Часть 2
23 июля 2016 г. в 06:04
— Опасные иллюзии.
— Скоро узнаем, иллюзии или нет.
— Ага. Ценой твой жизни.
— Ещё не вечер.
— Ну ценой риска твоей жизнью.
Ты что не понимаешь, что это совершенно неприемлемый для меня способ?
— Спокойно, подруга. Ты слишком много тревожишься.
— Ты точно…
— Ненормальный?
Но для меня просто важно провести с тобой оставшиеся минуты.
Даже если бы ты в самом деле превратилась в чудовище.
Для меня такое наслаждение общаться с тобой, что я ни за что не откажусь от этих минут.
Тем более если риск, что они в самом деле последние.
И кстати, это даже интересный эксперимент.
Одно дело точно знать, что ты не способна творить зло.
И другое дело посмотреть, сколько в тебе останется доброты, когда ты превратишься в нежить.
— Последний раз прошу. Уйди.
— Последний раз прошу не просить. Об этом.
— Знаешь что. Ты так сейчас злишь меня, что и без вируса можно разозлиться.
— А может это начинает действовать вирус?
— Ага. Который называется «Паша».
Если бы вирусам давали названия, как видам, то он назывался бы «Павилис Гераскинис».
— Откуда ты вообще этот вирус взяла? Где ты подцепила эту дрянь?
— О, долгая история.
Вообще-то ДНК этого вируса есть в геноме каждого человека.
— Не понял. Это транспозон что ли?
— Да нет, обычно этот участок ДНК мирно спит.
Его вообще считали просто частью древних завалов нуклеотидных последовательностей, оставшихся от миллиардов лет эволюции.
Сателлитом и просто структурным элементом.
— А как оказалось, что он может стать вирусом?
— А вот так.
Оказалось, что он может выскакивать из генома и превращаться в вирусную частицу с оболочкой, если почитать кое-какие письмена.
— О, письмена. А какие?
— Ты что, думаешь, что я скажу тебе, какие это надписи?
— Да.
— А вот и нет.
Ни за что не скажу.
— Ты злая сегодня какая-то.
— А я и должна. На меня же действует вирус.
— Это не повод так фрустрировать мои потребности.
— Твои потребности в самоубийстве?
— Нет. Мои потребности в жажде познания.
— В твоём случае это одно и то же.
Твоя жажда познания принимает какие-то извращённые формы.
Вплоть до полного отсутствия инстинкта самосохранения.
— Алиска, но ты же знаешь, что в популяции должен быть небольшой процент отчаянных авантюристов, для которых любопытство важнее риска.
— Но у тебя это принимает какие-то гипертрофированные формы.
— Лучше скажи мне — ты успела выяснить, почему рестриктазы вырезают из генома именно этот фрагмент с вирусом?
Как это они так умудряются?
— Не успела.
Кстати, а сколько сейчас времени?
— Мы болтаем уже час двадцать.
— Да? А почему тогда…
— Почему ты меня пока не растерзала?
Может, потому что я прав насчёт твоей неподверженности злу?
— Или вирус пока не подействовал.
— А может ты только на меня не способна нападать?
Мол, рука не поднимается на лучшего друга и всё такое.
А кого-то другого давно убила бы?
— Вообще-то ты первый, кого мне сейчас хочется убить за то, что ты заставляешь меня страдать от дикого страха за тебя уже целый час.
А ещё раньше много раз.
— Да будет тебе накручивать себя.
Пошли уже отсюда.
— Никуда я не уйду.
Я опасна для общества. Для людей.
— А может тебе просто хочется подольше побыть наедине со мной?
— Ой всё. Отстань уже с неуместными версиями.
— А по-моему ты просто это самое.
— Что?
— Может, ты разочарована тем, что так и не превратилась в чудище?
В самом деле есть из-за чего расстроиться — все люди как люди, а Алиса не может даже в чудище превратиться.
Есть от чего развиться комплексу неполноценности.
Это-же какая ущербность организма получается.
— Ты не-ис-пра-вим, — устало вздохнула Алиса.
— И слава богу. Зачем меня исправлять, если я и так само совершенство?
— Как Мэри Поппинс?
— Нет, Мэри Попинс это у нас ты.
А я скорее как муж Мэри Поппинс.