1
Полог Тишины оказался непроницаемым. Лютиэнь с досадой прикусила губку: все-таки матушка слишком искусна, и не дочери тягаться с её мастерством, хоть оная дочь и весьма способна. Прекрасные синие очи потемнели. Обладая красотой, умом и талантами матери, Лютиэнь в полной мере унаследовала упорство, чтобы не сказать упрямство своего отца. И если подслушать не получилось, то надо пойти иным путем: дождаться Скорбящей и попроситься к ней в ученицы. Неужели Ниенна откажет в паре уроков дочери сотворенной своей сестры по Созданию Мира? А пока можно попробовать расспросить Даэрона. Уж он ей точно не откажет. Советник отца влюблен, а влюблённые так податливы к уговорам предмета своих мечтаний. Девушка чуть покраснела: пользоваться чужими чувствами нехорошо. Еще хуже на миг подарить надежду, чтобы потом навсегда отнять её. Угрызения совести заставили сердце замереть. Прекрасная дочь Владык Дориата гордо вскинула голову, отбрасывая сомнения прочь. В конце концов, она не просила себя любить и ничего не сделала, чтобы внушить чувства. К тому же Даэрон так скучен, и даже его песни на редкость банальны. Она прикрыла узкой ладонью рот, скрывая зевок. Да и мама с отцом не желают видеть свою единственную дочь женой первого советника. Пусть Песнопевец умен, предан и прилежен, но он всего лишь синда, а Лютиэнь — дочь майэ, и достойна лучшего. Так, без сомнения, считают её родители. Отец, будь его воля, просватал бы её за майа или даже Валу. Но свободных валар, кроме Ульмо и Мелькора, нет. Повелитель вод, говорят, слишком любит своих водяных дев, да и жить в воде прелестную полумайэ не прельщало, а Мелькор — враг всего сущего, посему валар отпадают, а вот майар… Майар, кроме слуги Врага, или, как сказала Ниенна, его сына, здесь нет. В Валинор Тингол никогда не отправится — ему и здесь хорошо, а маме хорошо там, где отец, и сама Лютиэнь не желает видеть Благословенные земли. Здесь она дочь государя, а там будет одной из многих. Здесь перед ней весь мир, а там всего лишь какой-то жалкий остров, как говорит батюшка. Хотя в этот мир её никто не торопится выпускать, а Дориат уже изрядно надоел — не хуже Даэрона. Покинув роскошные залы дворца, девушка выбралась в сад. По бирюзово-фиолетовому шелку небесного свода рассыпались мириады звезд, освещая своим неярким светом все вокруг. Плыл нежнейший аромат цветов, слышались чарующая трель соловушки. Грациозно опустившись на ажурную скамейку, девушка прикрыла ладонью глаза. И все-таки почему приспешник Отступника решился прийти на помощь своим врагам? Как посмел сын Мелькора нарушить волю Сотворившего? Или она не знает этой воли и самого Гортахура или Гортхауэра, как называет его Скорбящая? Интересно, что значит это имя? Всего одна буква, а звучание так резко меняется… Лютиэнь покатала на языке имя бывшего врага, как кусочек некоего диковинного и изысканного лакомства. Узнать бы, какой он — всеми отверженный, гонимый, вынужденный жить среди ужасных тварей и все-таки не утративший доброты, милосердия и отваги? Ведь он пришел на помощь к нандор и к ним, он подарил надежду на избавление. Чудные синие очи затуманились. Лютиэнь прижала руку к груди. Как это — лишиться разом своего привычного мира, родных, друзей? Наверно, страшно. Жизнь в Дориате текла неспешно, в радости и покое, пока не пришли с севера жуткие орки, но и они не успели дойти до их земель. Дочь Тингола и Мелиан никогда не знала ни потерь, ни разлук, ни боли и отчаяния, она никогда не испытывала голода, всегда жила в счастье и благополучии. Хоть и просила подчас её душа необычайного. Но этим необычайным ей представлялись отнюдь не боль, кровь и пепел. А вот юный майа изведал сполна боли и тоски. Девушка прижала руку к груди: сердце забилось, как пойманная птичка. Где-то была жизнь, полная свершений и преодолений, а на её долю достались лишь прогулки под звездами да пение соловьёв. Дочь Владык Дориата давно мечтала вырваться из оков покоя и неги. Неужели Отступник и впрямь казался кому-то мудрым и добрым? Неужели не существовало чудищ, а была цветущая долина с чудесным городом? Ниенна говорила, что те дети бежали от Войны и Смерти. Но что такое Смерть? Мрачные чертоги Мандоса? Боль? Или ничто — мрачное, серое, бессмысленное? Как это — никогда больше не видеть неба, не вдыхать аромат цветов, не слышать птиц? Страшно. Зябко поведя плечами, Лютиэнь вскочила и побежала по дорожке. Она жаждала все узнать и понять. Кто пришел в Дориат в незапамятные времена, кому её мать стерла память? Как это, потерять память? Ведь память — это сама жизнь! Забыв мать и отца, забыв Дориат, сможет ли она остаться самой собой? Страх заставил сжаться сердце. Нет, она бы этого не хотела! Но как могла сотворить такое Мелиан — её добрая и мудрая мать? Как?! Голова закружилась: привычный мир неумолимо рушился. Страстно захотелось закрыть глаза, уши и бежать все дальше и дальше от этих волнующих и будоражащих душу откровений. Нет, она не хочет ничего знать, она не желает! Но она уже знает, и забыть не получится. Проведя рукой по глазам, Лютиэнь вздохнула. От правды не уйти. Узнав часть, она просто обязана узнать все. Даэрону придётся ответить на её вопросы. Он живет давно, у него острый ум, и, самоё главное, он её любит.2
Ночь была так тиха и нежна, что сердце сжималось от её томительной неги. Дурманяще пахли цветы, чарующе пел соловей, таинственно мерцали звезды — прекрасные и недостижимые. Но прекраснее их были бездонные очи Лютиэнь, волшебнее пения соловья был её дивный голос, а аромат волос затмевал собой аромат самых душистых и изысканных цветов на всей Арде. Дочь Владык Дориата сидела рядом с ним, но была недостижимее звезд, сияющих в высоком небе. — Ты ведь так внимателен, от твоего острого взора ничто не ускользнет, — как нежен её голос. Ради одного лишь того, чтобы слышать его хоть иногда, можно горы свернуть. Даэрон провел рукой по глазам, сбрасывая наваждение. Он отчетливо понимал: прекрасной дочери Мелиан от него что-то нужно, иначе не сидела бы она со скучным советником своего отца под сенью деревьев. Он понимал, но противиться не мог. Ему никогда не назвать Лютиэнь своей. Она не оценит его преданности и постоянства: как и Мелиан, её манит необычное, странное. У простого синда нет ни малейшего шанса затронуть сердце дивной красавицы. Эта мысль и приводила в отчаяние, и утешала: другим синдар тоже не добиться любви Лютиэнь. Чарующий голосок журчал, как ручей, очи сияли ярче звезд, бурно вздымалась высокая грудь. Все бы отдал, чтобы хоть раз она взглянула с нежностью. Даэрон сжал руки. Быть рядом с ней — сладкая пытка. Но он выдержит её и не выдаст своего волнения. Ведь иначе даже счастье видеть любимую будет утрачено. А зачем тогда жить? — Не молчи, Даэрон, — тонкие длинные пальчики робко коснулись его ладони. Будто огнем обожгло. — Ты ведь не можешь не знать? Искусительница: такая невинная и такая коварная. — О чем ты? Наслаждаясь звучанием её голоса, её нечаянной близостью, Даэрон не вслушивался в слова. — Неужели ты все прослушал? — в синих очах мелькнула молния — мелькнула и пропала. — Хорошо, я повторю. Как она добра и внимательна. Не иначе, замыслила шалость. Теперь советник Владыки Дориата был весь внимание. Дочь государя хочет узнать о каких-то квенди, в давние времена попавших в Дориат? Что же, он расскажет. Даэрон отлично помнил этих растерянных, перепуганных детей, которых подобрали в лесу. Они спаслись от ужасной погони, их дом был разрушен, вроде бы тварями Отступника. Даэрон отлично помнил заботу Мелиан, чашу в её тонких руках. Он помнил, как дрожали эти сильные, хоть и хрупкие на вид руки. От его взгляда уже тогда ничто не ускользало, хотя своими соображениями он делиться не спешил. Он просто хранил в памяти. А лесные найденыши получили новые имена, новые семьи, забыли свое прошлое. «Оно слишком печально и ужасно, чтобы помнить», — прошептала срывающимся голосом премудрая майэ и постаралась сделать так, чтобы о появлении этих детей вскоре забыли. А вот он не забыл. Тогда он долго думал, почему так, но ответа не нашел. Или не захотел найти? Ведь ответ был слишком страшен, чтобы даже подумать о нем. И о своих догадках Даэрон ничего не расскажет Лютиэнь. Зачем смущать её душу? Хотя… Она уже обо всем догадалась, потому и спрашивает. Жаль. Многие знания не приносят радости и покоя. — Не спрашивай их ни о чем, — тихо, очень тихо проговорил советник Тингола, закончив свой рассказ. — Они не помнят. Не тревожь души. — Ты понял? Да?! — как сияют её очи, сколько в них гнева и недоумения. — Зачем она так поступила?! — Не осуждай! Мелиан хотела спасти… — Я бы не пожелала такого спасения! — резкий взмах головой. Прядь её волос больно хлестнула по щеке. Он даже не отшатнулся. — Ты пока не понимаешь… — Почему всегда говорят о непонимании, стремясь оправдать какую-то гадость? — голос Лютиэнь дрожал от еле сдерживаемого гнева. Разве это её слова? Что может знать чистая и невинная девушка, никогда не покидавшая лесов Дориата, о гадостях и подлостях, если и он, советник государя, так мало об этом знает? От Ниенны, несомненно. Скорбящая валиэ легко разбила на осколки их беззаботный мирок. Или они просто не замечали трещин? — Молчишь?! Правильно. Сказать тебе нечего, — девушка сердито фыркнула и вскочила со скамейки. — Мне есть, что сказать, — Даэрон тоже встал. — Ты слишком молода. В жизни не все просто. — А ты слишком стар и скучен! И нежелание что-то изменить оправдываешь сложностью жизни! — она топнула ножкой и резко пошла прочь. Обида обожгла душу и тут же схлынула. Она и впрямь молода, а он слишком скучен для столь порывистого создания. Он ей не пара. Но невозможно приказать себе не любить. — Постой! Я не хотел огорчить тебя, — смотреть, как она уходит прочь, не было сил. Быстрыми шагами Даэрон пошел следом. Лютиэнь, полуобернувшись, замерла под деревом. — Но огорчил, — как серьезно смотрят бездонные синие очи. — Хотя я не сержусь. Ты не сможешь меня понять, тебе положение не позволит. — Но я всегда буду на твоей стороне, дивный цветок Дориата, — он остановился в двух шагах. — Так ты поможешь мне? — живо спросила она, чуть подавшись вперед. — В чем? — Пока не знаю, но обещай, что поможешь! — сколько надежды в её глазах. Разве можно обмануть? — Обещаю! — торжественно ответил он. Лютиэнь улыбнулась — светло и счастливо. Кончики её пальцев коснулись его ладони. Захотелось прижать её к себе крепко-крепко и никогда не отпускать. Он сделал шаг в сторону. — Спасибо! Ты настоящий друг, Даэрон! — одарив его еще одной лучистой улыбкой, девушка весело побежала по тропинке. А на его сердце, казалось, лег камень.3
Легкий полумрак, горький аромат неведомых трав, бледное лицо, темные, как бездна, очи, тихий голос. Внимать ему можно бесконечно. Ниенна умела заворожить, умела и объяснить — четко, кратко, ясно. — В ученицы не возьму, но несколько уроков дам, — чуть улыбнувшись, ответила валиэ на просьбу дочери Мелиан. О большем Лютиэнь и не мечтала. Разве что узнать про Гортхауэра… — Зачем тебе он? — взмах длинных густых ресниц. — Ваши пути никогда не пересекутся. — Мы живем на одной земле. Он пришел на помощь моему отцу! — Ну и что? У вас разные дороги. Даже если твой отец пригласит сотворенного Мелькора в Дориат, а тот не откажется, что маловероятно, вам не стать друзьями. Забудь о нем! Как бы не так! Девушка сжала руки в кулачки и хмуро посмотрела на Скорбящую. — Я просто хочу знать о прошлом и о майа, что пришел нам на помощь. Что в этом дурного? — Ничего, — Ниенна недобро усмехнулась. — Но прошлое не стоит ворошить. К тому же твоя судьба предрешена самим Эру, — от этих слов повеяло холодом. Потупившись, Лютиэнь прикусила губу. Ясно, расспрашивать дальше смысла нет. Но как же хочется знать! А еще больше хочется увидеть этого загадочного майа. Пусть он — не её судьба, но она не верит больше в судьбу. И, в конце концов, почему надо покоряться чужой воле, пусть даже это воля самого Илуватара? Дочь Тингола и Мелиан будет творить свою судьбу сама. Мама же выбрала отца вопреки всему. Вот и она тоже выберет сама, несмотря ни на что. Она хочет узнать о Гортхауэре — узнает. Она хочет его увидеть — увидит. Сейчас майа бок о бок с её отцом сражается за их мир и счастье, а она сидит под сенью густых лесов, слушает пение птиц и вдыхает аромат цветов. Тем временем где-то гибнут квенди… Лютиэнь умела исцелять, Мелиан многому научила дочь. Но кого лечить в Дориате? Птичек и зайчиков? — Не буду мешать твоим раздумьям, — легкая насмешка в тихом голосе, шелест плаща. Ниенна ушла. Ну и пусть! Лютиэнь медленно встала со скамейки. Она уйдет туда, где нужна. Мама её не отпустит, но она и не узнает, пока… Пока не будет поздно. Даэрон обещал помочь. Так пусть поможет. Решительными шагами прекрасная дева Дориата отправилась разыскивать советника своего отца. Она все сделает сама, а полагаться на судьбу — удел слабых.4
Над рекой клубился туман — густой, вязкий, сырой и холодный. Пахло сыростью, птицы молчали, звезды еле пробивались через плотное серое марево. Даэрон невольно поежился и прислонился к дереву. Он уже не раз проклял себя за слова, сказанные Лютиэнь. Ведь знал, что нельзя обещать опрометчиво. Знал, а толку-то… Зато теперь прекрасная дочь владык Дориата при его активном содействии отправилась на поиски приключений на свою голову. Советник понимал, что помогать не стоит, но молящий взгляд синих очей, дрожащие губы, нежнейший голос: — Даэрон, ты же обещал! Я так надеялась… А теперь… — на ресницах повисли капли слез. Каждая драгоценнее самой чистой жемчужины. — Я никогда не увижу мира. Я так вечно и просижу здесь! А я ведь могу помочь раненым, я так много умею. Но все мое умение никому не нужно! Пойми, я как птица в клетке — мне никогда не расправить крылья. Все против меня, — она некрасиво шмыгнула носом. Советник махнул рукой. — Хорошо, ты покинешь Дориат с отрядом, отправляющимся сегодня на подмогу к твоему отцу. Но ведь тебя могут узнать… — Не волнуйся, меня даже не увидят! — слёзы тут же высохли, девушка чуть не запрыгала от радости. Какой же она еще ребенок! — Я знала, ты мне поможешь! Ты настоящий друг, Даэрон! Ты замечательный! Раскинув руки, она закружилась по поляне. И как можно было ей отказать? Зато теперь она на дороге, полной опасностей. Даэрон хотел ехать с ней, но Лютиэнь была против. — Отец приказал тебе оставаться в Дориате. Ты не можешь нарушить его распоряжение! — прекрасная дева была права, советник это сознавал. Его отсутствие сразу заметят, а Лютиэнь сразу не хватятся. Дивная дева Дориата часто и подолгу гуляла по лесам в одиночестве. — К тому же я сказала маме, что ты будешь сопровождать меня на прогулку, а если ты уедешь с отрядом, она узнает! — сколько беспокойства в её глазах. Как жаль, что не за него. И снова Даэрон согласился, даже не удившись, почему Мелиан одобрила прогулку дочери с советником. Последнее время ему казалось, что мудрая майэ не стала бы возражать против его ухаживания за Лютиэнь. Владычица проницательна, она явно заметила странную задумчивость и молчаливость дочери и её интерес к прошлому и майа Отступника. Из двух зол выбирают меньшее, но Тингол в этом случае с женой не согласится. Советник устало опустился на ствол упавшего дерева. Дело не в Тинголе и Мелиан, а в том, что он с его любовью не нужен Лютиэнь. Но что же теперь делать? Бедная девочка едет навстречу беде из-за его глупого обещания. А он сидит здесь в раздумьях. Песнопевец с силой сжал руки. На его бледном челе залегла глубокая складка. Нет! Он вернет Лютиэнь, еще можно её догнать, да и Мелиан сможет найти дочь. А нарушенное обещание… Что ж, это во благо любимой! Легкий шелест травы, почти неслышные шаги, горьковатый аромат. — Какой туман, словно осенний, — раздался рядом голос Скорбящей. И кто её принес?! Уж явно не Илуватар! — В Дориате осени не бывает, — сухо ответил советник. — А жаль, — прошептала Ниенна, усаживаясь рядом. — Не помешаю? — Я уже собрался уходить, — Даэрон резко поднялся. — Так нежеланно мое общество? — печальная улыбка, по щеке покатилась слеза, а глазах — чуть заметная насмешка. — Нет, почему же — дела. — Дела? Вот так вся жизнь в суете и проходит, — Та, что всегда в тени, покачала головой. — А мне так хотелось с кем-то поговорить! Уж не откажите бедной валиэ и потерпите её общество самую малость. Издевается, что ли? Нашлась тут бедная. Да и кто же откажет валар в их просьбе. Усмехнувшись, Даэрон опустился рядом. Ниенна сбросила с плеч плащ, поправила волосы, собранные в низкий пучок, коснулась жемчуга на груди, расправила складки темно-серого платья. — Сегодня я много думала о любви, — тихо начала она. — У неё столько ликов и проявлений, даже у ненависти меньше, — валиэ вдруг замолчала. — При чем тут ненависть? — пожал плечами синда. — Ненависть? О, это я просто вспомнила один давний разговор с одним очень интересным мальчиком! Тогда тоже был уютный вечер, только не на берегу реки, а в моей гостиной за чашкой чая. Чай — это такой напиток из одного очень милого растения, его для меня сотворили Ирмо с Йаванной, — оживлённо проговорила Та, что всегда в тени. — Здесь такое не пьют, впрочем, чай на Арде нигде не пьют, кроме моих Чертогов, а тебе туда пока не надо. Даэрон промолчал: в Валинор он и впрямь не стремился. — Так, о чем я говорила? Ах, о любви! Это восхитительное чувство! Мы стольких и столько всего любим: пение птичек, сияние звезд в вышине, вкус вишни или яблока, или то и другое. Еще мы можем любить свой шарфик и красивую песню, а также танец. Вне сомнения, мы любим своих близких и друзей. И, конечно же, мы любим избранника или избранницу. — Но любим не одинаково, — восторженно-оживлённая речь Ниенны привела Даэрона в недоумение. Будто не многомудрая валиэ вещает, а наивная девчушка. — Вот в этом и весь смысл! — взметнулись вверх темные брови. — Птички поют когда захотят, звезды светят всем одинаково, а от съеденной вишни остается лишь вкус на губах, и то ненадолго. Хотя шарфик может служить нам долго, и танцевать можно когда пожелаешь, если умеешь, конечно, — недобрая усмешка придала валиэ странный вид. Черты лица стали резче и суше, кто-то неведомый, жесткий и всезнающий виделся за ней. Кто она, Скорбящая? О чем скорбит — о несбывшемся счастье или о чем-то еще? — Мы часто хотим владеть тем, что любим, и, стремясь получить вожделенное, приносим беду. Можно посадить птицу в клетку, но заставить петь не получится. Можно попытаться достать звезду, но не сумеешь, а если и поймаешь падающую, то она сожжет тебя дотла. Те, с кем мы хотели бы прожить всю оставшуюся нам вечность, могут не разделять наших чувств, — валиэ покачала головой. — Конечно, можно заставить быть рядом, но вот заставить полюбить невозможно. И это горько и больно. Еще горше погубить того, кто дороже жизни, а к этому и приводит чрезмерная жажда обладания. Откинув упавшую на лоб черную прядь, Скорбящая сорвала ветку сирени и принялась вертеть в руках. Советник почувствовал досаду: для него говорит, учит, как жить. Зачем? Он уже все решил. Тонкая веточка сирени вдруг хрустнула в хрупких руках. Изящным движением Та, что всегда в тени, бросила её в реку. Вода и не заметила легких обломков. — Сломать легко. Но можно ли назвать то, что губит, любовью? И можно ли назвать ею жажду обладания? Возможно, мы не правы, утверждая, что у любви сотни лиц. Возможно, мы принимаем за любовь нечто иное: страсть, дружбу, приязнь? — глубокие, как бездна, глаза посмотрели прямо в душу. Даэрон опустил глаза. — Мудрой валиэ виднее. — Мудрая валиэ не проживет жизнь за других, да и так ли мудра она? — легкая горечь в словах. Откуда такие сомнения у одной из Величайших? — И Величайшим свойственно ошибаться. Большая сила — большая ответственность, а кара за ошибки еще больше — пустота в душе. И это жутко, — устало ответила на его мысли Ниенна. На мысли?! Советник резко поднял голову. Неужели она и впрямь читает в душах? — Читаю я по лицу, — хмыкнула Скорбящая. — А ты, хоть и умеешь скрывать чувства, все же не так искусен, как, к примеру, Манвэ. — Неужели Королю Мира есть, что скрывать? — деланно изумился Даэрон. — Королям всегда есть, что скрывать, а уж если ты отвечаешь за целый мир… Тут и ошибок не счесть, и каждая ложится камнем на душу. Погребальным камнем на твои мечты, надежды, на саму твою сущность… Тонкие длинные пальцы принялись перебирать жемчуг. Теперь советник уже не стремился уйти: беседа заинтриговала его, а собеседница — еще больше. Мелиан говорила, что Ниенна — самая слабая из Аратар. Премудрая майэ явно ошиблась, впрочем, кажется, Скорбящая умеет скрывать свое лицо не хуже Короля Мира, а может, и лучше. — Но мы говорили о любви! А это увлекательная тема для всех — и юных, и умудренных прожитыми годами. Ведь сердце для любви живет, она суть всего. Так вот, жажда обладания не любовь, ибо однобока и стремится лишь к удовлетворению своих желаний. Любовь многогранна, она в счастье любимых. Когда любишь — любимый важнее, чем ты. Любовь терпит и прощает, не завидует, не обманывает, не предает. Она верит всему и все переносит. Она сильна, и сила её в самоотречении. Глубокие глаза Ниенны горели темным огнем, а бледные щеки окрасил слабый румянец. Кого она любит? Ведь она всегда одна. Может, и скорбит она о том, что её любовь безответна? — Иногда, желая другому счастья, мы решаем за него и тем самым ломаем крылья. Истинная любовь способна отпустить. Ведь рано или поздно улетит птица, звезды закроют тучи, ничто не останется прежним, все изменится. И дорогие нашему сердцу тоже. Дать свободу нелегко, душа рвется от страха и тревоги, но свою дорогу каждый должен выбрать сам. А иначе… иначе её может выбрать Эру. Уверен ли ты, Даэрон, что хочешь для Звезды своего сердца дороги, избранной Илуватаром? Веришь ли ты, что его воля — благо для всех живущих под звездами Элентари? Веришь ли, что он милосерден? А если веришь, то вспомни тех, кого Мелиан поила настоем трав из садов Ирмо. Вспомни их, бежавших от свор Охотника. Подумай, откуда они бежали и где теперь их близкие. Вспомни ты и майа Отступника, который пришел на помощь вам в трудную минуту. А когда вспомнишь и еще раз подумаешь, то сделай свой выбор. Только помни одно: выбор делают только за себя. А за другого — это уже зло, причем хуже того, что от Мелькора, — тонкие губы искривила недобрая улыбка. Щеки впали, черты лица заострились, а из темных глаз на Даэрона взглянуло нечто жуткое и манящее. Синда отшатнулся. — Страшно видеть истинное лицо, не правда ли? Ты ведь уже знаешь мое настоящее имя. Ты проницателен, мальчик. Я страшна, но я не зло, я лишь последний удар — удар милосердия для тех, кому пришел срок. Но сроки перепутаны, и время течет не так, и волю пытаются отобрать. От того я и плачу, что Миру не дают жить своей жизнью. А ведь иначе ему под звездами не выжить. То-то, советник короля Тингола, не все так просто под небом Арды. Валиэ встала, набросила на плечи плащ. — Многое ты узнаешь сам. Я лишь указала путь. Попробуй разобраться в черном и белом, попробуй найти настоящий свет, а не только свет звезд Элентари. Попробуй найти и настоящую любовь. — Её я уже нашел! — вскочил синда. — Так не потеряй навсегда, — прошептала Ниенна горько и печально, снова став привычной Скорбящей. Но разве можно забыть её настоящее лицо? Даэрон провел рукой по глазам. — Знаешь, — валиэ чуть склонилась к нему, — трудно разобраться, где лицо, а где маска, а еще труднее понять, что лиц может быть несколько, и все настоящие. А тот, кто выбрал свой путь, без присмотра не останется, — бледные губы тронула лукавая улыбка. В вышине каркнула какая-то большая чёрная птица. Тени качнулись, зашелестели травы, и вот он уже остался один на берегу реки. Идти к Мелиан? Зачем? Лютиэнь уже далеко. Скорбящая добилась своего: она заставила сомневаться в правильности решения. Пусть прекрасная дева Дориата ищет свою дорогу, а он постарается помочь, если сумеет. На душе стало еще горше, Даэрон устало опустился на поваленное дерево. Длинные волосы скрыли лицо. Как же трудно ждать! Как же больно отпустить ту, что проросла в твоем сердце.