Не позволим! — Мать рода вскинула голову, тревожно звякнули кольца в черных с проседью волосах. — Есть еще и воля Мира, и она превыше воли всяких других. — Да! Поэтому Пламенного придется остановить, а камни забрать, — жестко и властно прозвучали слова Пришедшей из тени. Заострились черты её лица, холодом повеяло от хрупкой фигуры. — Но смертным и омочившим свои руки в крови не дозволено касаться камней. Так закляла их Варда Элентари. — Мы бессмертны, и не все из нас убивали, — Рагха призадумалась. — В любом случае мы остановим глупого йерри. Мир должен жить, и все в нем тоже должны жить. Даже бестолковые урухи, когда они не лезут на чужие земли. И пусть дурные уллахи и чужие йерри считают нас Злом мира, мы… — Вы не зло, вы просто еще одни дети — дети Арды. — Ты похожа на Мелхара и в то же время иная. Пусть тебе удастся задуманное! — Рагха залпом осушила чашу. — Да будет так! — Пришедшая из тени допила свою. Потрескивали дрова, пламя лизало угли, метались по углам тени, а две женщины сидели у костра. Такие разные и такие похожие. Одна — дочь проклятого народа, другая — одна из Создателей этого мира, но в сердцах обеих жила тревога за Арду и населяющих её.2
Иртха оказалась поразительно умна и проницательна. Говорить с ней было и легко, и трудно. Легко — потому что она все понимала с полуслова. Трудно — потому что понимала Рагха слишком многое. И все же они смогли договориться. Костер догорал, а Гортхауэра все не было. Каким он стал — Артано, ученик Ваятеля? Ортхеннер — фаэрни Мелькора? Гортхар, хагра, воин, вождь. Беспокойство снедало душу. Смогут ли они понять друг друга? Захочет ли он говорить с одной из Айнур? Слишком многое стоит между ними… Простит ли он? Найдет ли нужные слова она? Должна, нет, обязана — ради Арды, ради Мелькора. Пламя вспыхнуло, разогнав тьму ночи. Вошедший был высок и белокож. В серых глазах — гнев и боль. Как же он похож на Сотворившего! И насколько же он иной. Резкий, яростный и гибкий. Как клинок. Созданный творить и ставший карающим мечом. Как же трудно ему пришлось. — Зачем ты здесь? — и голос как удар клинка. — Пришла говорить с тобой о мире, сын Величайшего из Айнур. — Что вы с ним сделали? За что убили учеников? — он не дал себе труда сдержать гнев. Пламя в костре взмыло до самого свода пещеры. Ниенна резко выпрямилась — натянутая до предела струна. — Ты все знаешь сам! — зазвенел её голос. — Тогда как посмела ты прийти сюда?! — Ради Мелькора и во имя Арты! — Что тебе до него и до Арты? Твой удел — плакать в своих сумрачных чертогах и тщетно молить о пощаде! Сколько же издевки. Но боли все же больше. — Моего удела ты не ведаешь, равно как и предназначения, — Скорбящая оставалась спокойна и холодна. Пожар пламенем не потушишь. — Как и все из валар, я пришла в этот мир, полюбив. Моя жизнь связана с ним. Его боль — моя боль. Его слезы — мои слезы. Я никогда не хотела войны и крови, но одна победить не в силах. Даже убедить и то не способна, — улыбка на губах подобна предзакатной дымке — такая же легкая и печальная. — Та кровь, та страшная вина навсегда изменила нас всех. Прежними мы никогда не будем. Ни ты, ни я, ни Мелькор, ни Намо, ни даже Манвэ с Вардой… — Не называй этих имен! — Ненавидишь? Хочешь отомстить? Ты в своем праве. И я ненавижу, — черты лица заострились, сделав валиэ похожей на хищную птицу. — И я мечтаю о мести! — Кому? — к ярости во взоре Гортхауэра добавилась капля удивления. — За что? — Тем, кто обрек меня на вечные слезы, тем, кто заставил носить маску. Это страшно и больно — по капле терять себя и чувствовать, как маска срастается с лицом. Еще миг, и ты не отличишь себя от того, кем вынужден стать в угоду… Тонкие пальцы прижались к вискам. Темная головка опустилась. Поникшей ивой стояла перед фаэрни Та, что всегда в Тени. — Я устала ждать! — валиэ резко вскинула голову. Темные провалы глаз были сухи. — Я хочу любить! Страдать и радоваться по своей воле! Этот мир — моя судьба, я хочу для него свободы! И ты хочешь того же! Мы сможем помочь друг другу! И Мелькору! — Почему пришла ты, а не он? — майа смотрел холодно, но уже без гнева. — Его не пропустит Завеса, а ломать её он пока не хочет. Мелькор всегда предпочитал мир войне. — Но ты прошла, хоть и не самая сильная из Аратар. Не верит? Правильно делает. Нельзя верить тем, кто был с твоими врагами. — Меня провела смерть. В серых глазах блеснуло понимание. — Как же они не догадались? — Откуда? — усмехнулась валиэ. — Что они знают о смерти? Ни-че-го. Только боятся, потому и учеников Мелькора убили. Слишком страшились изменений, эллери стали почти людьми. А люди способны изменить многое в этом мире, ибо они не дети Эру. Или не только Эру, — Скорбящая рассмеялась горько и зло. — А ты его ненавидишь! — Гортхауэр утверждал, а не спрашивал. Умный мальчик. Хотя нет, уже мужчина, муж. — Как видишь, у нас много общего, и хотим мы одного: мира, над которым не властна воля Эру. — Я хочу вытащить Тано и отомстить! — красивые губы сжались в тонкую линию. — Нет лучшей мести, чем разбить замысел своего Врага и добиться успеха там, где он проиграл! — Твоя правда, Скорбящая! — взгляд серых глаз был оценивающим. — Что ты от меня хочешь? — Помощи Дориату в борьбе с урухами! — Помогать этим? — черная бровь поднялась. — Никогда! — Неужели Мелькор вернется на Арду, расколотую войнами? Неужели ему придётся снова взять в руки меч? — Нет, ибо я его меч, и я завоюю для него мир! — в серых глазах сверкнула молния. — Завоюешь?! А ему это надо? Хочешь вечной муки для Сотворившего? — Ниенна шагнула навстречу Гортхауэру. Тяжелый узел волос рассыпался, черные, чуть вьющиеся пряди окутали её тонкую фигуру. — Ради Тано я и жизнь отдам! — гневно вскричал майа. — Так отдай, но не жизнь, а гордыню! Объедини все народы мира ради Тано. Подари Сотворившему мир, Гортхауэр! Он сжал кулаки, губы побелели, щека дернулась. — Думаешь, Эру и Валинор позволят? — В Благословенном Амане неспокойно, — валиэ лукаво улыбнулась. — Ты и о Валиноре позаботилась? — майа смотрел с интересом и некоторым опасением. — Конечно, — усмехнулась Та, что в всегда в тени. — Там Мелькор, Йаванна и Морхеллэн… — Этот!.. — в коротком возгласе — море презрения и негодования. — Твой брат и мой ученик! — Ты учишь того, кто предал Тано?! — Я учу заблудившегося мальчишку, чуть не потерявшего себя и ставшего игрушкой в безжалостных руках! Он не хотел зла… — Но оно случилось! — И ему жить с этим. Вечно. — Отрадно. — Нет! Горько, больно и страшно, — она сжала виски ладонями. — Морхеллэн любит Тано. Опасно превращать любовь в ненависть. — Это он говорит, что любит, — проворчал Ортхеннер. — Это я вижу! — Пусть не попадается мне на глаза! — Ты все равно не сможешь его уничтожить, — Ниенна вскинула голову. В темных очах мелькнул гнев — мелькнул и погас. — Полагаю, Мелькору будет приятно смотреть на то, как его дети сражаются друг с другом. — Ты!.. — Гортхауэр сжал руки в кулаки. Валиэ гордо посмотрела в пылающие гневом глаза. — Больно слушать правду? Тебе придется простить брата. — За это простить нельзя! — Придется, — сухо бросила она. — Ты же готов на все ради Сотворившего, или это только слова? Майа долго смотрел на неё, словно пытался что-то найти. — Ты так стараешься, Скорбящая, — наконец нарушил он молчание. — В чем твоя выгода? — О! Она безмерно велика! — темные очи засияли. — Стать собой и обрести счастье! Гортхауэр усмехнулся краешком губ. — Кажется, я знаю имя твоего счастья. — Ты быстро вырос! — Одиночество, боль и ненависть заставили! — Я понимаю, — кивнула валиэ. — Но не мсти тем, кто так и не смог стать взрослым. Долг сильных — помогать слабым. Короткий смешок и тишина — мертвая, давящая. Скорбящая не рискнула нарушить её: она уже все сказала. — Хорошо, я готов терпеть брата и помочь квенди и даже наугрим. Только Тингол и Мелиан не поверят прислужнику Врага, даже если я разобью урухов на пороге их дома. — Мне они поверят! — улыбка на бледных губах была торжествующей. — Разумеется, — хмыкнул Гортхауэр. — Ты можешь быть на редкость убедительной. Ниенна ничего не ответила. Сделав шаг назад, она растаяла в тенях. Черный майа долго смотрел на танцующие в углу пещеры тени. Губы кривила улыбка — чуть насмешливая, чуть торжествующая. Союзница нашлась неожиданно, но удивительно вовремя. Наконец-то им повезло!